– Замысел операции сравнительно несложен, – продолжал Сандоваль, – хотя пока непонятно, легко ли его будет осуществить. Единственным трудным со стратегической точки зрения решением был выбор исходной точки удара, которой могли стать и Врата Пограничных Миров, и Черный ход. Из обоих узлов пространства открывается дорога к системе Пурдах, что соответствует общему замыслу операции, присланному нам с адмиралом Сандерсом от Объединенного комитета начальников штабов. Однако через Врата мы доберемся до Пурдаха всего через три узла пространства, а по Черному ходу – через четыре. Кроме того, нанеся удар через Черный ход, мы обязательно столкнемся с более серьезным сопротивлением, так как нам придется пройти сквозь систему Бонапарт, – (на дисплее замигала соответствующая звездочка), – где находится крупная база мятежников, откуда и вылетели корабли, которым мы нанесли поражение во второй битве при Зефрейне. Роботы-шпионы и разведывательные вылазки предоставили в наше распоряжение довольно полную информацию о том, что ожидает сразу за обоими узлами пространства, ведущими из нашей системы. На ее основе мы решили нанести удар через Врата. Этот путь не самый легкий, но в системе Бонапарт нам пришлось бы намного труднее.

Вырвавшись за пределы нашей системы, мы надеемся развивать наступление достаточно быстро. Мы будем двигаться через вот эти системы. – Сандоваль нажал на кнопку, и на дисплее вспыхнула красная сетка линий. – Наступление такого рода связано с двумя главными проблемами. Во-первых, снабжение прежде всего быстро расходуемыми боеприпасами. Соответственно мы уделим первостепенное внимание охране транспортных кораблей. Это особенно актуально в связи с тем, что по мере нашего продвижения из одной системы в другую с флангов у нас будут появляться все новые и новые узлы пространства, ведущие в системы, занятые мятежниками, из которых они смогут делать вылазки. Кроме того, как вы все хорошо знаете, космические корабли-рейдеры, охотящиеся за транспортными судами, могут длительное время действовать внутри той или иной системы, даже будучи отрезанными от своих баз. Однако мы считаем, что особому риску наши транспортные коммуникации подвергнутся только после того, как мы доберемся до системы Запата, первой узловой точки на нашем пути.

В этой связи пора упомянуть вторую важнейшую проблему, которая может поставить под угрозу все наше наступление. Это отсутствие данных разведки. По правде говоря, мы совершенно не знаем, с какими космическими укреплениями нам придется иметь дело после того, как мы вырвемся за пределы нашей системы. Пока в наших руках не окажется определенного количества узлов пространства, мы даже не можем использовать разведывательных роботов, не говоря уже о разведэскадрильях. Так что первые удары нам придется наносить вслепую. С другой стороны, судя по силам, использованным мятежниками во второй битве при Зефрейне, и по привезенным адмиралом Сандерсом данным о дислокации сил противника, мятежники наверняка использовали большую часть своих промышленных мощностей для строительства новых кораблей. Можно предположить, что по этой причине им не удалось построить мощных укреплений, по крайней мере за пределами непосредственно граничащих с нами миров. Что же касается их новых кораблей, – Сандоваль слегка пожал плечами, – думаю, мятежники потеряли много боевых единиц во второй битве при Зефрейне. А мы в свою очередь продемонстрировали им мощь нашего оружия. Если только разведотдел ВКФ не ошибся и мятежники не умудрились построить намного больше кораблей, им не хватит сил, чтобы остановить и нас, и рвущиеся нам навстречу ударные группы Внутренних Миров.

Сандоваль замолчал и сел на место.

– Благодарю вас, командир, – сказал поднявшийся Тревейн. – Вы упомянули практически все, что может быть сказано на этом этапе. И были при этом восхитительно лаконичны.

Собравшиеся в рубке офицеры захихикали, а Тревейн позволил себе сдержанно улыбнуться.

– Мы снова соберемся завтра, после того как вы изучите план операции и сформулируете свои вопросы. Тем временем не забывайте, что я выступлю перед экипажами кораблей на общем сеансе связи в двадцать один ноль-ноль. Я хочу, чтобы меня слушал весь личный состав до последнего человека.

