— Ты кругом не прав, Джимми Би… Прости, пожалуйста, Джимми Пендлтон. Джейми никакой не чокнутый. Он очень хороший. Он прочел такое множество книг и знает столько замечательных историй! А некоторые рассказы он просто берет из головы. И потом не леди Ланселот, а сэр Ланселот. Ах, если бы ты знал хотя половину того, что знает Джейми! — закончила она, смерив его гневным взглядом.
Джимми Пендлтон выглядел униженным, просто уничтоженным. Его снедала ревность.
— Довольно! Я слышать больше не желаю ни о каком Джейми. Ты поняла? Вообще в этом имени есть какое-то «сю-сю». Это, кстати, не только мое мнение!
— А чье же еще?
Джимми промолчал в ответ.
— Кто еще так считает?
— Считал. Мой папа, — упавшим голосом проговорил Джимми.
— Папа? — изумленно переспросила Поллианна. — Но как мог твой папа что-то знать о Джейми?
— Он его и не знал. Просто в детстве меня тоже некоторые звали Джейми.
Поллианна заметила, сколько нежности было в голосе мальчика, когда он заговорил о покойном отце.
— Расскажи, что это был за разговор?
— Это было незадолго до папиной смерти. Мы тогда почти целую неделю гостили на ферме. Папа для них делал какую-то работу. Фермерша была ко мне очень добра, и вот она часто называла меня Джейми. Я даже не знаю, почему так. И когда папа услышал, что она меня так называет, он был просто взбешен. Я не могу забыть того, в какое он пришел тогда бешенство. Он кричал, что Джейми — это вообще не мужское имя и что никто не смеет так называть его сына. Он еще говорил, что это не имя, а сплошное «сю-сю», что он ненавидит это имя. И папа даже не стал заканчивать работу, и в тот же вечер мы с ним уехали с этой фермы. Я вообще-то очень был огорчен, потому что она мне нравилась, эта жена фермера. Такая она была добрая со мной.
Поллианна слушала его не только с сочувствием, но и с большим интересом. Никогда прежде он не раскрывал перед ней тайны своего прошлого.
— А что случилось потом? — выспрашивала у него Поллианна. На время она забыла, что поводом для разговора явилось имя Джейми, якобы немужское и сюсюкающее.
Мальчик вздохнул.
— Мы долго бродили, пока не нашли другое место. И там папа умер. А меня оттуда забрали в приют.
— А оттуда ты сбежал, и я тебя нашла у миссис Сноу. Так мы познакомились. И это на всю жизнь.
— Да, это на всю жизнь… — но голос его был теперь другим. Мальчик вспомнил опять настоящее, причину своего огорчения. — Но только ты запомни, что я не Джейми. — Он сделал со злобой ударение на этом имени, а затем повернулся и ушел, оставив Поллианну обескураженной и полной противоречивых чувств.
— Ничего, я могу радоваться, что он не всегда бывает таким, — вздохнула девочка, провождая взглядом его вертлявую мальчишескую фигуру, быстро удалявшуюся прочь.
