Уже несколько минут прошло, как я закончил рассказ о своих похождениях.

И вот сижу в полной тишине рядом со старшим родичем, и это выглядит странно и пугающе.

Он не шевелится, взгляд стеклянный, уперся в непонятную точку, и у старика шевелятся губы, словно он ведет с кем-то незримый и неслышимый диалог.

Он неожиданно вздрогнул и повел плечами, взгляд проясняется и становится осмысленным.

— Значит, службу затребовал Трибог, в сохранении родов наших и веры, а ежели не выполнишь службу, то в наказание все члены нашего рода будут бродить бесплотными тенями до конца времен. Сурово и жестоко. И надо это ему, чтобы его сын смог возродиться?

Под взглядом деда я кивнул.

— Видимо, грозит опасность родам нашим, — сделал вывод Рознег.

— Знамо ли тебе об этом? — и родич впился в мое лицо своим взглядом.

Ответил я не сразу, а в голове бегали разные мысли.

— Нет.

— Лжешь, я вижу, рассказывай.

— Есть знание, деда, — я немного замялся, подбирая слова.

Собравшись с мыслями, я продолжил.

— Знания или опасения, но не мои, а словно кто-то вложил их в мою голову.

— Кто-то, скажешь тоже, Трибог и вложил, — прадед покивал своим мыслям.

— От христиан идет опасность нашей вере, а родам нашим от соседей близких и дальних, словно станет это не наша земля, а нас и вовсе нет и потомков тоже нет, — я обвел все окружающее пространство рукой.

Родич хмыкнул и заговорил:

— То опасности ведомые, не раз мы с ними сталкивались. Но вот то, что Трибог на это обратил внимание, — это не просто — и он покрутил рукой в воздухе, словно не мог подобрать слов.

Не много помолчав, он продолжил.

— Видимо, все сложней, чем мне кажется. Ты сказал, что Трибог тебе кинжал даровал, где он?

— Так возле священной рощи спрятал, не на праздник же нести, — я пожал плечами.

— Неси давай, а то неровен час не в те руки попадет, — прадед аж голос повысил.

Метнувшись к священной роще, я после пары минут поиска достал его из-под примятой травы.

В темпе обратно и немного запыхавшись, положил его перед старшим родичем.

Рознег сначала протянул к нему руки, но в нескольких миллиметрах от кинжала его ладони замерли. Достав с полки небольшую шкурку, через нее и взял в руки кинжал, избегая прямого соприкосновения.

Он долго присматривался к кинжалу, чуть ли не принюхивался к нему и водил пальцем над рисунком.

— Непростой тебе, Дар Триглав сделал, ой непростой это кинжал.

А я-то думал, это ножичек, чтобы колбаску пластать. Хотя чего я иронизирую, дед дело говорит.

— Думается мне, что это оружие никому, кроме тебя, в руки не дастся, или тому, в ком есть родная тебе кровь. Да и с ранами от него неизвестно, что будет простому смертному.

Дед так и не решился достать клинок из ножен, хотя по нему было видно, что хотелось.

— Надо на Щецин[1] идти и с другими волхвами совет держать, а может, и вовсе в Ретру[2] с оракулом говорить, — дед нахмурился, взгляд был его задумчив.

— Деда, а что тебе Триглав сказал? — все-таки было интересно.

— Поддерживать тебя и всю помощь, какую могу оказывать.

О как, ну неплохо так-то. А вот насчет Щецина и Ретры у меня сомнения, что туда идти надо и все раскрывать, большие сомнения. И, как деду, об этом сказать впрямую, думаю, не стоит, хотя.

— И в Ретре, и в Щецине есть люди свои лепшие[3], которым до нас дела нет, да и кто мы для них, для тех волхвов и князей.

Прадед промолчал и с интересом на меня поглядывал.

— Думается мне, что не стоит этого делать. Вдруг поймут неправильно или не поверят. Пустобрехами выглядеть не хочется. Кроме нашего слова и кинжала, Триглавом дареного, ничего и нет. А если и поймут правильно, то могут и вовсе малый отряд дать, да и отправить подальше, где я голову и сложу. А то и вовсе ежели интересам их помешаем, не посмотрят на богов.

— Да как же воле богов противиться? — дед возмутился и внимательно на меня посмотрел.

