– Красота! – с удовольствием повторил Галик.

– А где будет спать сержант? – встревожился Валик.

– У него своя каюта, – сказал матрос, – в другой части корабля, рядом с капитанской.

– А, ну понятно. – Галик оглядел бедные стены довольно тесной каютки.

– Так, братцы, – озабоченно произнес Арик и приподнял клетку. – Куда нашу славную птицу пристроим?

– Да ставь на стол, – махнул рукой Валик.

– Лучше на крюк, – сказал Галик, – вон видишь крючок? Попугаю, может быть, тоже не хочется валандаться туда-сюда.

– И то верно, – сказал Арик и, привстав на цыпочки, подвесил клетку на торчащий в потолке крюк.

Обеденный стол был накрыт в кают-компании – просторном помещении с резными деревянными панелями, тусклыми зеркалами и начищенной медью дверных ручек. Ребята уселись на свои места и с удовольствием ощупывали мощную дубовую столешницу со следами многократно пролитого супа и с загадочными углублениями напротив каждого из сидящих.

Капитан к обеду не явился, поскольку всегда совершал трапезу в одиночестве в своей каюте. Матросы во главе с боцманом обедали в отдельной столовой.

Но зато к сержанту и его трем подчиненным за обедом присоединился старший помощник капитана Адольо, которого члены экипажа обычно называли шкипером. Это был красивый молодой моряк, который непрерывно шутил и веселил всю компанию.

Корабельного повара звали Диди. Это был пузатый румяный человек с живыми глазами навыкат. На обед он приготовил салат из морской капусты с соусом пикан и маслинами, куриный суп с потрохами, креветки с макаронами, жареных миног, а на десерт – горячие пампушки с абрикосовым джемом. Ребята поразились обилию незнакомой, но так вкусно пахнущей еды, а сержант лишь пробурчал:

– Вы губы-то не раскатывайте, это лишь по случаю отплытия такой обед. Капитан устроил нам праздник. В дороге все будет просто и сурово.

Ребята лишь молча кивнули, но до конца сержанту не поверили. Точнее, им не хотелось верить.

Не успели они схватиться за ложки, как к ним присоединился еще один пассажир. Кок Диди, придерживая за локоток, привел стройную молодую девушку в длинном серо-синем платье. Льющийся поток каштановых волос почти полностью закрывал ее лицо.

Толстяк кок торжественно усадил ее в конце стола.

– Вот прошу любить и жаловать, – сказал он.

Девушка молча села, опустив глаза. Ни на кого из сидящих за столом она не взглянула. Ребята были смущены. Все бы ничего, но их поразила внешность вновь прибывшей. Как ни скрывали роскошные каштановые волосы, а все же было видно, что половина лица у девушки была бледной, даже зеленоватой, как будто она век не выходила на солнце. Зато вторая половина была буро-красной и покрыта мелкой неприятной сыпью. К тому же нос был несколько длиннее, чем следовало.

– Ну и ну, – еле слышно прошептал Галик.

Зато Адольо не растерялся.

– Добро пожаловать, мадемуазель, – приветливо сказал он и галантно наклонил голову так низко, что черные блестящие волосы красиво упали ему на лоб.

Девушка едва заметно кивнула. Ела она мало. Слегка поковыряла вилкой салат, откусила кусочек хлеба, съела креветку, сделала глоток воды и удалилась, вновь едва заметно кивнув. Зато ребята уплетали за обе щеки. Их челюсти непрерывно двигались, пока они с набитыми ртами смотрели вслед растаявшему в воздухе серо-синему платью.

– Хм! – сказал сержант. – Женщина на корабле.

– Видите ли, это не совсем женщина, – сказал Адольо.

– В каком это смысле? – грубовато спросил сержант.

– Вы меня не так поняли, – улыбнулся Адольо. – Она – почти что член экипажа. Эта девушка – племянница капитана Резотто.

– Ах вот как, – сказал сержант. – И что она здесь делает?

– Сопровождает капитана. У нее нет дома, нет семьи, капитан повсюду возит ее с собой.

– Понятно, – пробурчал сержант.

– В порту ее все знают. Ей даже присвоили кличку – безобразная девушка. Мы здесь, на корабле, конечно, никогда этих слов не произносим. Впрочем, все ее жалеют. Все сочувствуют.

