Гудов начал рассказывать о своей сиротской судьбе, коммуне для беспризорников, как когда подрос стал в ней воспитателем.

— … три года назад я был чернорабочим, тачку с деталями на станкостроительном заводе имени Орджоникидзе по пролёту возил, а теперь фрезеровщик — стахановец, орденоносец, депутат Верховного Совета. За руку здороваюсь с лучшими людьми страны! Сам нарком машиностроения товарищ Брускин советуется со мной.

— Так ты фрезеровщик, — уцепился я за ключевое слово, — в газетах писали просто станочник, что девять норм в смену даёшь.

— Фрезеровщик! — расправил плечи Гудов, — нас часто с токарями по металлу путают, а напрасно! У токаря режущий инструмент стоит на месте — вращается заготовка, из которой он делает деталь. У нас же фрезеровщиков — всё наоборот: вращается сам режущий инструмент, а обрабатываемая деталь стоит на месте. Есть фрезы хвостовые, торцевые, угловые…

— А такие есть, чтобы разборными были, где режущая часть сменной была?

— Есть, сборная называется, — вопросительно смотрит на меня Иван, — ещё головки фрезерные бывают со сменными пластинами, а тебе, Алексей, зачем?

— Да вот замутили мы в КБ сплав стальной, хотим испытать его в деле.

— Лёшка! — телефонная трубка чуть не взорвалась от Гудовского баса через три часа после нашего разговора, — твоя сталь такая быстрорежущая, что я теперь не девять норм буду давать, а три раза по девять!

— Это ж сколько будет?

— Приезжай на завод, сам увидишь! — не обращает внимания на мой подкол Иван.

Но тогда встретиться нам не пришлось, снова нужно было ехать в Архангельск.

К проходной, как океанский лайнер, разгоняющий портовые судёнышки — «эмки», пришвартовался огромный правительственный «Бьюик».

«Надо ехать…. — мощная машина мягко трогается, — не хотелось бы, конечно, зная прохладное отношение ко мне Молотова, обсуждать вопрос со сплавом без поддержки, но делать нечего — Пересыпкина никто вообще слушать не станет. Куда направляемся? В Кремль? Нет, объезжаем его, едем к Охотному ряду, а… понятно, к зданию Совета Труда и Обороны. СТиО уже нет, дом числится за Совнаркомом».

На входе вохровец внимательно смотрит на меня — не узнаёт, шутка ли, потерял почти двадцать килограмм. Проходим в просторную комнату на втором этаже, где вижу Гудова и группу людей с ним, наверное, со станкостроительного завода, тоже странно глядящих в мою сторону.

— Что тут происходит? Я, как говорится, с корабля на бал.

— Заседание Экономического Совета, — осторожно пожимает мне руку Иван, с тревогой заглядывая в глаза, — Вознесенский председательствует.

«Живём! Как это я забыл: Сталин и Молотов всегда вместе выезжают из Москвы на отдых: один в Сочи, другой — в Ялту. На хозяйстве остаётся Киров».

Высокая, обитая кожей, дубовая дверь бесшумно открывается, из-за неё появляются красные, как из парной, люди в помятых костюмах, облегчённо вздыхают и торопятся к выходу. Подгоняемый референтами заместителя председателя Совнаркома, директор завода Ефремов формирует нашу колонну (мы с Гудовым впереди), под рассеянными взглядами наркомов и их заместителей, сидящих за столом для совещаний, рассаживаемся на стульях, расставленных у стены огромного кабинета.

— Что тут у нас? — хозяин кабинета, высоколобый молодой человек в чёрном костюме без галстука, заглядывает в записи, — завод имени Орджоникидзе, кто будет докладывать?

— Товарищ Гудов. — привстаёт с места директор.

— Не так сели, — сбоку от меня вырастает проворный референт, — прошу вас за стол, товарищ Чаганов.

— Стахановца, значит, заместо себя вперёд выставляете, — смеётся Вознесенский, — ладно, тогда позволю себе вопрос не по повестке: как вам, Иван Иванович, удаётся перевыполнять сменную норму в девять раз? В чём тут секрет?

— Директор у него видно ушлый, — пробурчал себе под нос, мой сосед справа, — небось нормы последний раз менял при царе горохе.

