— Хватит болтать ерунду, — рассердился учитель. — Я только и делал, что играл с тобой в поддавки. У тебя была прекрасная возможность напасть, когда меня едва не сморил сон после на редкость занудной атаки, которую ты, видимо, по ошибке принял за “огонь и камни”. Решение применить стратегию “никаких намерений, никаких замыслов” само по себе достойно похвалы, но оно катастрофически запоздало. Двадцать, а то и тридцать секунд ты бессмысленно кружил около меня, вместо того чтобы воспользоваться моей слабостью. Почему, спрашивается?

— Ваш удар парализовал мне руку. Мне требовалось время, чтобы прийти в себя.

Хосокава скривился, словно проглотив паука.

— В настоящем бою твоя изнеженность будет стоить тебе жизни. Руку ему парализовало! Может, ты и боли боишься?

Танака сделал вид, что не расслышал прозвучавшей в словах старика насмешки.

— Боли я не боюсь, сенсей. Но когда мышцы отказываются повиноваться — это совсем другое дело. Страшное ощущение. Мне тяжело представить, что бы я чувствовал, если бы не мог пошевелиться.

— Чувствовал бы себя кучкой овечьего помета, — предположил мастер Хосокава. — Что, впрочем, не так далеко от истины. Ты уже десять минут морочишь мне голову глупыми жалобами и не хочешь признать очевидного — твоя главная ошибка в том, что сознание твое замутнено, словно пруд после дождя.

“А ваше сознание, разумеется, прозрачно как кристалл, сенсей”, — подумал Танака, но вслух этого не произнес.

— Я старался очистить свой дух, — сказал он. — Каждое утро я посвящаю медитации, вы же знаете.

— Ты можешь посвящать утро чему угодно, — безжалостно перебил его Хосокава. — Это тебе не помогает. Ты обуреваем страстями, как бы тебе ни хотелось доказать окружающим обратное. Именно поэтому твое тело реагирует на удар по нервному узлу, а твой дух боится неподвижности. Мир слишком сильно держит тебя, а ты не делаешь ничего, чтобы освободиться от его хватки. По совести говоря, ты заслужил хорошую трепку. Мне стыдно получать деньги за обучение столь нерадивого, глупого, изнеженного ученика.

Мастер Хосокава официально числился в списках персонала базы “Асгард” как инструктор по физической подготовке. Основным его занятием были тренировки в до-дзе, а единственным учеником — доктор Танака. Два года назад генерал Эндрю Гордон по кличке Звездный Перец грозился съесть свои эполеты в тот день, когда “эта желтомазая обезьяна” перешагнет порог базы. Он и самого Танаку за глаза называл “узкоглазым” и “япош-кой”, что ж говорить о каком-то никому не известном старике с Окинавы. Танака тогда связался с людьми в Хьюстоне, делавшими ему тот самый заказ, объяснил ситуацию, попросил разобраться. Звездного Перца вызвали в столицу Федерации, где два дня объясняли специфику кадровой политики в зоне Ближнего периметра. Командор “Асгарда” вернулся на базу присмиревший и вроде бы даже чем-то напутанный; впрочем, Танака мог догадаться, что из увиденного в Хьюстоне произвело на него такое впечатление. Эполеты свои он так и не съел, но документ о принятии в штат базы дипломированного специалиста, обладателя йо-дана, Хосокава Огасавара, гражданина Корпоративной Японской Империи, подписал без звука. Так Танака приобрел наставника, друга и постоянного спарринг-партнера, а в его лице еще и канал связи с людьми, ежемесячно переводившими крупные суммы на номерные счета доктора в Люксембурге и Вене. О том, какие отношения связывали старого учителя с этими страшноватыми личностями, можно было только гадать.

Танака склонялся к мысли, что кое-кто из боссов “Байотек-Корп” также происходил из старинных окинавских кланов.

Так или иначе, именно мастер Хосокава передавал ему информацию о том, сколько ящиков с генетическим материалом должны покинуть пределы лаборатории до конца недели, какой маркировкой обозначен особый груз и кому из появляющихся на пороге лаборатории вольнопоселенцев можно поручать решение некоторых деликатных вопросов. Танака не раз думал о том, каким мудрым оказался выбор неизвестных ему стратегов ВТК. Мастеру Хосокава он мог доверять беспредельно: такие люди не предают, они либо служат до последнего вздоха, либо убивают. Никакой корысти, никаких следов суетных желаний иллюзорного мира. Миссия связного между Танакой и людьми из “Байотек-Корп” воспринималась им как некая разновидность долга самурая по отношению к сюзерену — иногда доктору становилось очень любопытно, что это за сюзерен, но задать такой вопрос он, разумеется, не смел.

