– За что это вдруг?! – поразился Логмир.
– По подозрению в шпионаже и незаконном пересечении границы. Поднимайся и следуй за мной.
– Ну надо же… – обиделся герой, не двигаясь с места. – А почему ты вчера был такой добрый и веселый, а сегодня такой злой и мрачный?
– Вчера я пьяный был.
Логмир грустно вздохнул, неохотно поднимаясь на ноги. Руки привычно потянулись к Рарогу и Флейму, но… на месте их не обнаружили.
– Это ищешь? – указал на катаны в руках ординарца поручик. – Твои сабли были конфискованы еще вчера вечером.
Он благоразумно умолчал о том, что конфисковали их не его люди, а трактирщик Фоллихани. Не стоит трепаться о том, что весь взвод вчера был пьян в сосиску и любой враг Серой Земли – да вот хоть этот краснокожий шпион! – запросто мог их разоружить и повязать.
Хорошо, что среди ларийцев есть такие достойные люди, как этот трактирщик. Вот благодаря им в Ларии постепенно и налаживается нормальная жизнь. При новом, единственно правильном режиме всеобщей свободы, справедливости и магократии.
Шеи Логмира коснулась офицерская шпага. Тот чуть скосил глаза и медленно проговорил:
– Скажи мне только одно – насчет девушки и кентавра ты вчера говорил правду, или как?
– Я ни слова не помню из того, что говорил вчера, – мрачно признался поручик.
– Ну, тогда извини… – сожалеючи мотнул головой Логмир.
В комнате словно сверкнула вспышка молнии. Рука со шпагой дернулась – но на месте закатонца уже зияет пустота. Сотая доля секунды – и враг уже переместился за спину поручика, нанося резкий удар локтем в шею. Серый сдавленно хрюкнул и согнулся, роняя клинок.
Мушкетеры подались назад. Из ножен потянулись шпаги. У серых их носят все рядовые – в дополнение к основному оружию.
Но ни одна шпага не успела покинуть ножны. Из комнаты вынесся настоящий буран в человечьем обличье. Логмир двигался так быстро и пронырливо, что его даже не успевали увидеть.
Удар коленом в живот ординарцу – и тот скрючивается, не успевая даже сообразить, что происходит. Толчок в грудь ближайшему солдату, чтобы не мешался, резкое крученое движение – и в руках Логмира вновь бессменные катаны.
Рарог и Флейм заработали с частотой комариных крыльев. Фшшуууууухххх!.. и сразу шестеро мушкетеров валятся распаханными надвое. Человек-молния мелькает то там, то здесь, с кривой усмешкой полосуя серокожих одного за другим.
Через полминуты Логмир удовлетворенно замер, окидывая побоище взглядом. Плечо саднит – один из мушкетеров все же сумел его задеть. Слишком уж тесно, совершенно нет пространства для маневров.
Но в итоге он, как обычно, вышел победителем. Две с лишним дюжины мертвых и тяжелораненых.
– Ничего так получилось, – сладко потянулся Логмир. – Неплохая гимнастика с утра…
– Единый Дух, спаси и сохрани!.. – в ужасе возопил трактирщик Фоллихани, поднявшийся на шум. – Какой ужас, зеньор, что же вы наделали?!
– Да ну, чего я-то… – скромно потупился Логмир. – На кой хаб лезли-то, спрашивается? Я бы их первым не трогал, мамой клянусь!
– Но они мертвы, они все мертвы!!! – заревел раненым уррогом Фоллихани. – Что же мне теперь делать?!
– Что делать, что делать… Похорони их. А то вонять начнут.
Моав Ехидна зевнула, закрываясь ладонью от бьющего в глаза солнца. Опять не удалось как следует выспаться – ночью привели очередного заключенного, а тот оказался до жути шумным. Распевал песни, горланил что-то на дикой смеси рокушского и альберийского…
Хорошо хоть, под утро утихомирился. Теперь наконец-то можно вздремнуть – все равно больше заняться нечем.
В дверях зазвенели ключи. Пожилой капрал внес поднос и добродушно пробасил:
– Ваш завтрак, зеньора колдунья. Яйцо с двойным желтком, гляньте-ка!..
– Спасибо, Манрыкан, – приветливо улыбнулась тюремщику Моав.
Учитывая заслуги перед короной, камеру ей предоставили весьма комфортабельную. Кормят тоже очень неплохо. Но выпускать пока что и не думают. Снятие ошейника тоже не обсуждается. Как бы там ни обернулось, она по-прежнему пленная серая колдунья, оранжевый плащ.
Вот когда война закончится – тогда и решат, что с ней делать.
– Что это за соседа вы мне подсадили, Манрыкан? – вежливо спросила Моав.
– Шумел?.. – сочувственно почесал в затылке капрал. – Ну, если меня спросить, этот у нас долго не задержится…
– Почему? Он разве не политический?
– Политический, потому и здесь. Вроде бы короля прилюдно поносил, да еще королевскую статую, звиняйте за выражение, обосцал. Только если меня спросить, этого парня в клинику надо, а не к нам.
– Да, шумит он сильно… – согласилась Моав.
– Не иначе скоро переведут, – сказал Манрыкан. – Еще и покалечен бедолага – ступня от лодыжки деревянная, пол-уха в драке откусили…
Моав Ехидна рассеянно покивала. Дверь закрылась, и колдунья осталась наедине со своим завтраком. Омлет из двух яиц, свежая ветчина, еще теплый хлеб… Даже и не скажешь, что в тюрьме.
Минуточку… Деревянная ступня?.. Пол-уха и деревянная ступня?.. Почему ей это кажется таким знакомым?..
Вилка замерла в воздухе. Моав резко вскочила и забарабанила в дверь.
– Манрыкан!!! – истошно вопила она. – Кто-нибудь!!! Откройте, откройте, выпустите!..
Сзади послышался слабый смешок.
– Выпустите… меня… – прошептала Моав, поворачиваясь к звуку.
На стене засветилось белое пятно. И из этого пятна высунулся низенький, необычайно бледный человечек.
На правой ноге вместо лодыжки и ступни – деревяшка. На тыльной стороне ладоней – что-то вроде губных гармошек. Искривленный в усмешке рот демонстрирует клыки – очень длинные и острые клыки…
– Дзецар Киллер… – сглотнула Моав, оседая на пол.
– Моав Ехидна, – тоже узнал ее Дзецар. – Значит, Хог дал верные сведения…
Жуткий колдун-полукровка осклабился, поднимая руку. Кровь отца-Злыдня даровала ему оттенок кожи и волос, позволяющие при необходимости выдавать себя за рокушца без всякой маскировки.
Благодаря этому он и сумел стать одним из особо доверенных агентов Турсеи Росомахи…
«Губная гармошка» тихо щелкнула, и Моав вздрогнула, опуская глаза. Грудь пронзило сразу тремя крохотными шариками. Уже этого достаточно, чтобы убить кого угодно, а тут еще колдовской холод, расходящийся по телу…