— Кое-что? Это как-то связано с твоим богом? Ваэлин говорил, что твоя преданность Отцу беззаветна, но я до сих пор не слышала от тебя ни слова об этом.

Рива хотела было возмутиться, но тут же поняла, что это так и есть. Она никогда не говорила с Алорнис о Его любви, о радости, которую Он дарит ей, которая питает все её устремления. «Почему?» Ответ пришёл скорее, чем она сумела прогнать непрошеную мысль. «Потому, что тебе не нужна любовь Отца, когда ты рядом с ней».

«Грязная, забывшая Отца грешница!»

— Смотри, долина так широка, но братья с тобой, и ноша легка... — затянул во дворе новую балладу менестрель. Рива бросилась к окну, с трудом распахнула заевшие створки и заорала в темноту:

— Да заткнёшься ты или нет, никчёмный пьянчуга?!

Алюций замолчал, а толпа благодарно залопотала что-то неразборчивое.

— Завтра мы уезжаем, — мягко произнесла Алорнис.

— Я вас немного провожу. — Рива натянуто улыбнулась. — Твой брат должен сдержать обещание.

* * *

Король обеспечил их лошадьми и деньгами. Целым мешком денег, если начистоту. Часть монет Аль-Сорна вручил Риве.

— Священные искания — дело затратное, — сказал он с улыбкой.

Она сердито нахмурилась, но деньги взяла. И пока Ваэлин с Алорнис собирали вещи, ускользнула из замка. Избежать внимания толпы было несложно: пробраться коротким путём к реке, та затем пройти сто ярдов по берегу. Первым делом она купила себе на рынке новую одежду: отличный непромокаемый плащ и пару крепких сапог, точь-в-точь по ноге, причём сапожник сказал, что у неё ступни как у танцовщицы. По его кривой мине она заключила, что это не было комплиментом. Он же рассказал, как добраться до следующей цели. Однако глядел при этом подозрительно:

— И что же там понадобилось танцовщице?

— Ищу подарок для брата, — объяснила она, заплатив чуть больше, чем требовалось, чтобы избежать дальнейших расспросов.

Лавка оружейника располагалась в глубине двора, оттуда доносился звон молота, бьющего по стали. В лавке сидел старик, на удивление худой, хотя белые рубцы от ожогов говорили о том, что он и есть кузнец.

— Ваш брат владеет искусством меча, госпожа?

Риве претила его фальшивая любезность. Хотелось рявкнуть, что никакая она не госпожа. её акцент и одежда не могли вызывать в нём никакого уважения, причиной его вежливости был набитый кошель у неё на поясе.

— Вполне владеет, — ответила она. — Ему бы понравился ренфаэльский клинок, вроде тех, которые носят тяжеловооруженные всадники.

Кузнец учтиво кивнул, скрылся в задней части лавки и вернулся с очень простым на вид мечом. Грубая деревянная рукоять без оплётки, толстый железный эфес, наточенное лезвие в ярд длиной с тупым концом и никаких украшений: ни травления, ни узоров.

— У ренфаэльцев броня получается получше, — сказал кузнец. — А их мечи... Это скорее дубинки, чем клинки, если уж начистоту. Почему бы вам не присмотреть что-нибудь более дельное?

«Ага, и более дорогое, разумеется, — подумала Рива, жадно глядя на меч. — У Аль-Сорны такой же, а видел бы ты, что он им творит».

— Возможно, вы и правы, — кивнула она. — Понимаете, мой братец — довольно мелкий, где-то с меня ростом, по правде говоря...

— Ясно. Значит, обычный меч не подойдёт.

— Хотелось бы чего-нибудь полегче... Но очень прочный! Это возможно?

Кузнец задумался на мгновенье, потом жестом попросил её подождать и снова исчез. На сей раз он принёс деревянный ларец в ярд длиной.

— Возможно, этот будет как раз впору, — сказал он, откидывая крышку.

Там лежал изогнутый однолезвийный клинок шириной меньше дюйма и на пядь короче обычных азраэльских. Круглая бронзовая гарда была незнакомой формы, а рукоять, оплетённая кожей, позволяла держать оружие двумя руками.

— Это вы ковали? — спросила Рива.

— Увы, нет, — с сожалением улыбнулся кузнец. — Это оружие с Дальнего Запада, там и сталь куют по-иному. Видите узоры на лезвии?

