— И лечь-то тут не на что, — бормотал Рузгин, — Не на голой же земле спать. Дубака дам.

Он прошел вдоль обочины, отыскал брошенный кусок фотоэлементной пленки. Для обогрева она уже не годилась. Но от сырости кое-как могла защитить. Борис разложил пленку на земле чувствительным слоем вниз, улегся рядом с носилками. Куском плёнки еще и накрыл себя и Димаша.

Виктор устроился рядом на камне. Бросил две таблетки стимулятора под язык. Теперь, возможно, не уснет. Тело ныло. Рузгин уже спал. Похрапывал. Димаш забылся и стонал во сне.

Виктор смотрел прямо перед собой. В темноту. Увидел белую мушку, потом еще одну. Они закружились, догоняя друг друга. Исчезли. Появились другие. Больше, больше. Пошел снег.

Наверное, он все-таки провалился в сон. Или время остановилось опять? Потому что во сне Виктор отчетливо видел Эдика, живого, в офисе «Дельта-ньюз». Арутян был в белом костюме и в черной рубашке. Пижон! Эдик сидел по своему обыкновению в кресле, закинув ногу на ногу, и листал бумажную книгу.

— Виктор, смотри! — Эдик захлопнул книгу и повернул ее обложкой к Виктору.

Ланьер успел прочесть название. «Валгалла». А кто автор — не разглядел.

Очнулся...

Кто-то ощупывал его тело. Холодные пальцы шарили у горла.

— Что нужно?! — Виктор сбросил чужие руки, вскочил, схватился за кобуру.

— Тихо! Не шуми, — зашипел неведомый из темноты, вновь его пальцы коснулись шеи.

Липкие, мягкие, бескостные... уже неживые.

Виктор ударил коленом, рванулся. Отскочил. Выхватил бластер. Но стрелять не стал. В призрачном отсвете свежевыпавшего снега он видел одного-единственного человека. Скрюченного, с прижатыми к груди руками. Человек осел в снег, голова мелко тряслась. Надо же... Сколько снегу навалило. Неужели Виктор так долго спал?

Кто он, этот одиночка? Знаки отличия... Они должны светиться даже в темноте. Синим или красным? Какой цвет? Никакого. Только серый... мар.

— Мне ничего, мне только поесть, я не хотел... — бормотал мар.

Встал на четвереньки, по-обезьяньи прыгнул и помчался в лес. Виктор прицелился, пытаясь поймать в прицел спину, но тьма быстро поглотила одиночку. Пусть бежит.

Ланьер повернулся, поглядел на заваленный снегом холмик. Вдруг почудилось, что за время его бредового сна мар успел перерезать и Борису, и Димашу горло. Нет! Не может быть!

Виктор рванул пленку. Та лопнула с треском, Бориса и Димаша засыпало снегом.

— Виктор Павлович, вы чего? — вскинулся Рузгин.

Живой. Вот мерзавец!

— Вас снегом завалило. Думал — замёрзли.

— Да, вполне могли, но термопатрон согревал.

— Откуда термопатрон? Разве мы вчера не приговорили последний?

— Соврал, я парочку еще прихватил. По штуке на каждую ночь.

— Вот жулик! — Виктор схватил его за плечи и затряс. — Вот жулик! Борька. Жулик! Ты молодец! Ты сам не знаешь, какой ты молодец!

И тут вдалеке послышался нарастающий рокот. По тракту двигался вездеход. И, если судить по гулу, не один.

Виктор зажег люминофор, выбежал на дорогу и замахал призрачным голубым огнем.

— На помощь! На помощь! У нас раненый! — кричал он.

Сейчас Виктору было наплевать, кто следует по дороге — «синие» или «красные». Потому что вдвоем дотащить Димаша до ворот они уже не могли.

По дороге двигались «красные». Два вездехода и джип. Сразу видно, серьезные ребята. Почему-то они припозднились. И спешили теперь. Но времени было достаточно. На машине успеют к вратам. Легко. Неужели проедут мимо? Нет, заметили. Тормозят. Остановились! Из джипа, держа наготове автомат, выпрыгнул невысокий плотный мужчина.

— Кто такой! Соединение. Звание.

— Лейтенант Борис Рузгин, — выступил вперед Борис. — Со мной лейтенант Виктор Ланьер. Портальщик. И раненый. Рядовой Димаш. Тридцать второй батальон «красных».

— Отстали от своих? — спросил коренастый крепыш, приближаясь.

— Есть малость. Заблудились в мортале. Вышли к покинутому блиндажу «синих» на верхней дороге.

