– Жаль, что вы не посетили меня раньше. Мой вид вполне оправдал бы ваши ожидания, – сказала Ли Хан и похлопала ладонью по своей койке. – Тут только один стул, так что кому-то придется присесть вот сюда.

Когда Кондор сел на стул, а Магда взгромоздилась на краешек койки, Ли Хан забеспокоилась, что последует неловкая пауза. Но к ней пришли коллеги-профессионалы, которые прекрасно отдавали себе отчет в опасности своего ремесла и могли спокойно о нем рассуждать. Более того, Ли Хан почувствовала, что очень рада тому, что они отлично ладят друг с другом. Она знала, что Магда с Кондором не встречались до того, как он стал начальником ее штаба, но сейчас казалось, что между ними существуют более тесные отношения, чем те, которые требует совместная работа, – отношения, позволявшие им спокойно и непринужденно общаться в любой ситуации.

Чем дольше Ли Хан слушала Магду и Кондора, тем больше она убеждалась в том, что они понимают друг друга с полуслова. Они пользовались своего рода устной стенографией, в которой отдельные слова заменяли целые фразы, хотя, судя по всему, и не отдавали себе в этом отчета. Вместе с тем они старались вовлечь в разговор и ее. При этом Ли Хан почувствовала, что хочет открыться им так, как она никогда не открывалась другим людям. Позднее она размышляла о том, не подточила ли физическая слабость обычную сдержанность, но подозревала, что все дело было просто в обаянии Магды Петровой.

Ли Хан наблюдала за ней и чувствовала, как та притягивает к себе и ее саму, и Кондора. С того далекого времени, когда она сидела маленькой девочкой на коленях у матери, Ли Хан не ощущала столь глубокого спокойствия. Сейчас она испытывала лишь безграничную благодарность, понимая, насколько ей нужен был этот душевный покой. Она позволила себе расслабиться до такой степени, что даже не сразу заметила, что речь зашла о ее ранениях.

Потом она так и не вспомнила, каким образом проговорилась, но не могла забыть, как Магда на нее посмотрела. Взгляд ее карих глаз был добрым и теплым. Было видно, что ей хочется поддержать Ли Хан. На свете очень мало людей, способных сочувствовать, не подрывая своим состраданием силы, необходимые для борьбы с болью. Ли Хан поняла, что Магда именно такой человек.

– Диагноз подтвердился? – негромко спросила Магда.

– Да! – Ли Хан почувствовала, что у нее задрожали губы, и тут же постаралась взять себя в руки. Поддержка Магды придавала ей силы, и она кивнула:

– Один шанс из шестидесяти, что я смогу зачать нормального ребенка.

– Черт возьми! – Это проклятие, сорвавшееся с языка у Кондора, могло бы нарушить самообладание Ли Хан, но она увидела на его смуглом худощавом лице выражение гнева. Кондор просто-напросто пришел в ярость, услышав о ее страшной потере. В этот момент он стал ее братом.

– Ты уже решила, что делать? – У Магды было очень спокойное лицо, и Ли Хан показалось, что она вот-вот протянет руку и погладит ее по голове.

– Я добилась того, чтобы меня полностью стерилизовали, – грустно покачав головой, сказала она. – Дэффид расстроился еще больше меня, хотя и старался этого не показывать.

– Могу себе представить! – Магда легонько погладила Ли Хан по колену. – Да, странные мы люди – дети Звездных Окраин! – Она улыбнулась, еще раз погладила Ли Хан, взглянула на часы и поднялась на ноги. – Вот черт! Смотрите, сколько времени! Твой «милосердный целитель», – (Ли Хан улыбнулась, услышав любимую фразу Левеллина), – что-то там бормотал о военно-полевом суде, если мы вымотаем тебя своими разговорами. А ты, по-моему, немного устала. Так что нам лучше сматываться. Но мы обязательно придем еще, правда, Джейсон?

– Конечно, командир! – Кондор потрепал Ли Хан по исхудавшей руке и на мгновение сжал ее в своей. – Не переживайте, Ли Хан, мы проследим, чтобы на Симмароне было все тихо, пока вы не поправитесь.

