— Чего хотели? — буркнул я.

— А как же здравствуйте товарищ Белый? Как давно вас не было видно? — продолжал издеваться надо мной он.

— Интересно, если я ударю второго генерала, то отделаюсь так же легко, как и прошлый раз? — задумчиво произнёс я, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Ладно, понял, — он поднял руки, — прошлый раз мы расстались не совсем хорошо.

— Да и позапрошлый, и до этого тоже, как-то не срослось, — спокойно напомнил я ему.

— Зачем вспоминать старое Ванюша, — отмахнулся он.

— Ладно товарищ генерал, — я стал серьёзным, — что нужно?

— Отойдём, — он пригласил меня погулять вдоль дорожки.

— У себя, мы провели тотальные чистки, — тихо стал рассказывать он, — также зачистили всех посредников и участников сделок, но, теперь остались две фигуры, которые нам не дают трогать.

— Щёлоков и Суслов? — легко догадался я.

— Да, Пинкертон, — хмыкнул он, — обоим вынесли замечания, поговорили приватно о недопустимости подобного, но и всё. Брежнев не хочет раздувать под своими друзьями костёр.

— То есть им всё сошло с рук? — удивился я, — так просто?

— Ну если для тебя цифра в пять тысяч человек отравившихся в лагеря по этому делу это «так просто», то я даже не знаю, чем крыть твои слова, — спокойно заметил он.

— Вы понимаете, о чём я говорю, — не согласился я с ним, — да мы молодцы, прикрыли вывоз детей-сирот за рубеж. Но не все виновники наказаны!

— Ваня, мы и так сделали максимум! — он показал на вторую звёздочку на своих погонах, — Юрий Владимирович тоже благодарен, ведь с тебя и твоей настойчивости всё и началось. Прояви ты малодушие и не такое ослиное упрямство, то ничего этого бы вообще не было! Ты представляешь себе, сколько мы за эти два года перетрясли детских домов и школ-интернатов, идя по следу попавших детей? Сколько нарушений, злоупотреблений выявили? Сколько голов слетело после этого? На эту операцию задействовали больше десяти тысяч человек по всей стране, понимаешь размах?

— Вы же всё равно не даёте мне ознакомиться с результатами, — кисло заметил я.

— И не дадим, — согласился он, опуская руку в карман и вынимая её с погонами с четырьмя звёздочками, — это тебе.

— Капитан? — вздрогнул я, — а куда старший лейтенант делся?

— Вроде бы летом тебе присвоили, да ты в отъезде был, — словно несущественное сказал он, вручая мне погоны, — решили хотя бы со своей стороны тебя продвигать, чтобы не так погано жить было.

— И всё равно, мне хотелось бы наказать этих двоих, газеты сами видели, похоже с подачи Суслова про меня нет-нет, да и тиснут гадость. Он же курирует прессу?

— Да он, и от него многие другие пакости идут в сторону Андропова, о которых ты не знаешь, но поверь, уж он очень старается, чтобы тебя и КГБ как можно дальше держать от его персоны, — кивнул генерал, — но до Суслова нам пока всё равно не добраться, а вот под второго человека, можно продолжить копать.

— Как это? — удивился я, — он меня к сыну теперь на пушечный выстрел не подпустит после случившегося. Сами говорили, что они знают, что всё началось с меня.

— Не только подпустит, но и сам прибежит, как миленький, — злобно оскалился генерал, — теперь это тема закрыта, он чувствует себя в относительной безопасности, но мы зато перекрыли выезд за рубеж для всей его родни и знакомых. Он уже кому только не жаловался: Брежневу, Суслову, другим знакомым из ЦК, но те отлично понимая, что Андропов только и ждёт, чтобы поймать помощников за яйца, поскольку из них всех только первые двое неприкасаемые для КГБ, делают вид, что не замечают потугов министра, прося подождать, успокоиться и не поднимать пыли.

— Ай какие нехорошие дяди с голубыми петлицами, — против своей воли улыбнулся я.

— Ещё какие, — он улыбнулся тоже, — так что Игорь уже давно нарезает круги вокруг твоей Вари, чтобы её снова на наркоту подсадить. Он бы давно был более активным, но ему подошли и вежливо объяснили, что у девушки есть парень, разговаривать нужно сначала с ним.

