Кеннет выругался про себя и, обняв Ребекку за плечи, привлек ее к себе.

– Дело не в том, нравишься ты мне или нет. У меня есть определенные обязательства, от которых зависит моя судьба. Может, потом ты меня и видеть не захочешь, разве что только на плахе с отрубленной головой.

Ребекка живо представила себе, как ей подают голову Кеннета на серебряном блюде. Даже в такой ситуации воображение художника не изменило ей.

– Не понимаю, – сказала она.

Кеннет положил голову ей на грудь.

– Тебе и не надо понимать. Я не хочу это обсуждать.

Ребекка слушала биение его сердца и не могла оправиться от удивления. Что за обязательства у него могут быть? Возможно, это связано с денежными затруднениями, которые ему достались в наследство?

– Что бы ни случилось, в этом не будет твоей вины, – сказала она. – Это я соблазнила тебя, и, как бы мне ни было плохо, я никогда не буду винить тебя и никогда ни о чем не пожалею.

– И я тоже, Рыжик, – ответил Кеннет, вздохнув. – И я тоже.

На следующий день Ребекка поняла, как хорошо грешить с мужчиной, который живет с тобой под одной крышей, особенно в доме, полном сумасбродных художников, думающих только о себе, – никто ничего не заметил.

Конечно, она и Кеннет знали о своем грехе, и утром, за завтраком, оба были скованны. Ребекка разрывалась между двумя желаниями: извиниться за свой вчерашний поступок или снова сорвать с себя одежду и броситься в его объятия.

Трудно сказать, что при этом думал Кеннет, но он явно испытывал неловкость в ее присутствии. Зная, что им обоим будет еще труднее остаться наедине, Ребекка отменила сеанс, сославшись на подготовительную работу, и объявила, что он может не приходить. Ей показалось, Кеннет обрадовался такому решению.

Затем, следуя мудрой пословице «лучше поздно, чем никогда», Ребекка пригласила к себе Лавинию на чашку чая с намерением выпытать у подруги все женские премудрости. Молодая женщина была совершенно беззащитна перед нежелательной беременностью.

Приняв ее просьбу как естественную для женщины накануне замужества, Лавиния со знанием дела описала некоторые способы. Она даже обещала прислать несколько кусочков губки, которую можно, смочив в уксусе, вставлять внутрь. «Не то чтобы я не доверяла твоему будущему мужу, – сказала она, – но когда мужчина возбужден, он забывает о простейших вещах. Лучше, чтобы женщина заботилась о своей безопасности сама».

Ребекка не стала рассказывать Лавинии, что ее замужество пока что под вопросом. Это никого, кроме нее и Кеннета, не касается. Однако знания, полученные от своей наставницы, очень воодушевили Ребекку. В следующий раз, когда ей удастся снова затащить Кеннета в постель, он не будет так волноваться.

Кеннет оказался прав. Раньше она не понимала разницы между девственницей и женщиной, вкусившей запретного плода. Если раньше ее просто тянуло к Кеннету, то сейчас ее тело помнило его. Сейчас она хорошо понимала, как страсть может отравлять тело и душу, когда не существует ничего на свете, кроме мужчины, с которым ты была близка; как огонь желания наполняет тебя и от одного воспоминания кровь закипает в жилах.

Да, сейчас она знает, чего хочет, и жаждет повторения того, что было.

Но самое главное, она хочет не просто утоления жажды. Она хочет Кеннета и только его.

Три дня спустя после появления в газетах объявления о помолвке Ребекка поняла, что не может дальше работать над портретом корсара без своей модели. Придется просить Кеннета позировать и стараться подальше держать от него руки, что будет, несомненно, трудно. Смотреть на него и запрещать себе даже думать о нем – что может быть хуже? Опять ей придется бороться с приступами желания.

Ребекка сидела, задумавшись, перед портретом корсара, когда раздался стук в дверь. Вошел Минтон, дворецкий. В его руках был серебряный поднос, а на подносе визитная карточка.

– Зачем ты принес это мне? Тебе хорошо известно, что я никогда никого не принимаю.

Минтон многозначительно посмотрел на нее.

– Я подумал, что, может, на этот раз вы сделаете исключение, мисс.

Ребекка взяла карточку, и брови поползли вверх от удивления. На карточке было написано: «Достопочтенная Элизабет Уилдинг».

– Это молодая леди, Минтон?

– Да, мисс, и с ней джентльмен с военной выправкой.

Вне всякого сомнения, это была сестра Кеннета, приехавшая с визитом вежливости по случаю их помолвки, а она даже не знала, что девушка в Лондоне. И Кеннета, как назло, нет дома. Придется принять ее и строить из себя счастливую невесту.

– Скажи мисс Уилдинг, что я сейчас спущусь.

Ребекка забежала к себе в комнату, причесалась и накинула на плечи красивую индийскую шаль, которая скрашивала ее скромное платье. Наказав Минтону немедленно прислать к ним Кеннета, когда он вернется, она тихонько вошла в гостиную.

Гости любовались одной из картин сэра Энтони и при ее появлении оба сразу повернулись. У мужчины было красивое лицо и светлые волосы, но глаза выдавали в нем много повидавшего, несмотря на молодость, человека. Военная выправка и покалеченная рука наводили на мысль, что он побывал на войне.

Девушка рядом с ним была изящной и хорошенькой, с приятным лицом и такими же проницательными, как у Кеннета, серыми глазами. Опираясь на трость, она двинулась навстречу Ребекке.

– Мисс Ситон? – спросила она нерешительно. – Я Бет Уилдинг, сестра Кеннета.

Почувствовав в ней родственную душу, Ребекка поспешила к ней и протянула руку.

– Очень рада, что мне представился случай познакомиться с вами, мисс Уилдинг. Кеннет говорил, что вы в Бедфордшире.

– Мы с вами скоро станем сестрами, поэтому называйте меня просто Бет. Когда я прочла объявление в газетах, то сразу же приехала в Лондон, чтобы поздравить вас и сказать, что с радостью принимаю вас в нашу семью. – Она бросила взгляд на своего сопровождающего. – И мы… мы хотели бы поговорить с Кеннетом об одном деле. Резрешите представить вам моего друга лейтенанта Джека Дэвидсона. Он служил с Кеннетом в одном полку.

Дэвидсон учтиво поклонился.

– Рад познакомиться с вами, мисс Ситон. Примите мои самые искренние поздравления по случаю вашей помолвки.