У него перехватывает дыхание, а в глазах дикая надежда борется с полным отрицанием.

И хотя следующие слова мне стоят пол жизни и тошнота подступает к горлу, только подумаю об этом, я знаю, что сказать их необходимо. Так будет правильно. И кому от этого хуже? Меня все равно здесь не будет, а Сабина заслужила кисочек счастья. Мистер Муньос — человек довольно безобидный, если не считать того, что он носит трусы с изображением «Роллинг Стоунз», увлекается песнями Брюса Спрингстона и задвинут на эпохе Возрождения. Да и не будет у них ничего серьезного, раз я видела ее вместе с красавцем, что работает в том же здании…

— Ее зовут Сабина, — говорю я, пока не успела передумать. Вижу недоумение в его глазах и поясняю: — Помните ту миниатюрную блондинку из кафе «Старбакс»? Которая пролила на вас кофе с молоком? О которой вы все время думаете?

Мистер Муньос явно лишился дара речи. Оно и к лучшему! Я хватаю сумку и бросаюсь к двери. У порога оглядываюсь через плечо.

— Вы подойдите к ней, не бойтесь! Увидите, она хорошая.

Я почти уверена, что Роман дожидается меня в коридоре все с тем же злорадным огоньком в глазах — но нет, его не видно. И выйдя во двор, я понимаю, почему.

Он демонстрирует свое искусство. Управляет толпой школьников: их мыслями и действиями, словно дирижер, или кукловод, или дрессировщик в цирке. Какая-то мысль начинает оформляться у меня в голове… И тут я вижу ЕГО.

Деймена.

Любовь всех моих жизней, спотыкаясь, идет к столу. Он еле держится на ногах, весь такой измученный и растерзанный, что становится ясно: болезнь прогрессирует до ужаса быстро. Времени почти совсем не осталось.

А когда Стейша, обернувшись, корчит гримаску и шипит: «Лууузер!», — я с изумлением понимаю, что это слово адресовано не мне.

Оно адресовано Деймену.

В следующую секунду его подхватывает вся школа. Как раньше все дружно потешались надо мной, так сейчас насмехаются над ним.

Даже Майлз и Хейвен включились в общий хор. Я бросаюсь к Деймену. Какая у него влажная и холодная кожа, высокие скулы пугающе заострились, а глубокие темные глаза, когда-то дарившие мне тепло, воспалились и слезятся, едва в состоянии сфокусировать взгляд. И хотя губы у него пересохли и потрескались, мне все равно хочется прижаться к ним губами. Потому что, как бы он ни выглядел, как бы ни изменился, все равно это Деймен. Мой Деймен. Молодой или старый, здоровый или больной, он мне дороже всех на свете. Кроме него я никогда никого не любила, и ни Роман, ни кто-нибудь другой не могут этого изменить.

— Эй, — шепчу я, голос срывается, а глаза полны слез.

Отгораживаюсь от издевательских воплей, сосредоточившись на одном только Деймене. Пока я занималась другими делами, с ним вон что происходило… Ненавижу себя! Он бы никогда не допустил, чтобы со мной случилось такое.

Деймен оборачивается, и в его глазах мелькает узнавание — всего на миг, и пропадает так быстро, что я уверена, мне просто почудилось.

— Пойдем отсюда! — Я тяну его за рукав. — Давай сбежим с уроков?

Я улыбаюсь, надеясь напомнить ему наш пятничный обычай. Мы уже приближаемся к воротам, когда на пути появляется Роман.

— И не лень тебе? — спрашивает он, скрестив руки на груди и наклонив голову к плечу, так что становится видно, как изображение уробороса то проступает, то исчезает опять.

Сжав руку Деймена, прищуриваю глаза. Роман меня не остановит!

— Серьезно, Эвер, зачем ты с ним возишься? Он старый, слабый, практически развалина! Увы, похоже, что он ненадолго задержится на этом свете. Неужели ты станешь тратить свою юность и свежесть на этого динозавра?

Он смотрит на меня, блестя синими глазами, чуть скривив губы, а когда крики и дразнилки становятся особенно громкими, косится на стол, где завтракают наши школьники.

И тут мне все становится ясно.

Мысль, которая брезжила в моем сознании, наконец-то оформилась окончательно, И пусть я не уверена, что права, и отлично понимаю, что в случае ошибки меня ждет полный позор. Обвожу взглядом толпу — от Майлза и Хейвен до Стейши, Хонор и Крейга. Все действуют в едином порыве, не рассуждая, тупо повторяют за другими и даже не задумываются — зачем?

