Затем, внезапно выйдя из оцепенения, монстр взвыл и швырнул свой последний камень, а потом сам бросился на противника.
Стрела Дзирта попала во вращавшийся кусок скалы. Камень с громким треском раскололся пополам, и обломки разлетелись в стороны, не причинив вреда дроу. А он сразу же выстрелил снова.
Вторая стрела угодила великану в лицо, и его гневный рев сменился пронзительным воплем боли. Он прижал лапищи к ране и пошатнулся.
Андхар поскакал вперед, а Дзирт опустил лук и изо всех сил вцепился в поводья.
Второй великан поспешил было собрату на помощь, но вдруг заметил несущегося навстречу дворфа. С ревом великан поднял ногу, собираясь раздавить дворфа и его странного скакуна, но адский кабан отнюдь не желал быть затоптанным, а потому в последний момент свернул в сторону.
А дворф вращал над головой одним из тяжелых моргенштернов, словно пастух с лассо. Кабан увернулся, великан топнул по земле впустую, а дворф врезал тяжелым шаром с шипами по вражьему колену.
Великан ожидал чего–то подобного и с силой втянул воздух, решив, что сможет выдержать боль.
Однако монстр недооценил силу этого дворфа, Атрогейта, усиленную магическим поясом, недооценил оружие — моргенштерн под названием Взрывалка. Атрогейт отдал приказ волшебному оружию, и из шипов на шаре потекла магическая жидкость — взрывчатое масло.
И когда шар коснулся колена, удар и взрыв страшной силы заставили ногу великана подогнуться.
Чудовище с воем рухнуло на землю, сжимая раздробленное колено, а Храп развернулся, собираясь снова броситься на врага, и Атрогейт успел заметить, как Андхар, опустив голову, вонзил свой белый рог в грудь второго великана. Сила единорога была такова, что рог полностью вошел в тело монстра, пронзил плоть, мышцы и кости. Затем животное вытащило окровавленный рог из раны, а великан грохнулся, одной рукой закрывая рану на лице, а второй пытаясь остановить кровь, хлеставшую из дыры в груди.
От удара Дзирта выбросило из седла. Атрогейт поморщился: ему показалось, что его друг сейчас сломает себе шею. Но Дзирт ловко сгруппировался и перекатился прочь, затем вскочил на ноги. В это мгновение он каким–то образом очутился совсем рядом с великаном, с изогнутыми клинками наготове.
— Ба–ха–ха! — взревел дворф и захохотал еще громче, заметив кучку врагов, гоблинов и парочку огров, которые направлялись в его сторону.
По мере того как до них доходило, что великаны им не помогут, они бежали все медленнее.
А потом развернулись и бросились наутек.
— Ба, вы трусливые псы! — крикнул им вслед Атрогейт и поспешил прикончить своего великана, ведь здесь осталось еще так много живых врагов!
Реджис из тыла смотрел на кровавую резню. Всадники из Несма действовали блестяще: цепочки кавалеристов мелькали среди массы врагов, отрезали группы бегущих орков и гоблинов, чтобы остановить их и уничтожить.
Всадники топтали врагов, кони грохотали копытами, свистели стрелы, мелькали копья, пронзая орков и гоблинов.
Реджис понимал, что кое–кому все же удастся ускользнуть. Как раз в этот момент к нему приблизилась довольно большая группа орков, которая спасалась бегством.
Он знал, что должен продолжать играть свою роль, окликнул их, командирским тоном принялся раздавать какие–то приказания. Однако, как и недавно во время атаки, любой, кто прислушался бы к его словам, понял бы, что это просто бессмысленное бормотание.
Основной заботой Реджиса было остаться в живых, следовательно, приходилось держаться как можно дальше от орков, потому что мерзкие твари пребывали в отвратительном настроении и могли прикончить шамана, который привел их к полной катастрофе.
Реджис, продолжая что–то вопить, двинулся в сторону, к поваленному дереву, затем растворился в воздухе, перенесся при помощи своего волшебного кольца на небольшое расстояние и распластался на животе за бревном.