— Не стану говорить за всех, — Гудов, вышедший в центр комнаты, обиженно оглядывается на него, — наверное и такое случается, но отвечу за себя…

В мгновение ока на столе перед нами появляются чертежи, таблицы и даже набор фрез. Подрагивающим иногда от обиды голосом Иван начинает подробно объяснять свой метод: одновременная работа сразу несколькими фрезами, внедрение поворотного столика, на котором во время обработки одной детали идёт установка другой, использование для резки прямого и обратного хода фрезы.

— Да эти ваши рекорды только мешают ритмичной работе предприятия, — заводится мой сосед, — ну выполните вы за смену план по одной детали на полгода вперёд и что толку?

— Позвольте, — встаёт со стула технический директор завода, — а почему о том, как спланировать работу цеха или завода должен думать рабочий у станка? Мы, инженеры, должно товарищу Гудову в ножки поклониться, он показал нам, что нормы и технологические карты, что мы получили от иностранцев вместе со станками — отсталые, составленные ими специально для русских, они на двадцать процентов ниже, чем для немцев. Что скорости резания в разы ниже, чем способен выдать станок.

— Нельзя превращать завод в исследовательскую лабораторию! — почти кричит оппонент.

— А без этого завода нет! — не сдаётся тех директор.

— Позвольте мне, — вступает в разговор, молчавший до сих пор нарком машиностроения Брускин, грузный лысоватый человек лет сорока, — я внимательно изучил технологию, предложенную товарищем Гудовым. Придумано вё просто отлично, но это не для них… Это вот, например, для Харьковского тракторного хорошо бы подошло. Затраты на такие приспособления могут быть оправданы при массовом производстве, но не в станкостроении.

— Я смотрю вы, Александр Давидович, — лицо Вознесенского темнеет, — себя от завода своего наркомата отделять начали, «не для них»… Так и остались директором ХТЗ? А известно ли вам сколько металлорежущих станков выпускается в СССР в год?

— Пятьдесят пять тысяч триста станков, — быстро с вызовом отвечает Брускин, — могу привести данные по каждому типу, а их более двухсот, а…

«Похвально, хорошая память, но… начальство не любит таких дерзких».

— Продолжайте, товарищ Гудов, — Вознесенский перебивает наркома.

— Мы в нашем цеху создали бригаду из инженерно-технических работников и стахановцев. Руководство завода поставило перед нами задачу добиться стахановской производительности всем цехом, а не отдельными работниками. Самым главным в плане нашей бригады было: пересмотр техпроцессов изготовления деталей, совмещение операций, установление наиболее оптимальных режимов резания, перенесение обработки отдельных деталей на полуавтоматы и автоматы…

— Ну и что же? — подбадривает его зампред Совнаркома.

— … в прошлом месяце наш цех выдал сто шестьдесят процентов плана.

— Вот! — Вознесенский испепеляет взглядом своего оппонента, — простой рабочий понимает больше своего наркома. Стыдитесь, Брускин.

Нарком вспыхивает, его массивный раздвоённый подбородок затрясся от возмущения.

— Разрешите мне задать вопрос? — разряжаю я взрывоопасную обстановку, — так как показали себя наши фрезы?

— Отлично показали! — поднимает большой палец Иван, — с ними мне удалось отработать всю смену на наивысшей для моего станка скорости резания сто метров в минуту. И это при нормальной скорости двадцать метров в минуту! Жаль только, что мало их.

— Надо скорее наладить их производство, товарищ Чаганов! — Вознесенский переключается на меня, — легко сказать, пятикратный рост производительности! Что для этого нужно?

«Отличный вопрос».

— А мы, Николай Алексеевич, уже направили наши предложения по этому поводу на имя Председателя Совнаркома…

— Разыщите немедленно, — командует он референту, — не могли бы вы, товарищ Чаганов, вкратце описать основные пункты?

«Легко, тем более что я сам принимал непосредственное участие в его составлении, под руководством профессора Сажина».

— Если кратко, то для того чтобы насытить наши заводы, этими чудо-резцами и чудо-фрезами, а также снабдить артиллерийские снаряды чудо — бронебойными сердечниками, способными пробивать любую сталь, — поджарый комдив, сидящий неподалёку, навострил уши, — необходимо в кратчайшие сроки расширить производство двух существующих магниевых заводов в Запорожье и Соликамске, а также построить третий — в Березниках. В Березниках также надо построить тепловую электростанцию. В каждом из этих заводов будут построены цеха по переработке ильменита, сырья для производства титана. Это всё.