Общее число военнопленных танковой группы после форсирования р. Эн составляло 250 000 человек. К этому следует добавить большое количество техники.

22 июня французское правительство заключило перемирие. Условий перемирия сначала нам не сообщали. 23 июня, проехав через ущелье и перевалив гору Кайзерсберг в Вогезах, я разыскал [командующего 7-й армией] генерала [Фридриха] Дольмана в его штабе, в Кольмаре (Эльзас). Я снова увидел те места, где провел свое детство.

Вскоре мой штаб был переведен в Безансон и разместился сначала в отеле, затем в здании штаба французского корпуса. Я воспользовался окончанием боевых действий, чтобы поблагодарить моих командиров и штабных офицеров за их труд и боевые подвиги. Наше сотрудничество было идеальным. Храбрые войска с величайшей преданностью выполнили возложенные на них тяжелые задачи. Поистине они могли гордиться своими успехами.

30 июня я простился с ними следующим приказом:

Я вспоминаю двух посетителей, навестивших меня в Безансоне: вечером 27 июня прибыл генерал [пехоты Франц] Риттер фон Эпп, шеф 19-го пехотного полка[204], который, разыскивая свой полк, проезжал через Безансон; я знал этого генерала по совместной охоте в Шпехтевальде. Мы долго и обстоятельно беседовали о перемирии с Францией и о продолжении войны против Англии. Эта беседа доставила мне особую радость, т. к. изолированное положение, в котором я находился, не позволяло мне составить свое мнение.

Вторым визитером, с которым я 5 июля обсуждал ту же тему, был имперский министр вооружений и боеприпасов доктор [Фриц] Тодт, который прибыл ко мне, чтобы использовать последний опыт боевых действий в интересах дальнейшего развития танкостроения.

Мне не нравилось перемирие, только что заключенное под ликование немецкого народа и к удовлетворению Гитлера. После полной победы немецкого оружия, одержанной над Францией, мы могли заключить другой мирный договор. Можно было потребовать полного разоружения Франции, полной оккупации страны, отказа от военного флота и колоний. Но можно было также идти по другому пути, по пути взаимопонимания, предложить французам сохранить целостность их страны, их колоний и их национальной независимости ради быстрого заключения мира также и с Англией. Между двумя этими крайностями могли быть различные варианты. Какое бы ни было принято решение, но уж если принято, оно должно было создать Германскому рейху выгодные предпосылки для быстрого окончания войны не только против Франции, но против Великобритании. Чтобы прекратить войну с Англией, нужно было в первую очередь увереннее стремиться к дипломатическим переговорам. Предложение Гитлера с трибуны рейхстага не могло считаться дипломатическим шагом. Теперь мне ясно, что вряд ли Англия в то время вступила бы в переговоры с Гитлером. Тем не менее следовало попытаться начать переговоры, хотя бы только для того, чтобы впоследствии не упрекать себя за отказ от использования мирных средств для разрешения конфликта. Но если бы дипломатические шаги не привели к желаемым результатам, следовало немедленно и со всей силой использовать военные средства.

Конечно, Гитлер и его штаб думали о продолжении войны против Великобритании; об этом свидетельствует операция, известная под названием «Морской лев» (Seelowe), предполагавшая высадку десанта на Британские острова. Учитывая нашу недостаточную подготовленность к ведению войны на море и в воздухе, не позволявшую осуществить высадку десанта на Британские острова, нужно было, кроме того, найти и другие решения, позволявшие нанести морской державе чувствительный удар и принудить ее вступить в переговоры.

В то время самый эффективный путь к быстрому установлению мира я видел в незамедлительном продолжении нашего наступления по направлению к устью Роны, чтобы после овладения французскими портами на Средиземном море во взаимодействии с итальянцами высадить воздушные десанты в Африке и на о. Мальта. Если французы присоединятся к нам, тем лучше. Если нет, мы и итальянцы должны одни продолжать войну и без промедлений. Известно, как слабы были тогда англичане в Египте. Крупные итальянские силы все еще находились в Абиссинии. Противовоздушная оборона Мальты была слабой. Мне казалось, что все говорит за продолжение наших операций в этом направлении. Все – за, ничего – против. Нужно было быстро перебросить четыре-шесть танковых дивизий в Африку и создать там подавляющее превосходство в силах, прежде чем англичане успеют перевезти подкрепления. Результаты высадки немецко-итальянского десанта в Северной Африке в 1940 г. были бы для нас гораздо более благоприятными, чем в 1941 г., после первого поражения итальянцев.

Вполне возможно, что недоверие, которое испытывал Гитлер к итальянцам, удерживало его от перенесения войны в Африку. Но еще более вероятно, что Гитлер, находясь в плену чисто континентальных воззрений, не понял решающего значения для англичан района Средиземного моря.

Как бы там ни было, больше я ничего не слышал о моих предложениях и только в 1950 г. узнал, что генерал Риттер фон Эпп все-таки нашел возможным сообщить их Гитлеру. По сообщению капитана 1-го ранга [Рихарда] Венига[205], сопровождавшего Эппа, Гитлер отказался говорить по существу этих предложений.

Пребывание в Безансоне дало мне возможность ознакомиться с горами Юра, а 1 июля из Мон-Ронда увидеть хорошо известное мне Женевское озеро. Затем я посетил Лион, чтобы повидаться там с моим старшим сыном [Гейнцем Гюнтером], который за время Западной кампании вторично был ранен и за храбрость получил внеочередное звание.

С префектом и с бургомистром Безансона были установлены корректные отношения. Оба они отличались чрезвычайной вежливостью.

В начале июля танковая группа была расформирована, одни дивизии были направлены в Германию, другие – в район Парижа. В район Парижа прибыл также штаб танковой группы, мы должны были подготовиться к большому параду в честь фюрера, но, к счастью, он не состоялся.

Находясь в Париже, я посетил Версаль и Фонтенбло – великолепный старый дворец с прекрасными историческими памятниками. С особым интересом я осмотрел музей Наполеона в Мальмезоне[206]. Старый, державший себя с достоинством директор оказал мне любезность и сопровождал при осмотре музея. Объяснения, даваемые этим крупным знатоком истории великого корсиканца, были для меня весьма поучительны и интересны. Само собой разумеется, я осмотрел все достопримечательности Парижа, насколько это было возможно в условиях войны. Вначале я жил в отеле «Ланкастер»[207], потом переехал на частную квартиру в Булонский лес.

Мое пребывание в Париже было прервано заседанием Рейхстага 19 июля, на которое мне приказали прибыть вместе с многими другими генералами. На заседании был зачитан приказ Гитлера о присвоении мне звания генерал-полковника.

Так как парад был отменен, то не было никаких оснований для продолжительного пребывания штаба танковой группы в Париже. Поэтому в начале августа мы были переведены в Берлин, где нам дали возможность отдохнуть.