— Он возьмет «Ветер духов», — произнесла Сканга не терпящим возражений тоном. — И Бирга будет сопровождать его. Она выяснит, как готовятся к битве в Филангане.

Бирга считалась приемной дочерью Сканги, и она пользовалась почти столь же дурной славой, как и шаманка. Бирга была настолько страшна, что говорили, будто бы ее не касался ни один мужчина. И это при том, что некоторые воины спаривались с пустыми стволами деревьев, чтобы избавиться от лишних соков.

При мысли, что эта карга постоянно будет находиться рядом с ним, Оргрима пробрала дрожь.

Олловейн ступил в ослепительную белизну. Обтянутая тканью дверь мягко закрылась за ним. Покой, отведенный ему в скальном замке, смущал зрение. Все здесь было белым. Стены, большое ложе. Даже янтарины, встроенные в стену, испускали белый свет. Они были расположены настолько умело, что не отбрасывали тени.

В комнате не было углов. Стены мягко переходили в потолок. Кровать была овальной. Даже дверь, через которую вошел Олловейн, была округлой. Молочно-белый свет способствовал тому, что контуры казались размытыми.

Мастер меча услышал равномерный плеск воды. Устало огляделся. Его покои были обширны, и обстановка, очевидно, была создана с целью смутить органы чувств. Олловейн отстегнул перевязь и положил ее на кровать. Затем внимательно осмотрелся. Прошло некоторое время, прежде чем он сумел отыскать белую занавеску в стенной нише. За ней находилась ванная. Эта комната тоже была полностью выдержана в белом цвете. На воде плавали цветки лотосов и лепестки роз. Бассейн был встроен в скалу и казался не очень глубоким. Белесый пар поднимался от воды, мягко касаясь лица Олловейна. Дно бассейна было неровным. Рядом с бассейном стоял низкий мраморный массажный столик. Обитое кожей овальное отверстие словно приглашало положить в него голову. Влажный теплый воздух в ванной был наполнен ароматом экзотических цветов. Запах вызывал лень и сонливость.

Олловейн вернулся к ложу. Он стянул с себя грубую одежду, подаренную ему Альфадасом, и вытянулся на одеяле из шкур снежного зайца. Шкуры приятно ласкали кожу.

После встречи в павильоне Ландоран настоял на том, чтобы они предстали перед советом старейшин. Все согласились без экивоков, когда речь зашла о том, чтобы передать Линдвин командование над Филанганом. Этот избыток доверия был совсем не в духе его народа, подумалось Олловейну. Никогда прежде они не подчинялись никому. На протяжении столетий они отказывались от посещения Праздника Огней, чтобы избирать Эмерелль королевой. А теперь склоняются перед мнимым приказом правительницы. Что-то здесь не так!

Даже о том, чтобы терпеть в городе небольшое войско людей в качестве союзников в войне против троллей, полемизировали недолго. Во время споров речь шла в основном о мелочах, вроде того что едят люди и можно ли изготовить достаточно амулетов для того, чтобы защитить их от смертоносного холода Снайвамарка. Впрочем, Ландоран категорически отказался от того, чтобы фьордландцы пришли в Филанган через звезду альвов в Небесном зале. Он хотел, чтобы они воспользовались вратами, находящимися на расстоянии примерно трех сотен миль, на склонах гор Сланга. Там их должен был встретить небольшой отряд эльфов и проводить на ледяную равнину, откуда они помчатся в Филанган. Ландоран пояснил, что разумнее, чтобы люди сначала увидели немногих эльфов и успели к ним привыкнуть. А еще гости должны познакомиться с землей, на которой придется сражаться. Также предстояло попытаться объединить их с кентаврами еще на ледяной равнине. Все звучало разумно, однако Олловейна не оставляло чувство, что князь просто ищет предлоги как можно дольше держать людей вдали от Филангана.

И весь придворный совет льстил Линдвин. Ей то и дело приходилось демонстрировать камень альвов. Трижды или четырежды ей пришлось рассказать выдуманную историю о том, как Эмерелль вручила ей камень. Неужели все ослепли? Или они доверяют Линдвин потому, что она пришла с ним, честным воином? Мысли Олловейна то и дело возвращались к этим вопросам.

