– Я контр-адмирал Военно-космического флота Республики Свободных Землян Ли Хан! – резко ответила она.

Тревейн не стал повышать голоса, но его слова прозвучали как удар грома:

– Не валяйте дурака, капитан Ли Хан! Мы с вами не в цирке! Я не собираюсь вести с вами никаких переговоров. Ваши корабли должны опустить щиты и остановиться. К вам поднимутся офицеры, которые возьмут на себя командование от имени законного правительства Земной Федерации. В случае малейшего сопротивления нашим абордажным командам на любом из ваших кораблей я немедленно открываю огонь. Понятно?

Тревейн стоял, выпрямившись во весь рост, наблюдал за экраном и ждал, когда его слова долетят до мостика, который он видел. Когда это произошло, женщина, командовавшая эскадрой мятежников, вздрогнула, словно ее ударили по лицу. Ее глаза яростно засверкали, когда она вспомнила, как с ней однажды уже разговаривали в подобном тоне. Однако сегодня от ее решения зависела судьба не одного лишь линейного крейсера. Кроме того, сейчас она была совсем в другом положении. Из числа экипажей республиканской эскадры в тот день уже погибли тысячи человек, и гибелью оставшихся кораблей она бы ничего не добилась. Тревейн понял, что она в ярости, и подался вперед, жестоко улыбаясь.

– Советую вам меня понять, капитан, – прошептал он негромко, но почти кровожадно.

Не очень приятно смотреть в лицо побежденному человеку, не привыкшему к поражениям. Большинство из находившихся на мостике «Ортеги» испытывали что-то вроде смущения и отвернулись, пока слова Тревейна преодолевали световые секунды, отделявшие их от кораблей мятежников. Офицеры разглядывали свои приборы и ждали. Наконец Ли Хан, взглянув прямо в глаза адмиралу, заставила себя произнести «понятно!», чем спасла жизнь своим людям.

Тревейн отключил связь и сказал измученным, еле слышным голосом:

– Коммодор Йошинака, прошу вас заняться капитуляцией противника. Я буду у себя. – С этими словами он повернулся кругом и удалился широкими шагами.

Не успел он уйти с адмиральского мостика, как корабль охватило всеобщее ликование, которое становилось все громче и громче, пока от него не начала сотрясаться вся летающая космическая крепость. Но Тревейн этого не слышал.

Прескотт-Сити, ставший фактической столицей Пограничных Миров, по стандартам Внутренних Миров был небольшим городом, тем не менее самым крупным на Ксанаду; по крайней мере достаточно большим, чтобы в нем возникали транспортные пробки. С наземным транспортом было много проблем, а с воздушным -еще больше, несмотря на все усилия перегруженных работой регулировщиков и их автоматических помощников.

Возможно, этих проблем и не было бы, если бы в Прескотт-Сити не обосновалось временное правительство. Население города сразу выросло в полтора раза, а заполонившие город военные аэромобили превратили воздушное движение в настоящий хаос, расчищая себе путь пронзительными сиренами среди чинно движущегося гражданского воздушного транспорта. Поэтому для регулировщиков аэромобиль Миротворческих сил, мчавшийся к Дому правительства, был лишь очередной деталью мучительной головоломки, которую им приходилось ежедневно складывать.

Дом правительства, самое помпезное здание во всем Прескотт-Сити, стоял на вершине холма, которая два года назад была городской окраиной. Его силуэт выделялся на фоне оживленного движения на Поле Абу-Саид и казался особенно величественным, когда в космопорте стояли корабли Военно-космического флота. В отличие от окружавших его новых зданий Дом правительства был построен еще во времена Четвертой межзвездной войны, когда на Ксанаду начали возводить первые сооружения. Перед его фасадом, изготовленным из природных материалов, стояла монументальная бронзовая колонна коммодора Прескотта. Дом правительства был, казалось, построен на века, причем гораздо помпезнее, чем это было нужно, – ведь это была всего лишь штаб-квартира правительства вновь колонизированной планеты. На самом деле это был наглядный вызов, брошенный паукообразным арахнидам, обитавшим по ту сторону соседнего узла пространства.