— И снова это были те же нехорошие дяди?

— Ай яй-яй, какие мы плохие, — рассмеялся генерал, — так что Ваня, если позвонишь Игорю с какой-то просьбой, поверь, он в тебя вцепится словно клещ. Все паспорта мы заворачиваем, разрешения отменяем, на переговоры не идём, оставили только единственную лазейку в виде тебя.

— А чего они сами не звонят мне тогда? — поинтересовался я.

— Не идиоты, видят, что ты под колпаком у нас.

— Тогда Данила нужно будет убрать?

— Да, тем более больше и угрозы-то особой больше нет для тебя, — кивнул он, — держим его специально последние месяцы, чтобы к тебе интерес подогреть.

— Эх, прощай бесплатная машина с шофёром, — расстроился я, — опять траты на такси.

— Ну, а как ты Ванечка хотел, — он развёл руками, — не всё коту масленица, покатайся на метро или автобусе, например.

— Меня люди не любят, — сразу открестился я, — поклёпы читают в газетах, а потом лезут выяснять отношения с кулаками.

— Я не буду это комментировать, — он покачал головой, — но доносов на тебя Ваня, вагон и маленькая тележка, не успеваем разгребать, как новые приходят. Так что хватит ныть, сам даёшь им поводы для этого.

— Ладно, вы ещё говорили, что можно у вас спрашивать по этому делу? Куда пропал отец Ани и главное, зачем ему это было нужно? С Цинёвым более-менее понятно всё, Лена и деньги были его главным мотиватором, а потом и крючком, с которого уже не мог больше слезть.

— И драгоценности Лениной мамы, — уточнил он, — он, как близкий друг семьи знал о тайнике в доме. Их кстати так и не обнаружили родственники, поделившие квартиру между собой.

— Вот же паскуда какая, — удивился я, — так что с отцом Ани? Она кстати, как? Замешана в этом деле?

— Она не знала ничего, а Мортин хотел уйти на пенсию, но не в СССР, а там, где он мог спокойно распорядиться всеми накопленными за жизнь деньгами, — задумчиво сказал генерал, — он давно продумал свою старость, а потому грамотно выстроил судьбу дочери, отдав её сначала в МГИМО, затем в МИД, так что ты со своим предложением пристроить её за рубежом, оказался для него словно подарком небес. В одном только ему не повезло…м-да.

— А второй его друг? Товарищ Серго?

— Застрелился от стыда за такого друга, когда стало об этом известно, — тяжело вздохнул товарищ Белый, — большая для нас потеря, он был хорошим человеком.

— А сам Мортин куда делался?

Генерал с прищуром на меня посмотрел, и я понял, что этого я никогда не узнаю, поэтому решил быстро сменить тему.

— Так что мы решили? Когда мне звонить Игорю?

— У нас сейчас конец ноября, Данилу снимем через недельку, думаю на Новый год и звони, — проговорил он вслух ход своих мыслей.

— Хорошо, только у меня денег больше нет на покупку бриллиантов, отдал на ремонт школы.

— Твой жест, хоть и эмоциональный, мы оценили, на доброе дело отдал, — серьёзно ответил он, — ладно придумаем что-то.

— Хотя погодите, — я вспомнил о разговоре с Лёной, — мне предлагали взять вещи на память из квартиры Цинёва, наверняка там будет что-то полезное.

— Саму квартиру отобрали, но вещи да, все отдали дочери, — обрадовался он, — согласованно, действуй!

— Не так быстро, — остановил я его, — поскольку вы меня столько раз кидали, ставили прослушку, не давали результаты собственного расследования увидеть, то теперь я буду работать не за просто так.

Генерал удивлённо на меня посмотрел.

— Чего ты хочешь?

— Орден Ленина, за следующие соревнования, — безапелляционно заявил я.

Он покачал головой.

— Иначе вы не цените мою помощь, когда я помогаю бескорыстно, а так всё честно будет.

— А может тебя стоит разжаловать в рядового и за каждое успешное дело поднимать на звание, а потом опять его отбирать? — предложил он свой вариант

— Или перейти в «Динамо» или «Буревестник», — добавил я ещё вариантов, — в «Динамо» мне предложили 600 рублей оклада и квартиру, без всяких условий, только за переход к ним.