Тревейн широкими шагами вышел из рубки. Оставшимся в ней офицерам она внезапно показалась слишком большой. Впрочем, такое впечатление производило любое помещение, когда Тревейн покидал его…

***

Они не планировали этого заранее и все-таки встретились один на один у лифта, к которому подошел Тревейн.

Практически все, кто должен был находиться на борту «Нельсона» во время операции «Воссоединение», включая Сандерса, уже покинули Ксанаду. На крыше Дома правительства Тревейна ожидал аэромобиль, чтобы отвезти его на Поле Абу-Саид к космическому катеру. Адмирал множество раз летал по этому маршруту, но они с Мириам понимали, что сейчас все по-другому. Грядущая кампания должна была тем или иным образом изменить весь ход истории. Независимо от того, что их ждет – победа или поражение, – жизнь станет другой!

Они уже попрощались накануне вечером, и оба ненавидели тягостные минуты расставания, но какой-то закон, столь же неумолимый, как закон всемирного притяжения, заставил их столкнуться лицом к лицу рядом с одним из лифтов, предназначенных для особо важных персон.

– Ну что ж, – сказал он. – Я поехал. «Красиво сказано! – иронично отметил про себя Тревейн. – В высшей степени оригинально!»

– При малейшей возможности шли мне сообщения, – ответила она и подумала про себя: «А без тебя бы он не догадался!»

Несколько мгновений они стояли молча, потом обнялись и, затаив дыхание, нежно поцеловались.

– Мириам, я вернусь. Я обещаю вернуться. Она положила руки ему на плечи, немного отстранилась от него и лукаво улыбнулась.

– Что ж, – промурлыкала она, многозначительно скользнув взглядом по его фигуре. – Я на своем опыте убедилась, что ты не бросаешь слов на ветер.

Тревейн улыбнулся своим мыслям. Они еще раз крепко обнялись. Потом над дверьми лифта вспыхнула лампочка. Двери открылись, закрылись, и Тревейн уехал.

Мириам вздохнула. Как всегда, они не сказали самого главного. Она даже знала почему: ведь они лучше всего понимали друг друга, не придавая значения иронии. Мириам повернулась и уныло побрела прочь.

Краем глаза она увидела, как над дверьми лифта снова вспыхнула лампочка. Ей стало любопытно, и она повернулась к открывшимся дверям.

– Что-нибудь забыл? – спросила она.

– Мириам!… – Тревейн шагнул к ней. – Я внезапно понял, что… Ну, в общем, мы многого друг другу не сказали… Я… Почти испуганно она поднесла палец к губам:

– Тсс, милый! Мы и так все прекрасно понимаем. Нам ведь не обязательно все говорить…

Тревейн почти грубо схватил ее за запястье и заставил опустить руку.

– Теперь все по-другому! Я не могу улететь, не сказав тебе это… – Казалось, у него подступил комок к горлу, а потом его словно прорвало:

– Мириам! Я не могу без тебя! Я люблю тебя!

Волнение захлестнуло и ее.

– О господи, Иан! Я тоже люблю тебя! Я безумно тебя люблю!

Все, что сдерживало их в прошлом, улетучилось без следа. Они поцеловались, как в первый раз.

По космическим масштабам времени прошло лишь мгновение, когда Мириам снова заговорила:

– Как ты думаешь, чего мы так боялись все это время? Тревейн не ответил. Прошло еще несколько мгновений, прежде чем он произнес почти небрежно:

– Знаешь, если мы быстренько побежим в помещение Верховного Суда, мы наверняка застанем там какого-нибудь уполномоченного совершать обряд бракосочетания.

Мириам расхохоталась и посмотрела на него сияющими глазами:

– Иан, ты несешь такую чушь, что у тебя самого должны вянуть уши. Ты же прекрасно знаешь, что тебе пора. Поговорим об этом, когда вернешься. Это потерпит. Сейчас новые заботы нужны тебе не больше, чем коммодору Прескотту в бою были нужны новые арахниды.

Тревейн громко и облегченно засмеялся. Потом он пришел в себя и крепко взял ее за плечи: