Самоубийство!

Кеннет был сражен наповал.

– Я слышал, что Элен была утонченной, чувствительной натурой, но чтобы покончить с собой?

Ребекка посмотрела на Кеннета с горьким удовлетворением и снова принялась ходить по комнате.

– Мама всегда была живой и веселой, но только самые близкие люди знали, что она подвержена частым приступам тоски. Самым худшим временем для нее была зима. Когда на улице было особенно пасмурно, она днями не вылезала из постели и плакала. Мы с папой не знали что и делать. Мы оба боялись, что, если приступы тоски затянут ее надолго, она не выдержит и покончит с собой. Ее могло излечить только время. С наступлением светлых дней ее настроение улучшалось. Лето было для нас любимым временем года.

– И однако она умерла в самый разгар лета. – Кеннет нахмурился. – Она раньше никогда не пыталась покончить с собой?

– Я… я не уверена. Были случаи, когда она нас пугала. – Ребекка с трудом перевела дыхание. – Однажды в Рэйвенсбеке, когда мы все трое гуляли, она с каким-то странным выражением посмотрела вокруг себя и сказала, что нет ничего проще, чем спрыгнуть с обрыва.

– Возможно, вы неправильно истолковали ее слова, вложили в них другой смысл? У меня у самого возникают такие же мысли, когда я стою на вершине горы или на крыше высокого дома, но это вовсе не значит, что я хочу покончить с собой.

– Согласна, что ее слова могли быть навеяны настроением, но ведь именно так она и покончила с собой, – резко возразила Ребекка.

– Но почему вы так уверены в ее самоубийстве? У нее в это время было плохое настроение?

– Нет, она выглядела счастливой, но ее настроение быстро менялось. – Почувствовав озноб, Ребекка снова подошла к камину. – Если у нее был внезапный приступ меланхолии, она вполне могла… свести счеты с жизнью.

– Возможно, – согласился Кеннет, – но это только предположение. Вы же сами сказали, что у нее в тот день было прекрасное настроение.

Ребекка молчала, не зная, стоит ли продолжать разговор о гибели матери. Ей было нестерпимо больно обсуждать это с Кеннетом, но, с другой стороны, она должна убедить его в невиновности отца. Может, лучше, чтобы он докопался до истины и оставил наконец их в покое?

– У меня есть одно несомненное свидетельство ее добровольного ухода из жизни, – сказала она наконец. – Я о нем никому не рассказывала, даже отцу.

Она подошла к столу и вытащила из ящика золотое кольцо.

– Вам когда-нибудь приходилось видеть такие кольца? Два или несколько отдельных колец подходят по форме друг другу и образуют одно целое кольцо. Я где-то читала, что в средние века мужчина и женщина в залог любви и союза обменивались такими кольцами, которые в день свадьбы соединялись и становились обручальным кольцом.

Ребекка протянула кольцо Кеннету.

– Это кольцо очень старинное. Папа увидел его в антикварной лавке и приобрел из простого любопытства. Когда они с мамой сбежали, он подарил его ей. В день свадьбы он надел ей на палец настоящее обручальное кольцо, но мама продолжала носить и это, связанное с романтическими воспоминаниями. Когда я была маленькой, то очень любила играть с этим кольцом.

Кеннет с любопытством рассматривал кольцо, которое представляло из себя пожатие двух рук: одной большой – похожей на мужскую, второй – более изящной и маленькой, похожей на женскую. Ребекка внимательно наблюдала за выражением лица Кеннета: сумеет ли он понять, что странного в этом кольце.

– Эти кольца не совпадают друг с другом, – сказал он. – Между ними есть зазор.

Кеннет оказался наблюдательным – не напрасно он долгое время служил в разведке.

– Здесь было еще третье кольцо, – сказала Ребекка. – Когда руки разжимались, внизу было видно сердце. – Ребекка разъединила кольца: сердца там не было. – Когда тело матери принесли домой, это кольцо было зажато у нее в руке. Оно было каким-то разболтанным. Только позже я поняла, что там не хватает третьего кольца – сердца.

Кеннет недоуменно посмотрел на золотую вещицу.

– И вы решили, что таким образом она сообщает вам, что жить не стоит, так как сердце ее разбито?

Ребекка в очередной раз была поражена его молниеносной сообразительностью.

– Вот именно, – сказала она. – Мама никогда не снимала этого кольца, но перед смертью сняла его и выбросила сердце.

– Работа в разведке приучила меня сопоставлять детали и делать выводы. Из того, что вы мне рассказали, я не могу сделать заключение о самоубийстве вашей матери.

– Но ведь вы сами отрицали возможность несчастного случая.

– Нетрудно догадаться, что она не оставила предсмертного письма, которое пролило бы свет на ее добровольный уход из жизни. А если письма нет, то зачем ей таким странным образом давать вам понять, что она устала от жизни? Вы нашли это потерянное сердце?

– Нет, хотя и искала, – сказала Ребекка, стараясь отогнать от себя воспоминание, насколько сама была близка к смерти, когда искала это сердце. – Я боялась, что отец спросит меня о кольце, а когда увидит, что там отсутствует одно звено, то придет к тому же выводу, что и я. Мне не хотелось, чтобы он страдал еще больше. К счастью, он никогда не вспоминал о кольце.

Кеннет соединил два золотых колечка вместе.

– Предположим, что это не самоубийство и не несчастный случай. Отбросив и то и другое, можно сделать вывод о наличии преступления.

– Только не отец! – закричала Ребекка.

– С этим можно согласиться. Только ненормальный может сунуть в руку вашей матери кольцо с сердцем, давая тем самым понять, что ее сердце разбито. Я еще могу себе представить, что сэр Энтони может ударить человека, попавшегося ему под горячую руку, но чтобы так спокойно он снял кольцо с пальца своей жены, сломал его, вложил два звена ей в руку, затем столкнул ее с обрыва – такое не укладывается в моей голове.

Ребекке было неприятно слушать хладнокровные рассуждения Кеннета.

– Вы пытаетесь найти логику там, где ее вообще нет, – сказала она. – Нет никаких свидетельств убийства, поэтому можно говорить только о несчастном случае или самоубийстве.

– Свидетельств предостаточно. Например, следы борьбы на поляне перед обрывом. Это полностью исключает самоубийство, а отсутствие звена с сердцем отрицает предположение о несчастном случае.