Что-то надавило ему на виски. Он уснул. Руки нежно коснулись его щек, скользнули на шею и начали разминать напряженные мышцы.

Олловейн открыл глаза. Над ним склонилось бледное женское лицо. Радужка глаз была красной, словно кровь. Белоснежные волосы были гладко зачесаны назад. Кожа тоже была безупречно белой, не считая тонких проглядывающих голубых вен. Эту эльфийку Олловейн никогда прежде не видел.

— Кто ты?

— Люсилла, из народа нормирга, — спокойно ответила девушка, продолжая массировать ему шею.

Может быть, он видит сон? Олловейн неуверенно огляделся по сторонам. Белая комната была словно создана для него. Слишком совершенна, чтобы быть реальной… Хотя… Ландоран, наверное, еще помнит, с каким ожесточением Олловейн, будучи ребенком, поклонялся белому цвету. Некоторое время он даже ел только белую пищу.

Олловейн напряг мышцы шеи, чтобы лучше видеть стоявшую позади него Люсиллу. На ней было узкое белоснежное холщовое платье. Он не сдержал улыбки. Это сон!

— Значит, ты хочешь посмотреть на меня. Не поворачивайся! Скажи что-нибудь!

Люсилла подошла к его кровати сбоку. Ее руки приятно коснулись его груди. Она ненадолго сжала его соски между большим и указательным пальцами. Приятная волна захлестнула Олловейна. Ее руки уже коснулись его шеи. Неужели все же не сон?

— Кто послал тебя?

— Никто. Они рассказали о тебе, Олловейн. Но меня никто не посылал. — Ее руки коснулись его глаз. — Не смотри на меня. Ни на что не смотри! Просто чувствуй. Пока твои глаза открыты, ты не можешь быть свободным.

Олловейн нерешительно повиновался. Руки Люсиллы снова скользнули на его шею. Они были сильны. На правой ладони мастер меча почувствовал мозоли. Кожа на левой руке была мягкой. Он знал, что это означает. Он знал только одно занятие, от которого мозоли появляются только на правой руке. Олловейн открыл глаза и хотел было сесть, но Люсилла прижала его к постели.

— Ты воин, не так ли? Мечница.

Она рассмеялась.

— Я не осмелилась бы так себя назвать. В бою на мечах я всего лишь ученица. В том, что я делаю сейчас, я лучше, по крайней мере тогда, когда мои указания выполняют.

— Почему я должен закрывать глаза? — недоверчиво спросил Олловейн.

— Тогда ты сможешь расслабиться. И даже самые вежливые лгуны не могут слишком долго смотреть мне в лицо. Мои глаза… Они беспокоят. Говорить что-либо другое было бы вежливой нелепостью.

Она была права. Темно-красная радужка ее глаз выглядела жутко. Ее взгляд был пристальным, оценивающим… чувственным?

— Зачем ты это делаешь?

Ее пальцы коснулись его губ.

— Не спрашивай. Хочешь пережить удивительное? Один-два совершенных часа? Тогда не спрашивай.

— Но…

— Доверься мне. Слова разрушают красоту мгновения. — Она взяла его за руку. — Вставай. Идем со мной.

Люсилла направилась в ванную комнату. На полу стояли хрустальные бутылочки, которых миг назад еще не было. Во влажном воздухе по-прежнему витал упоительный чужой аромат.

Она указала на каменную скамью.

— Ложись туда. Тебе понравится.

Олловейн повиновался. Ему было любопытно. Никогда прежде ему не доводилось встречаться ни с кем, кто был бы подобен Люсилле.

Камень мраморного стола был на удивление теплым. Мастер меча устроился на кожаной обивке. Что-то маслянистое капнуло на спину. Затем Олловейн снова ощутил руки Люсиллы. Сильные и нежные. Она умело массировала напряженные мышцы шеи и спины. Ее руки скользили вниз. Она наклонилась. Тело девушки коснулось его. На ней больше не было платья!

— Перевернись, — мягко прошептала она.

Прядь ее волос выбилась из прически и упала на плечо. У Люсиллы были маленькие груди, как у воительницы. Мышцы правой руки были выражены сильнее. Что он делает? Он смотрит на нее глазами учителя боя на мечах.

Люсилла вновь наклонилась вперед. Она подняла пояс платья.