— Пойдем, Поллианна! — Это были единственные слова, произнесенные миссис Кэрью.

— И дурак же ты, скажу я тебе! — набросился Джерри на больного, как только дверь за гостями затворилась.

А Джейми печально улыбнулся и вдруг зарьдал, как будто открытая для него дверь в рай внезапно захлопнулась, захлопнулась навсегда, навечно.

Миссис Кэрью была разгневана. Пойти после стольких раздумий на жертву, согласиться взять в свой дом калеку — и услышать от этого мальчишки холодный отказ. Это было невыносимо. Еще никогда никто не отвергал ее помощи и не пренебрегал ее желаниями. И вот теперь, когда мальчик отказался переехать к ней в дом, она стала еще сильнее мучиться сомнениями: а что, если он в самом деле ее Джейми? Она понимала, что настоящая причина, почему она согласилась его взять, заключалась не в желании позаботиться о нем и не в намерении его осчастливить — просто ей надо было успокоить свою совесть. И вот теперь в ее мозгу постоянно звучал один вопрос: а что, если это в самом деле мой Джейми?

Но она отгоняла от себя эту мысль, ей хотелось во всем упрекнуть этого маленького гордеца. Ему, видите ли, нужна ее забота! Довольно! Она и сама горда. Он не стоит ее заботы. Он не сын ее сестры. И вообще обо всем этом пора забыть.

Но забыть никак не удавалось. Сколько она ни пыталась переключиться на другие занятия, задумчивый взгляд мальчика, прикованного к постели в нищенской каморке, продолжал ее преследовать.

И в доме была Поллианна. Она бродила по комнатам как потерянная, не умея ничем себя занять.

— Нет, я не заболела, — отвечала она на все расспросы.

— Но ты чем-то явно обеспокоена.

— Да нет, я ничего. Просто я думаю о Джейми, что он не получил всех этих красивых вещей — ковров, картин, портьер.

Аппетит у нее совершенно пропал. В некоторые дни она просто оставалась голодной. Но при этом она утверждала, что совершенно здорова.

— Поверьте, мне легче голодать, чем есть. Если я ем, значит, я сразу начинаю думать о Джейми, что у него нет ничего вкусного. Поэтому я лучше пока не буду есть.

Миссис Кэрью стремилась любой ценой переломить Поллианну. Куплена была огромных размеров елка, принесли украшения, самые роскошные рождественские подарки. Впервые за много лет в доме зажгли все огни, и на елке ослепительно сияли игрушки. Устроен был даже сочельник, и миссис Кэрью сказала, чтобы Поллианна обязательно позвала всех своих лучших подруг из школы.

Но и здесь миссис Кэрью почти ничего не удалось. Хотя Поллианна была вежлива и за все ее благодарила, по временам даже проявляя возбуждение и заинтересованность, все же чаще всего она ходила как в воду опущенная. И радость рождественской вечеринки тоже обернулась печалью. Как только на елке зажглись все огни, девочка принялась громко рыдать.

— Поллианна, ну что ты? В чем дело теперь? — обращалась к ней миссис Кэрью.

— Ни в чем, — заплакала Поллианна. — Просто при виде такой изумительной красоты мне всегда хочется плакать. И еще я подумала, как бы радовался Джейми, если бы его пригласили к нам на елку.

Терпение миссис Кэрью наконец иссякло.

— Джейми, Джейми, Джейми! — закричала она. — Послушай меня, Поллианна! Ты когда-нибудь прекратишь говорить мне про этого мальчишку? Ты же понимаешь, что никакой моей вины нет в том, что он не разделяет с нами праздник. Я звала его сюда, чтобы он с нами жил. Ты что, забыла про свою утешительную игру? Теперь нам самое время в нее поиграть.

— А я играю… Я только не понимаю, почему все так странно. Раньше, если я радовалась каким-то вещам, то я была и счастлива. И вот — прости, что я опять о Джейми. Мне надо бы радоваться, что у меня есть ковры, картины, всякие вкусные вещи и сладости, что я могу бегать, гулять, ходить в школу. Однако чем больше я радуюсь за себя, тем горестнее мне из-за него. Мне как-то хочется подключить сюда игру, но я не знаю как. Если можешь, подскажи мне.

Миссис Кэрью только махнула рукой и оставила девочку одну.

