— Как ты сюда попала? — спросил он.
— Брат Головастик, который сторожит вход, впустил меня. Наверное, он до сих пор не может прийти в себя после того, как я его расцеловала и еще похватала за всякие интересные места. Разве они не разрешают вам, братьям, время от времени встречаться с девчонками?
Афафренфер сердито нахмурился.
— Разумеется, я не имею в виду тебя, — вежливо поклонилась Амбра, затем подскочила к нему посмотреть, что он читает.
— С тобой здесь хорошо обращаются?
— О да, — ответила Амбра. — И кормят как на убой! Я же жрица дворфских богов и не враг, так чего же им со мной плохо обращаться?
— Наверняка ты слышала о том, что в Дамаре сейчас настали плохие времена.
— Ага, король–тиран и все такое прочее, — небрежно махнула рукой женщина–дворф. — Старая история, только страна другая на сей раз.
— Я просто боялся, что они станут более подозрительными по отношению к чужим в свете событий в землях Бладстоуна, — объяснил монах. — У них не слишком хорошие отношения с королем Ледяной Мантией. Совершенно наоборот. Они без конца допрашивали меня, пытаясь узнать, не являюсь ли я на самом деле шпионом этого подозрительного и осторожного короля. Насколько я слышал, этот монарх — малодушный тиран и боится собственной тени.
— Да все они такие!
— Даже короли дворфов?
— Ага, ты же знаешь мою историю, так что я с этим спорить не собираюсь.
Афафренфер кивнул.
— Они оценили мой рассказ о наших странствиях.
— И ты рассказал им правду о том, как жил с Парбидом в Царстве Теней, а? Ты рассказал, что служил незересским лордам и прочим и что почти превратился в шейда, забыл обеты и клятвы, данные их священному ордену?
— Может, хочешь пойти в часовню и проорать это во все горло, чтобы все услышали? — сухо осведомился монах.
— Ну, я думаю, лучше, чтобы ты сам во всем признался, и поскорее. В этом месте шпионов хватает, по–моему.
— Я рассказал им все, — признался Афафренфер. — Откровенно.
— Храбрый монах.
— В моем ордене есть правило: прощение может быть даровано только тому, кто искренне раскаивается, а тот, кто искренне раскаивается, правдиво рассказывает о своих ошибках. Избегать признания — значит обманывать себя, пытаться убедить себя в том, что никакой ошибки не было.
— Значит, для тебя это было ошибкой? Отправиться со своим любовником в Царство Теней, служить незересам, вступить в шайку наемников Кавус Дун? Все это было ошибкой, и ты в ней раскаиваешься?
Афафренфер смотрел на нее спокойно, пристально, затем поднял руку, жестом давая понять, что уступает ей, сдается.
— Одна женщина–дворф по имени Амбра показала мне, как я ошибался.
Амбра шагнула к монаху и положила руку ему на плечо.
— Я все понимаю, дружище, — сказала она. — Это была долгая и трудная дорога, и на время ты сбился с пути. Но теперь ты дома, душой и телом. На самом деле ты никогда не был одним из этих бандитов–наемников. Если бы я считала иначе, я прикончила бы тебя тогда на гребне холма, с которого скатился Дзирт До’Урден.
Афафренфер улыбнулся при этих словах. Он вспомнил тот день, когда шайка наемников наткнулась в лесу Невервинтер на Дзирта и Далию — и заодно на Артемиса Энтрери, и некоторые заплатили за это жизнью. Для Афафренфера это было болезненное воспоминание: он снова увидел, как Парбид, которого он любил больше всех на свете, гибнет от руки Дзирта До’Урдена.
Но была в этих воспоминаниях и светлая сторона: ведь именно в той схватке Амбра спасла ему жизнь, увела его прочь. А потом спасла снова — спасла его душу.
Когда Афафренфер покинул монастырь Желтой Розы, ему казалось, что это суровое место никогда больше не станет ему домом, но вот он вернулся сюда и чувствовал, что это правильно. Снова оказавшись в древних стенах, среди монахов, посвятивших свою жизнь медитации и приобретению знаний, Афафренфер ощутил неведомое ему прежде безмятежное спокойствие.