15. ТЕТЯ ПОЛЛИ ВСТРЕВОЖЕНА
Через неделю по приезде Поллианны тетя Полли получила от Деллы Уэтербай такое письмо:
Мне очень хотелось бы написать Вам обо всем, что сделала Ваша племянница для моей сестры, но боюсь, что мне это не удастся. Вы ведь не представляете себе, какой она была еще совсем недавно. Впрочем, кое-что Вы, наверно, поняли, побывав у нее и увидев, среди какого уныния и мрака она жила в своем доме. И это продолжалось много лет. Вы, верно, оценили тогда многое в ней: горечь потери, отсутствие интересов в жизни, постоянная скорбь. — И вот к ней приехала Поллианна. Я, кажется, писала Вам, что сестра, позволив мне привезти к ней Поллианну, в ту же минуту об этом пожалела; потом она поставила мне строгое условие: если только Поллианна возьмется ее каким-нибудь образом поучать, она тут же отправит ее ко мне в санаторий. И, представьте себе, девочка ни разу не взялась ее поучать. И вот теперь я расскажу Вам, что я увидела, когда приехала вчера к Руфи. Пожалуй, трудно подобрать более красноречивое свидетельство того, какой переворот удалось совершить Вашей чудесной малышке. — Еще не войдя в дом, я заметила, что темные шторы сняты со всех окон. Вошла в дом — и представьте себе, там звучала музыка «Парсифаля». Ни одна комната не заперта, повсюду аромат роз. — Сразу ко мне выходит служанка и говорит, что миссис Кэрью и мистер Джейми сейчас в музыкальной комнате. И вот я застаю ее вместе с мальчиком, которого она взяла к себе, они прослушивают запись знаменитой оперы. — Мальчик пока не расстается с инвалидной коляской, но у него такое красивое и радостное личико! Сестра помолодела по меньшей мере на десять лет. Она была просто серая, а теперь у нее чудесный румянец, а глаза горят и светятся. Я поговорила немного с мальчиком, а потом мы с сестрой поднялись по ступенькам к ней в комнату, и тут она принялась взахлеб рассказывать мне о Джейми. Не о том, пропавшем Джейми, которого она не могла вспоминать без слез и тягостных воздыханий, а об этом, новом Джейми. И, представьте себе, не было ни воздыханий, ни слез, хотя мальчик серьезно болен. Она вся была энергия и заинтересованность. — «Делла! — говорила она мне. — Ты себе не представляешь, как тонко он чувствует все настоящее, лучшее в музыке, литературе, искусстве, хотя, конечно, его еще много надо развивать и обучать. Я уже взялась за дело. Завтра придет учитель. У него есть сводный брат, продавец газет, от которого Джейми набрался всяких уличных словечек, но все равно у него богатая речь, потому что он прочитал много прекрасных книг. А ты бы послушала, как он рассказывает! Конечно, образование его пока только начинается, но он просто жаждет всему научиться. Он очень любит музыку, и я, конечно, дам ему музыкальную подготовку. Я уже вытащила на свет божий нашу коллекцию записей. Ты бы видела его лицо, когда он в первый раз услышал музыку „Святого Грааля“! Он все знает про короля Артура и его Круглый стол, и он так говорит про всех этих рыцарей, лордов и дам, как будто бы они его семья. Только временами я не могу понять, когда он упоминает сэра Ланселота, имеет ли он в виду средневекового рыцаря или белку в нашем Общественном саду. И, Делла, я уверена, что его смогут поставить на ноги. Надо обязательно пригласить к нему доктора Эймза!»
Она еще долго о нем говорила, а я сидела, как говорится, набрав в рот воды, но все равно я торжествовала. Я хочу сказать Вам, миссис Чилтон, что Руфь теперь совершенно другой человек. Она увлечена, она горит желанием вырастить и развить Джейми, а от этого изменилось и ее отношение к жизни. Ведь то, что она делает для него, она делает в какой-то мере и для себя. Былой угрюмой затворницы нет и в помине. И все это благодаря Поллианне.
Наша ненаглядная девочка, она и сама не подозревает, что сумела сотворить. Наверно, и моя сестра не может еще до конца осознать, чем обязана ей.
Но миссис Чилтон, скажите, чем мы можем Вас отблагодарить? Я понимаю, что у нас нет достойного дара для Поллианны, но я на всю жизнь остаюсь признательной Вам и нашей дорогой девочке.
— Ну вот, наше снадобье подействовало! — повторял доктор Чилтон по ходу прочтения письма.
Но миссис Чилтон резко подняла руку:
— Томас, прекрати!
— Но, Полли, в чем дело? Разве ты не рада, что наше лекарство помогло?
Но миссис Чилтон стояла на своем:
— Да, я повторяю: прекрати это. Нет слов, конечно, хорошо, что эта женщина поняла, что может быть кому-то полезной. И я, разумеется, рада, что это вышло не без участия Поллианны. Но она тебе не флакончик с сигнатурой и не «снадобье»!
— Да что ты в самом деле! Уже и пошутить нельзя. Я давно говорил, что Поллианна, безусловно, обладает тонизирующими свойствами. И не думаю, что лишняя похвала ей будет во вред.
— Именно во вред. Девочка растет, а между тем люди не перестают ее портить. Она уже ведет себя как власть имеющая! И, может быть, эта уверенность в себе до поры до времени ей помогает. Но ты замечаешь, что когда она что-то вобьет себе в голову, она делается просто невыносимой. И не дай бог ей уверовать, что она какое-то ходячее лекарство от всех бед, недугов и страданий.