Иан Тревейн как-то сказал Мириам Ортеге, что Дом правительства напоминает ему творение рук древнего императора по имени Петр Великий, построившего свою новую столицу на тех землях, за обладание которыми он в тот момент только сражался. Мириам же использовала устаревшее слово из лексикона своей покойной матери, сказав, что в Доме правительства есть «кураж».

Аэромобиль Миротворческих сил мягко приземлился на крышу Дома правительства на закате. (По крайней мере, в тот момент к закату клонилась звезда Зефрейн-А. Звезда Зефрейн-В по-прежнему висела в небе, и, в зависимости от настроения, ее можно было воспринимать как очень маленькое солнце или как очень яркую звезду.) Майор космического десанта, в темно-зеленых брюках от полевой формы и черном кителе, вышел на крышу к высыпавшим из аэромобиля миротворцам в коричневых мундирах. Ведя себя безукоризненно вежливо и в тоже время сухо – космические десантники и миротворцы недолюбливали друг друга, – он принял от них военнопленную, которую нейтрально называл «мадам». Майор решил предоставить другим, старшим по званию, более мудрым и более щедро оплачиваемым людям решать, в каком чине состоит Ли Хан – адмирал или капитан, – и вообще, имеет ли право закоренелая бунтовщица и мятежница носить какое-либо воинское звание.

Между двумя рослыми конвоирами Ли Хан казалась еще меньше, чем обычно. Они на целую голову возвышались над ней, а совокупная масса их тел превышала ее вес почти в пять раз. Щеки Ли Хан впали, подчеркивая изящную форму ее головы. Благодаря постоянным изнуряющим физическим упражнениям, которые она заставляла себя делать, она двигалась с привычной грацией, но в серой одежде военнопленной не по размеру выглядела как ребенок, нарядившийся в родительскую пижаму. Майор рассматривал ее невзрачную фигурку с любопытством и презрением. Кого-то менее похожего на адмирала Военно-космического флота трудно было себе и представить.

Так казалось, пока женщина не заговорила.

– Добрый вечер, майор, – резко произнесла она. – Немедленно проводите меня к генерал-губернатору.

Майор поймал себя на том, что чуть не отдал ей честь. Он сумел сохранить бравый вид, но ему потребовалось несколько мгновений, чтобы прийти в себя и пробормотать: «Следуйте за мной, мадам». Он повернулся кругом и повел маленькую женщину к лифту, свирепо поглядывая на ухмылявшихся подчиненных.

В войне с инопланетянами, а именно с ними Военно-космическому флоту Земной Федерации обычно и приходилось сражаться, пленных берут очень редко. Столкновения космических кораблей, как правило, приводили к уничтожению одного из них со всей командой, а редкие пленники сразу попадали в руки специалистам по экзотическим существам (или к аналогичным специалистам среди этих экзотических существ). Поэтому у Военно-космического флота Земной Федерации практически не было выработано норм обращения с военнопленными и правил их содержания. Ли Хан, оказавшейся старшей по званию среди плененных экипажей республиканских кораблей, пришлось практически заново создать правила лагеря для военнопленных.

Ей, как адмиралу, предложили предоставить под честное слово свободу перемещения по планете, но она отказалась, решив остаться со своими товарищами по несчастью. Им было очень нелегко смириться с горечью поражения и – что было еще страшнее – с позорным бегством своих бывших товарищей с поля боя. Остро переживая предательство, они пали духом и начали испытывать раздражение не только по отношению к дезертирам, но и по отношению к своим собственным офицерам, сдавшим их врагу. Для Ли Хан, не привыкшей к поражениям и совершенно не способной на предательство, сдача в плен была особенно горькой. Ситуация усугублялась еще и тем, что ее боевую группу совсем недавно передали в распоряжение Келлермана, и ее лично не знал почти никто из военнопленных. Для них она была ненавистной незнакомкой, сдавшей их Пограничным Мирам. Но все-таки она взялась за решение их проблем с состраданием и неистощимой энергией. Теперь, девять месяцев спустя, плененные члены экипажей республиканских кораблей вновь воспрянули духом.