— Так им боги ничего не говорили, — и я пожал плечами.

Рознег покачал головой.

— Ох, и на Деяна похож, сына мого и твого деда, он тоже любил издали заходить и так и эдак, да и повадки схожи.

Кажется, мне об этом говорили после испытания, только совсем о других чертах характера.

— Ладно, подумаю. А пока давай по снедаем.

— Мирослава, Мирослава, — начал кричать дед.

— Чего орешь, слышу я, чего тебе?

— У, какая стала, распустилась, видать, много воли я тебе дал. Поснедать неси нам.

— Сейчас, принесу.

— Деда?

— Чегось тебе, отрок?

— Смотри, деда, давно спросить хочу, вот ты даром или силой обладаешь, как и я, — и пустил силу жизни в ладонь, — вот у тебя было трое детей, кто-нибудь владел подобной силой?

Старик посуровел лицом, а после тихо заговорил:

— Пятеро у меня детей было. Выжило трое. Деян — твой дед, Голуба и Окомир, а двое еще младенчиками умерли. Нет, никто силами не владел из них.

Значит, прямые потомки силой не обладали, понятно.

— А среди внуков владел кто силами такими? — Дед задумался, что-то вспоминая.

— Про отца и дядьку своего Беляя ты и сам знаешь, могут ветер пользовать, а еще Велибор, сын Окомира, как и мы, может раны затворять, кажись и все, больше не было.

О как, а внуков у деда, и я начал загибать пальцы, вспоминая всех родичей, одиннадцать, вроде никого не упустил, и из одиннадцати трое владели даром.

— А из правнуков только я и сын Беляя владеем даром?

— Э не, дочка Весты, Лияна, ветром комаров гоняет.

Тоже трое, и только я один имею сдвоенный дар, дар жизни и ветра.

— Слушай, а откуда дар ветра у нас в роду, ты же раны можешь затворять.

— Так жена моя, Мира, могла мошкару гонять, я думаю, оттуда и передалось.

Получается, прямые наследники Даром не обладали, но среди внуков и правнуком сила появлялась. Выходит, что если родители являются оба одаренными, то дети могут быть бездарными.

А отсюда вывод, что одаренность родителей на появление дара у детей, на прямую не влияет. Однако если в роду были одаренные, то шанс рождения ребенка с даром увеличивается, хотя, чтобы выводы делать, статистики маловато. Все равно интересно получается.

— Деда? — задумчиво протянул я.

— Ну чего тебе еще? Да и где Мирославу носит.

— Деда, а почему я про твоих родителей и твоих родичей ничего не знаю?

Старик весь напрягся и стал походить на громовую тучу, еще чуть, и молнии начнет взглядом метать.

— А нечего про это знать, не твого умишка это дело, быльем там все поросло.

— Деда, ты чего? Интересно знать о своих прародителях, да и, может, это важно, не зря же нас Триглав выбрал.

Дед смотрел на меня злым взглядом и играл желваками. А до меня начало доходить, что не стоило лезть в это дело.

Вдруг Рознег весь как будто сдулся и перестал напоминать грозного старца, стал самым обычным стариком, уставшим от жизни. В глазах у него плескалась застарелая боль.

— Был у Велетов великий князь Мелигаст, — начал старик.

— Это у каких Велетов[4]? — я не мог сообразить.

— Будешь перебивать, не стану сказывать, у тех, которые еще вильцами прозываются, а немцы и другие соседи лютичами кличут. Так вот, было у того Мелигаста два сына, а еще и брат был Челадраг.

— Изменить хотел тот князь много и укрепить свою власть, дабы легче было противостоять врагам, саксонцам, немцам, ободритам[5] да и другим. Вот только не приняли новшеств тех, не по покону, да и погубили того князя. А за место него князем стал его брат Челадраг, старший сын Мелигаста от болезни помер, — дед грустно хмыкнул.

— А вот младший княжич пропал. Его вывез дружинник, друг князя, в те места от куда сам родом. И звали того княжича Рознег.

Дед отвел взгляд и смотрел вдаль.

— Так погоди, деда, тебя так же звать, тогда получается, это ты младший княжич и сын великого князя.

Дед грустно хмыкнул.

— Был когда-то, много лет назад, а сейчас я Рознег волхв Триглава, — сказал, словно припечатал, мой старший родич.