– Не сомневаюсь!

Ли Хан проводила их взглядом до дверей, а потом окликнула немного громче обычного:

– Спасибо, что пришли! – Ее саму удивило, как ей, обычно такой сдержанной, полегчало от этих слов. – Спасибо за то, что вы есть! Мне стало лучше! Гораздо лучше!

– Не говори глупостей! – усмехнулась Магда, засунув под мышку фуражку, пока Кондор открывал дверь. – Мы просто решили прогуляться по твердой земле!

Магда игриво отдала честь Ли Хан и вышла в коридор. Кондор последовал за ней. Ли Хан долго смотрела в задумчивости на закрывшуюся за ними дверь. Потом она опустилась на подушки и отдалась во власть привычной сонливости.

– Не сомневаюсь, Магда, – тихо прошептала она, улыбаясь про себя. – Другого повода сойти с корабля тебе, конечно, было не найти!

Первыми эту отдаленную двойную звезду открыли орионцы. Человек по-своему исказил ее орионское имя, называя ее «Зефрейн». Компонент В, оранжевый гигант К8, величественно вращался вокруг желтой звезды G5 по орбите с более чем пятидесятипроцентным эксцентриситетом, сближаясь с ней в периастрии до мизерного расстояния в три световых часа. Обе звезды имели небольшие группы планет, а широкие пояса астероидов отмечали гипотетические орбиты мертворожденных газовых гигантов, которые обязательно сформировались бы там, если бы каждая из звезд не оказывала разрушительного гравитационного воздействия на систему своей спутницы.

Планета Зефрейн А-II была маленькой и весьма плотной. На ней было полно жидкой воды и свободного кислорода. Какой-то шутник из числа звездных картографов Земной Федерации назвал ее Ксанаду [2], и она стала местом обитания быстро размножавшегося человеческого населения. Однако научно-исследовательский центр ВКФ в Зефрейне находился на планете A-III под названием Геенна – безжизненном, почти лишенном атмосферы песчаном шаре, очень мало отличающемся в положительную сторону от соседствующего с Землей Марса. Станцию поместили туда именно потому, что она должна была стать целью номер один любого нападения на этот мир. Еще со времен Говарда Андерсона Военно-космический флот Земной Федерации был твердо убежден в том, что «сражения следует вести в космическом пространстве, где им самое место», а если не в космическом пространстве, то хотя бы на непригодных для жизни планетах, о которых никто не будет грустить, когда их разнесут в клочья космические мониторы.

Вице-адмирал Иан Тревейн подумал, что такой подход был более чем оправдан, когда речь шла об инопланетянах, которые и глазом не моргнув могли походя уничтожить без остатка парочку человеческих колоний. Однако во время боевых действий с такими же человеческими существами, как и он сам, целям вроде научно-исследовательского центра ВКФ на Зефрейне следовало бы находиться по соседству с человеческими населенными пунктами. Впрочем, может быть, и это не остановило бы республиканцев. Ведь эти кровожадные канальи уже продемонстрировали, что гибель мирных жителей их не остановит!

Республика Свободных Землян… В связи с этим названием Тревейну пришел на ум циничный вопрос, когда-то заданный о Священной Римской империи, некогда существовавшей на Земле: в каком смысле она была «священной», до какой степени «римской» и была ли она вообще «империей». Он хотел было обсудить эту проблему со стоявшим рядом пожилым мужчиной, но сдержался, потому что добился бы только пустого взгляда и вежливо-безразличного ответа. Вице-адмиралу Сергею Ортеге было совершенно наплевать на парадоксы истории.

Как бы то ни было, сейчас перед Тревейном стояли задачи поважнее. Например, ему нужно было уговорить Ортегу остаться на борту его корабля.

Они стояли на адмиральском мостике флагманского монитора Тревейна под названием «Зорофф». Рядом с ним на орбите Ксанаду находились остальные корабли боевой группы, которую он провел в Зефрейн сквозь пламя полыхавшего по всем Звездным Окраинам мятежа. Сам Тревейн до сих пор вспоминал об этой одиссее с чувством благоговейного страха, почти не веря в то, что совершил это.