– Понятно, – повторил сержант.

– Она не любит появляться на людях, целыми днями сидит в своей каюте, читает книги, изучает морские карты или вяжет. Она и сюда бы не пришла, но капитан строго-настрого приказал ей выходить к обеду в кают-компанию. Ослушаться его приказа она не может.

– И правильно делает, – сказал сержант. – Никто на борту не может нарушить приказ капитана корабля. А то будет не корабль, а богадельня.

– Она одна в каюте? – спросил Валик.

– А с кем же ей быть? – усмехнулся сержант.

– Не скажите! – Шкипер весело хмыкнул.

– Что-о!? – Сержант поперхнулся и выпучил глаза.

– У нее есть подружка.

– Подружка? – Сержант не верил своим ушам. Еще немного – и на его лице появилось бы выражение «Господи, это корабль или институт благородных девиц? С кем я связался? Куда влип?».

– Да. Очаровательная мартышка по имени Базз.

– Мартышка? То есть обезьяна? – Сержант немедленно успокоился.

– На редкость умное создание.

– Это бывает, – умиротворенно сказал сержант. – Мне попадались всякие.

– Очень славная обезьянка. А уж хитра! Сами увидите.

– Увидим, – согласился сержант. – Куда мы денемся!

– Вы нам назвали имя обезьянки, – вступил в разговор Арик, – а имени девушки не сообщили. Как нам к ней обращаться?

По лицу веселого шкипера пробежала мгновенная тень.

– О, мой юный друг. – Адольо задумался на секунду-другую. – Это непросто сделать.

– Почему?

– Здесь некая тайна.

– Тайна?

– Имени девушки никто не знает.

– То есть как это никто? А капитан?

– В том-то все и дело. Капитан буркнул «это моя племянница», и все. Переспросить его никто не решается. Вы ведь знаете нашего капитана. Нет? Еще узнаете.

– Странная история, – сказал Галик.

– Я обращаюсь к ней «мадемуазель». Возможно, вы уже слышали. В порту ее называют – мне неприятно это повторять – безобразной девушкой.

– А матросы нашего корабля?

– О, это такой грубый народ. Им никакого имени не нужно. «Эй ты, там, на палубе, эй ты, там, на полубаке», – вот и все их обращение.

– И к вам тоже так? – поинтересовался Валик.

– Ну нет. – Адольо рассмеялся. – К командному составу они обращаются по форме. И весьма учтиво, смею вас заверить. У нас с этим строго.

– А то я несколько забеспокоился, – простодушно пояснил Валик.

– О нет, – широкая улыбка осветила лицо шкипера, – поводов для беспокойства никаких.

– И давно она на борту, эта мадемуазель без имени? – поинтересовался сержант.

– Уже второй сезон. Она прибилась к нам прошлым летом, когда мы через южные проливы ходили до Танариско. А вот сейчас поплывет с нами до Комунго.

– Ага, – почему-то обрадовался сержант, – значит, она мореход со стажем?

– Можно и так сказать. Между прочим, капитан времени не терял, он свою племянницу за этот год многому научил.

– Вот как! – удивился сержант.

– А вы не смейтесь. Она умеет пользоваться компасом и секстантом, знает основные созвездия, может вычислить долготу и широту. Хорошо читает карту. И что поразительно – умеет вязать морские узлы.

– А я и не смеюсь, – сказал сержант, – нам самим, – он оглядел троих парней, – надобно этому всему учиться.

– Она может стать неплохим учителем.

– Неожиданный поворот дела, – сказал сержант и улыбнулся в усы.

– Ну и ну, – сказал Арик.

– И вовсе она не такая уж безобразная, – неожиданно сказал Валик.

Все удивленно уставились на него.

– А чего я такого сказал? – в свою очередь удивился Валик.

– Да нет, ничего, – сказал сержант. – Ты прав, малыш.

После обеда полагался отдых, но ребята отказались валяться в гамаках. Они хотели осмотреть весь корабль – до последнего кубрика, спасательной шлюпки, до самого днища в трюме. Адольо не возражал. Он что-то крикнул боцману, который как раз вышел на палубу. Боцман, краснолицый человек, который в ширину казался больше, чем в высоту, немедленно свистнул в дудку, которая висела у него на груди. Появился уже знакомый смуглый матрос.