Я набираю побольше воздуха, направляю на них свою энергию и, зажмурившись, кричу:

— ОПОМНИТЕСЬ!

И застываю на месте, не смея открыть глаза от стыда. Я знаю, теперь их внимание и все их насмешки переключились на меня. Но я не могу отступить! Роман подчинил их с помощью какого-то массового гипноза, ввел в транс и заставил выполнять его приказы.

— Эвер, умоляю — пожалей себя, пока еще не поздно! — хохочет Роман. — Если будешь продолжать в том же духе, даже я тебя не спасу.

Я не слушаю — нельзя его слушать. Я должна остановить его. Остановить их всех! Нужно встряхнуть их разбудить.

Встряхнуть, точно!

Щелкнув пальцами, делаю глубокий вдох, закрываю глаза и ору изо всех сил:

— ДА ОЧНИТЕСЬ ВЫ!

В результате наши дорогие школьники окончательно слетают с тормозов. Рев стоит оглушительный, и на меня уже сыплются банки из под содовой.

Роман вздыхает.

— Эвер, ну честное слово, прекрати? Видишь, не действует? Ты только полной дурой себя выставишь. И что ты намерена делать дальше? Бить их по щекам?

Я стою посреди школьного двора, дыхание вылетает из груди короткими рваными толчками. Пусть Роман говорит, что хочет, все равно я знаю — я права. Он заколдовал их, лишил разума.

Вдруг я вспоминаю, как по телевизору показывали старый документальный ролик. Там гипнотизер приводил пациента в чувство не пощечинами и не щелчками пальцев — он хлопал в ладоши на счет «три».

Я делаю глубокий вдох, а одноклассники уже лезут на столы и лавки, готовясь закидать меня недоеденными завтраками. Я понимаю, что это мой последний шанс — если ничего не выйдет, я уж и не знаю, что мне делать.

И вот я, зажмурившись, ору:

— ПРОСНИТЕСЬ!!!

Мысленно считаю: «Три-два-один», — и дважды хлопаю в ладоши.

А потом… А потом — тишина.

Толпа замолкает, постепенно приходя в сознание.

Школьники протирают глаза, моргают, зевают и потягиваются, словно долго спали, а теперь проснулись. Растерянно оглядываются, не могут понять — почему они сидят на столе, да к тому же рядом с теми, кого всегда считали ненормальными уродами.

Первым реагирует Крейг. Заметив, что оказался практически плечом к плечу с Майлзом, шарахается от него к дальнему концу стола. В компании приятелей-спортсменов он явно чувствует себя лучше и тычет кого-то кулаком в бок, доказывая свою мужественность.

Хейвен смотрит на морковные палочки с нескрываемым отвращением, и я невольно улыбаюсь. Наша большая семья опять в норме! Снова будут обзываться, задирать нос, разобьются на отдельные кучки, словом — вернутся в мир, где царят враждебность и разобщенность.

Нормальная школьная жизнь.

Я оборачиваюсь к воротам, готовая сразиться с Романом, но он уже куда-то делся. Я снова хватаю Деймена за руку и веду его к автостоянке. За нами идут Майлз и Хейвен, мои лучшие друзья, по которым я так соскучилась и которых больше никогда не увижу.

— Ребята, вы знаете, что я вас люблю?

Не сомневаюсь, они решат, что я спятила, но это нужно было сказать.

Они встревоженно переглядываются — что случилось с девчонкой, которую они сами когда-то прозвали Снежной королевой?

— Н-ну… да… — Хейвен качает головой.

А я стискиваю их обоих в объятиях и шепчу Майлзу:

— Ни в коем случае не бросай театр, когда-нибудь это… — Останавливаюсь — рассказать ли, что я видела блеск ослепительных огней на Бродвее? Нет, не буду портить ему путешествие, забегая вперед. — Это принесет тебе огромное счастье!

Не дав ему времени ответить, оборачиваюсь к Хейвен Я помню, что времени мало, необходимо еще отвезти Деймена к Аве, но я должна как-то втолковать Хейвен что нужно больше ценить себя, нельзя терять себя, цепляясь за других, а еще — что Джош хороший парень и за него стоит держаться изо всех сил.