— Что бы ни тревожило твой дух, избавься от этого, — продолжал между тем Хосокава. — Успокойся, преврати сознание в прозрачное зеркало, отражающее движения внешнего мира, и ты одержишь свою главную победу. Твоя техника не так плоха, как можно было бы ожидать; крепкие руки, сильные ноги… нет, к мясу у меня особых претензий нет. Но дух… дух требует постоянных упражнений. Что тебя тревожит? Подарки к Празднику Очищающего огня?

“Да, — подумал Танака. — Одиннадцать запакованных в одинаковые коробки подарков. Одиннадцать контейнеров с неизвестным мне содержимым, за которыми почему-то до сих пор никто не пришел. Одиннадцать бомб замедленного действия, покоящихся в обманчивой безопасности моих криокамер. Да, это меня, безусловно, очень волнует. Не настолько, правда, чтобы потерять голову и сражаться вслепую. Нет, сенсей, причина моего беспокойства иная. Но вряд ли я смогу доходчиво объяснить, что именно не дает мне покоя, а вы едва ли сможете понять меня правильно”.

Вместо ответа он кивнул — едва заметно, как может кивнуть только японец японцу. “Да, — говорил этот кивок, — я теряю самообладание именно по названной вами причине. Но я не собираюсь обсуждать проблему подарков к Празднику Очищающего огня здесь, под присмотром недреманного ока внутренней системы наблюдения…”

Мастер Хосокава расхохотался и изо всех сил хлопнул доктора по плечу своей дурацкой антикварной дощечкой. Удар вышел совсем не болезненным, но очень громким, похожим на выстрел из старинного пистолета.

— Дьявол! — воскликнул Идзуми Танака на своем родном окинавском диалекте.

— Да ты не забыл еще свой родной язык? — удивился сенсей. — Сколько варварских языков ты знаешь, сынок? Пять? Шесть? А стоит ударить тебя посильнее, начинаешь голосить на языке своего острова, а?

— Простите, учитель. — Танака низко поклонился старику. — Я понял, в чем моя ошибка. Мой мозг перегружен информацией, которая делает зеркало сознания мутным и искажает картину мира. Когда вы ударили меня дощечкой, я мгновенно сбросил все лишнее и заговорил на языке своих предков. Очевидно, вы имели в виду, что я должен поступать таким же образом перед поединком?

Мастер Хосокава неодобрительно пожевал губами.

— Ты слишком любишь ученые слова, сынок. Избавься от своих проблем. Избавься быстро и решительно, и тогда твой дух вновь обретет утраченную силу. Ты понял меня? Может, мне стоит еще раз тебя стукнуть?

На этот раз самообладание доктора Танаки не изменило ему.

— Я понял вас, учитель. Перед нашим следующим поединком я укреплю свой дух так, как вы мне посоветовали.

“Избавься от проблем. Что бы ни тревожило твой дух, избавься от этого. Что тебя тревожит? Подарки к Празднику Очищающего огня?”

Он велел мне уничтожить одиннадцать проклятых ящиков, сказал себе Идзуми. С самого начала эта затея ему не нравилась. Обычно контейнеры с товаром забирали в течение суток, хотя сутки в таких случаях растягивались почти до бесконечности. А тут прошло уже две недели, и с каждым днем, приближающим Большой Хэллоуин, странное бездействие тех, кому предназначались подарки, все больше тревожило доктора. Конечно, в крио-камере товару ничего не грозило, но если объект “Толлан” со всеми его обитателями действительно покинет нашу реальность, кому он вообще будет нужен? И что станет с ним, доктором Идзуми Танакой, если при эвакуации “Асгарда” кто-нибудь обнаружит, что в действительности скрывают одиннадцать контейнеров с маркировкой “Байотек-Корп”? Как объяснить, для чего лаборатории, занимающейся генной инженерией, потребовалась тонна южноазиатского героина? Если только в этих контейнерах действительно героин.