— Возможно, Джарлакс скоро вернется, — напомнила ему Амбра, и монах кивнул. — Он отправляется в путь и попросит нас уйти с ним.
— Я не могу уйти. Только не сейчас.
— Я так и знала.
Монах с удивлением посмотрел на дворфа.
— Но сама ты уйдешь вместе с ним, — произнес он, потому что догадался об этом по ее взгляду и выражению лица. Услышав собственные слова, Афафренфер понял, что они звучат как обвинение.
— Здесь меня ничего не держит, кроме тебя, — призналась женщина–дворф. — А ты собираешься остаться, будешь целыми днями сидеть, зарывшись с головой в книги, заниматься тренировками и всем прочим, что положено делать местным братьям. Но я‑то вовсе не собираюсь становиться здесь братом… э-э, то есть сестрой. Без обид.
Афафренфер хотел возразить, но понял, что возразить нечего. Он стиснул зубы, стараясь не выдать огорчения, кивнул и произнес:
— Без обид.
Хозяйка лавки была привлекательной женщиной с медно–рыжими волосами и сверкающими светло–голубыми глазами, которые составляли любопытный контраст. Она была высокой и стройной, держалась прямо, носила дорогую одежду, которая подчеркивала изгибы ее тела. Вырез платья позволял оценить соблазнительную грудь. В тот день на ней было зеленое платье с откровенным разрезом, демонстрирующим белую, сильную и прекрасную ногу.
Да, это действительно была красавица.
Кудрявая девочка расхаживала по антикварной лавке, нарочно брала в руки и рассматривала каждую вещь. В помещении находились и другие покупатели, однако большинство из них, быстро пройдясь между полок, уходили.
Но девочка задержалась.
Вскоре она поняла, что рыжеволосая хозяйка наблюдает за ней. Чтобы убедиться в этом, девочка взяла красивую статуэтку из стекла, сделала вид, что роняет ее, и подхватила на лету.
Хозяйка весьма красноречиво ахнула.
В этот момент дверь отворилась, зазвенели колокольчики, и в лавке появилась другая женщина. Тоже довольно привлекательная, она одевалась более просто и скромно. Она была ростом ниже хозяйки, слишком широкоплечая, так что голова казалась маленькой. У нее были густые, длинные, цвета спелой пшеницы волосы, что удивило девочку. Насколько она помнила, волосы у этой женщины были скорее серыми, чем пшеничными.
Хотя, с другой стороны, внешность гостьи была лишь иллюзией, так что она могла придать волосам такой цвет, какой ей нравился.
Девочка продолжала ходить между полок, пытаясь подобраться ближе, чтобы подслушать разговор. Женщины взволнованно перешептывались.
— Слишком много стражи, — услышала девочка голос блондинки, хотя на первый взгляд казалось, что она находилась слишком далеко и не могла слышать шепот.
Но слух у этой девочки был гораздо острее, чем можно было предположить на первый взгляд.
— И все это ни с того ни с сего, — согласилась другая женщина.
— Я тебя предупреждала, — сказала блондинка.
Да, она всегда была более осторожной из этих двоих, вспомнила девочка.
Посетительница со вздохом кивнула, соглашаясь.
— Так было с того самого дня, как этот идиот Ледяная Мантия решил вернуться в Гелиогабал, — недовольно произнесла она.
— Хелгабал, — поправила ее собеседница, и обе фыркнули с явным отвращением.
— Мы могли бы прикончить его и истребить весь его двор, — сказала рыжеволосая хозяйка. — Что за гнусный червяк!
— Но у нас нет гарантий, что его преемник будет лучше. Сейчас, в эти смутные времена, среди аристократов Дамары более чем достаточно прохвостов и глупцов.
— Это правда.
— Это всегда правда, когда дело касается людей, — покачав головой, сказала блондинка. — Они такие самодовольные, думают, что оставят след в истории, но один лишь порыв ветра сметает с лица земли и их, и их жалкие достижения.
— Многие граждане Дамары обрадуются его смерти.
Блондинка нарочито тяжело вздохнула и покачала головой.
— Столько усилий, такой огромный риск, — пожаловалась она.
— Тьфу! Давай просто разрушим весь город до основания, хотя бы повеселимся вволю! — воскликнула хозяйка.