На другой день после Рождества произошло одно радостное для Поллианны событие, которое даже заставило ее ненадолго забыть о Джейми. Миссис Кэрью взяла Поллианну с собой в магазин, и, пока она выбирала себе нарядное кружево, девочка вдруг заметила в толпе знакомое лицо. Поколебавшись минуту, Поллианна с радостным возгласом бросилась в проход.

— Ой, это ты! — И она подскочила к девочке постарше себя, которая несла поднос с разноцветными бантами. — Как я рада, что мы опять встретились!

Девочка уставилась на Поллианну в изумлении. Но вдруг и на ее сосредоточенном лице вспыхнула счастливая улыбка.

— Ну конечно. Моя маленькая спасительница из Общественного сада!

— Как я рада, что ты меня вспомнила! Но почему же ты больше не приходила туда? Я столько дней тебя искала!

— Я не могла. Мне надо работать. Тогда был мой последний свободный день… Пятьдесят центов, мадам, — бросила она в ответ даме с приторной улыбкой, которая спрашивала о цене черно-белого банта, лежавшего на самом углу подноса.

— Пятьдесят центов? М-м… Вообще-то вещица в самом деле очень красива, — пробормотала дама, рассмотрев бант и положив его на место.

Потом две веселые девчушки, хихикая и перебрасываясь шутками, подхватили сверкающее стекляшками творение из вишневого бархата и прелестную заколку с розовым тюльпаном. Поллианна вздохнула:

— И ты целые дни проводишь вот так? Какая радость, что у тебя такая работа!

— Ты думаешь, это радость?

— Ну конечно! Столько людей вокруг, все такие разные! Ты можешь с каждым разговориться — ведь этого требует работа. Мне бы хотелось так работать. Наверно, я тоже, когда подрасту, пойду продавать какие-нибудь красивые веши. Ведь ты радуешь людей, это так здорово!

— Здорово! Радостно! — с горечью передразнила ее маленькая продавщица. — Глупенькая, если бы ты только знала… Это стоит доллар, мадам! — пояснила она молоденькой женщине, залюбовавшейся желтым бархатным бантом с бисером.

— Послушайте, я уже дважды к вам обращалась! Почему вы заняты болтовней в рабочее время? — зашипела пожилая покупательница.

Девушка поклонилась и виновато закусила губу:

— Простите, мадам, я не расслышала.

— Вы обязаны слышать. Вам платят за это деньги. Сколько стоит вот этот черный?

— Пятьдесят центов.

— А вон тот синий?

— Доллар.

— Вы всегда очень нелюбезны, мисс. Я собираюсь на вас пожаловаться. Покажите вон тот ящичек, в котором розовые!

Взгляд маленькой продавщицы погрустнел, чувствовалось, что она вот-вот расплачется. Когда она убирала лоток с розовыми бантами на место, у нее дрожали руки.

— За такую ерунду брать такие деньги! Возьмите ваши тряпки! — злобно зашипела покупательница.

— Хорошо, мэм, — тихо проговорила маленькая продавщица, а потом она обратилась к Поллианне: — Ну что ты теперь скажешь? Очень радостно быть продавщицей бантов?

Но Поллианну капризная покупательница тоже довела почти до истерики.

— Да, бывают, к сожалению, и такие дамы. Но давай порадуемся, что не все такие, как она.

— Порадуемся! — с горечью повторила девушка у прилавка. — Знаешь, малышка, я верю, что твоя игра, о которой ты мне рассказывала в саду, приносит тебе облегчение, но я… — Она не успела договорить, ее опять затормошили покупательницы. — Пятьдесят центов, мадам… Доллар… — отвечала она, поворачиваясь то в одну, то в другую сторону.

— И ты по-прежнему одинока? — спросила Поллианна у маленькой продавщицы, когда они на минуту остались вдвоем.

— Нет, у меня было пять званых вечеров и семь раутов! — Даже Поллианна почувствовала в ее тоне сарказм.

— Ну а хотя бы в Рождество ты смогла развлечься?

— О да! Я весь день пролежала в постели, закутавшись в разное тряпье, и прочла четыре газеты и журнал. А вечером я пошла в ресторан. Там снижают цены по случаю праздника. Так что я съела пирожок с курицей не за сорок, а за тридцать пять центов.