Вскоре показались новые бегущие враги. Среди них было несколько огров и огриллонов; некоторые вскакивали на бревно и спрыгивали с него, не замечая Реджиса, лежавшего на траве.
Один ступил на бревно и затем упал на землю, и Реджис взвизгнул, решив, что враг бросился на него!
Но нет, понял он, увидев длинную стрелу, торчавшую из спины орка. Лжегоблин пришел в ужас, сообразив, что его союзники могут точно так же убить его. Он перетащил труп орка через бревно и спрятался под ним.
Может быть, нужно принять свой обычный облик, размышлял он. Если он сделает это слишком рано, его зарубят враги, а если промедлит — его застрелят друзья!
Намного дальше от Реджиса, в лесу, в стороне от поля боя, притаилась кучка орков, которые тоже наблюдали за катастрофой. Они видели, как убивают орков и огров, видели отчаянное бегство. Наблюдали за тем, как всадники из Несма в блестящих кольчугах догоняют и убивают гоблинов и огров. Они видели, как огров протыкают копьями, как их давят лошади в тяжелых латах.
И они видели, как падают великаны.
И, разинув рты, они смотрели на единорога и его темнокожего всадника с длинными белыми волосами, в зеленом плаще, развевающемся за спиной. Он скакал по изрытой земле, и каждая огненная стрела из его лука находила свою цель.
— Нас предали? — спросил один из орков, потому что сомнений быть не могло.
Это был дроу.
Реджис пронзительно взвизгнул: совершенно неожиданно труп орка, под которым он прятался, отлетел в сторону, сильная рука схватила его за ворот шаманского одеяния и подняла в воздух.
Он знал, что следует ударить напавшего кинжалом. Но все произошло слишком быстро. Нужно было немедленно отреагировать, но он не мог. Когда к нему вернулась способность соображать, он узнал того, кто схватил его, и закричал:
— Стой! Стой! Это я!
И только услышав собственный голос, Реджис сообразил, что кричит по–гоблински!
У него застучали зубы, так сильно его тряхнули.
— Эй, эльф! — заревел Атрогейт, затем снова встряхнул Реджиса. — По–моему, я поймал твоего маленького друга–крысеныша! Ба–ха–ха!
Реджис едва не потерял сознание от облегчения, увидев улыбку на лице Дзирта До’Урдена.
Часть третья
Точка кипения
Это существует где–то в глубине коллективного сознания, бранится и ворчит, жалуется, нашептывает тревожные слова.
Сначала на дне котла появляются крошечные пузырьки недовольства; они остаются там, никем не замеченные.
Все тихо.
Потом они всплывают на поверхность. Сначала их возникает несколько, потом еще несколько, а потом — целый каскад.
Наступает критический момент, когда лидеры должны все как один взять себя в руки и успокоить брожение, «снять котел с огня». Но слишком часто амбициозные оппозиционеры подливают масла в огонь, смущают граждан, распространяют злобные слухи.
Истинны эти слухи или нет, не имеет значения; отрицательное впечатление остается.
Пузырей становится все больше, и вот наконец вода закипает, в воздух поднимается пар, унося с собой души многочисленных жертв, которые должны погибнуть в этой симфонии смерти, среди этого гнева, ищущего выхода.
В этой войне.
Я видел, как это повторяется, множество раз за свою жизнь. Иногда война была справедливой, но чаще всего это был конфликт бесчестных противников, которые прикрывали свои истинные цели красивой ложью. В этом круговороте несчастий и смертей воина чтут высоко, и флаг его гордо развевается над головой. И никто не задает ему вопросов ни насчет целей, ни насчет его методов.
Вот как общество упорно подкладывает мину под собственный «котел с водой».
А когда все заканчивается, когда дома превращаются в кучу мусора, а кладбища переполняются, и на улицах гниют трупы, мы оглядываемся назад и спрашиваем себя, как же мы дошли до этого ужаса.
В этом и состоит величайшая трагедия — в том, что мы спрашиваем себя о причинах только после того, как испытали все ужасы войны.