Вчера... нет, уже позавчера приняли решение идти к воротам.

— Капитан Каланжо, — представился крепыш. — Ладно, некогда мне с вами тут разбираться. Время поджимает. Быстро, ко второй машине. Раненого внутрь. Сами на броню. Поехали. Должны успеть. Сержант Топчий, помоги лейтенанту поднять раненого.

— Эй, Ланьер! Ты француз? — окликнул портальщика капитан.

— Наполовину.

— Ха... Значит, пятерик?

Виктор задохнулся, как от удара.

— Ну, чего ты! — хмыкнул Каланжо и хлопнул его по плечу. — Я сам пятерик. И тоже, кстати, француз наполовину. Потому и спросил.

Француз? Да неужто? Нос картошкой, физиономия круглая. Глаза карие. Физиономия типичного крестьянина. Работяга. Сам себе на уме. А француз он, американец или русский — не имеет значения.

Итак, лето было испорчено.

«Как глупо, — в который раз мысленно повторяла Алена. Говорить в эти дни ей ни с кем не хотелось — даже с дедом. — Витькина программа в портале — одна из самых интересных. Что еще ему нужно? Что? На кой черт ему лезть в эти дурацкие врата? За впечатлениями? Чужих, что ли, мало?»

Сотни портальщиков, никогда не ходивших на ту сторону, со вкусом обсуждают подробности завратной жизни: какое оружие лучше убивает, какие пытки применяют мары и сколько операций в прошлом завершилось успешно. Удобно усевшись в адаптивных креслах, попивая джин-тоник или бордо, они говорят о смерти и крови, о видах агрессивности и жажде смерти, инстинкте Танатоса, великом открытии Фрейда.

В первые два дня после ухода Виктора на ту сторону Алену мучили кошмары. Сны были отчетливые, подробные, страшные. Как наяву. Снилось одно и то же. Виктор возвращается. Но вовсе не таким, каким был. Лицо обезображено, рука искалечена, и глаза — погасшие, мертвые. Он приходит, садится на крыльцо и смотрит в никуда. С одежды его — просторного прорезиненного плаща — стекают серые густые капли. Алена останавливается перед ним, а он смотрит и не видит. Будто разглядывает что-то за ее плечом. Потом растягивает рот в безобразной ухмылке, по подбородку бежит струйка крови...

Алена в этом месте всякий раз просыпалась с криком. Потом долго лежала с открытыми глазами, не могла снова уснуть. Итак, лето испорчено. Жизнь коту под хвост. Почему ей попался такой идиот? Послать его к. черту? Найти другого? Нет! Другой ей не нужен. Но зачем... зачем... Она захлебывалась вопросами. Не понимала чего-то главного. Или боялась понять?

Учеба не клеилась. Она кое-как спихнула курсовые и зачеты, но не представляла, как будет сдавать сессию — все валилось из рук, С Виктором она познакомилась в университете. Его пригласили вместе с другими портальщиками прочесть лекцию «Перспективы информсетей». Ланьер выступал дерзко, красиво, ярко. Алена все время задавала вопросы, к месту и не к месту, лезла спорить. После лекции он подошел к ней и сказал:

— По-моему, нам надо кое-что обсудить.

Она не думала, что это серьезно. Ланьер был много старше, известен, обласкан славой. Чем она могла его заинтересовать? Своими дурацкими вопросами?

— Чем? — ответил Виктор спустя три месяца на заданный наконец вслух вопрос. — Когда я вошел в аудиторию, ты сидела спиной к двери, поджав одну ногу под себя. Твоя попка в белых брючках выглядела потрясающе.

— Серьезно?

— Более чем. А ты думала, меня поразили твои замечания по поводу моей программы в портале?

Алена была готова его убить.

Экзамены. До них еще целая неделя. К черту все! Она не могла усидеть на месте. Сокурсники отправлялись в лес на три дня. Алена позвонила в аэропорт. Билетов на аэробус до Портал-сити не было: распроданы заранее. На первое июня места есть. В любом классе. Скидка — десять процентов. Смешно... Первого врата закроются.

Виктор взял с нее слово не провожать его до врат. Простились в городе: Виктор заказал номер в отеле, пообедали в ресторане, потом поднялись наверх. Все вышло не так, как хотелось бы. Вместо романтики — фальшь. Виктор шутил, но его несерьезность в этот вечер раздражала Алену. В ресторане она опрокинула бокал и залила вином новое платье. Даже в постели все получилось не так хорошо, как всегда: Алену не оставляла подлая мысль: а что, если у них это в последний раз? И никогда-никогда больше не будет?