Рива присмотрелась и заметила тёмные завитушки, идущие по всей длине клинка.

— Это какая-то надпись?

— Всего лишь узоры от ковки. Складывают металл, куют, затем снова складывают и так много раз, а потом охлаждают клинок в глине. Оружие получается лёгким, но прочным.

— Можно?.. — Рива прикоснулась к рукояти. Старик кивнул.

Она взяла меч, отступила на шаг от прилавка и проделала одну из комбинаций Аль-Сорны, последнюю, которой он её обучил, — для боя с несколькими противниками в ограниченном пространстве. Меч оказался лишь немногим тяжелее палки, с которой она тогда занималась, и был прекрасно сбалансирован. Рассекая воздух, он словно пел. Комбинация была короткой, но напряжённой, поскольку требовала серии ударов на пределе возможностей с двумя полными оборотами в конце.

— Здорово! — воскликнула Рива, подняв меч к свету. — Сколько вы просите?

Кузнец как-то странно взглянул на неё. Так обычно во время танца смотрели на Эллору мужчины.

— Так сколько? — повторила она с раздражением. Кузнец моргнул, улыбнулся и глухо ответил:

— Покажите всё это ещё раз, и я бесплатно добавлю ножны.

* * *

Вернувшись домой, она шла по двору и как раз застала Аль-Сорну, прощавшегося с менестрелем.

— Вы могли бы поехать с нами, — говорил он.

— Нет, милорд, — возражал Алюций, показушно кланяясь. — Перспектива одиночества, холодов и постоянных атак дикарей, причём в крайнем отдалении от виноградников... это все, конечно, прекрасно, но я, пожалуй, воздержусь. К тому же кого будет ненавидеть мой отец, если я уеду?

Мужчины пожали друг другу руки, Аль-Сорна забрался в седло, посмотрел на Риву и заметил за её спиной меч.

— Дорогой?

— Мне удалось сбить цену.

Ваэлин указал на серую кобылу, уже осёдланную и привязанную к столбу возле колодца. Священник занимался с Ривой верховой ездой, так что она отвязала лошадь, привычно легко вскочила в седло и подъехала сбоку к Аль-Сорне. Алорнис, едва сдерживая рыдания, обняла Алюция. В глазах у неё стояли слёзы, которые менестрель утирал, бормоча слова утешения.

— А ведь он её любит, верно? — потихоньку спросила Рива у Ваэлина. — Поэтому и таскался сюда каждый день.

— Как бы не так. Полагаю, король желал убедиться, что интересы моей сестры ограничиваются только искусством.

— То есть он — соглядатай?

— Был им. Его отец впал в немилость, так что не думаю, что у Алюция оставался другой выбор. Похоже, Мальций перенял от прежнего короля больше, чем мне думалось.

— И ты позволял ему приходить?

— Алюций — хороший человек, как и его брат.

— Пьяница и брехун!

— А ещё поэт и иногда — воин. В человеке может быть много всего намешано.

Среди зевак поднялся переполох. Гвардейцы угрожающе подняли алебарды: сквозь толпу ехал человек в чёрном плаще. Аль-Сорна в отчаянье застонал. Всадник остановился перед солдатами и что-то громко сказал повелительным тоном. Капитан энергично замотал головой и жестом приказал ему убираться прочь. Рива заметила, как напряглись гвардейцы, когда из толпы выступило несколько вооружённых человек в таких же чёрных плащах.

— Вот ты сейчас и встретишься с родственными душами, — буркнул Аль-Сорна, трогаясь с места.

Всадник был худ, если не тощ, впадины щёк темнели под глубоко посаженными глазами, тонкие волосы стального цвета коротко подстрижены. Он вежливо кивнул Аль-Сорне и уставился на него так пристально, словно хотел своим мрачным пронизывающим взором заглянуть в его душу. Тем временем гвардейцы и люди в чёрных плащах сверлили друг друга взглядами. За всем этим зачарованно наблюдала притихшая толпа.

— Брат, — произнёс всадник, — твоё благополучное возвращение вселило великую радость в моё сердце и в сердца всех Верующих.

— Аспект Тендрис, — коротко и сухо поздоровался Ваэлин.

— Я предупреждал, что ему здесь делать нечего, милорд, — подал голос капитан.

— Но почему он так сказал, брат? — спросил Тендрис. — Неужели ты захлопнешь двери перед своим братом по Вере?