— Ну вот Миша, пора тебе и устранить этот пробел, — Гагарин собрал коллег в кучу, а меня поставил посередине, — фотографируй, и пусть люди гордятся своими спортсменами, не меньше, чем космонавтами.

Корреспондент сфотографировал, потом их отдельно, затем нас только с Гагариным и остальными космонавтами, которые хотели со мной тоже сфотографироваться. Когда наша съёмка закончилась, куча других гостей потекли сюда, тоже желая получить заветный снимок, я успел Варю втиснуть рядом с Гагариным и Титовым, и стоя между двумя первыми космонавтами Земли, щуплая девушка смотрелась немного потерянно, но зато очень мило.

Когда интерес ко мне угас, я тут же снял и убрал все медали обратно в сумку и снова присоединился к Варе, находившейся в лёгком шоке. Когда стало близиться утро, а гости начали расходиться, отпросился у Гагарина и я. Он как хозяин дома вышел меня проводить.

— Юрий Алексеевич, — смущённо сказал я, после того как поблагодарил его за прошедший праздник, — у меня к вам будет личная просьба, но нужная для дела.

— Да, говори Иван, — он спокойно это воспринимал, поскольку только за этот вечер слышал десятки таких просьб.

— Говорю вам по секрету, поскольку уверен, что вы не станете об этом рассказывать.

— Иван, говори спокойно, — заверил он меня, поскольку мы были одни, а Варя уже сидела в машине.

— В общем КГБ расследует злоупотребление министра МВД Щёлокова, и я в нём участвую, — сказал я, а у него сузились глаза.

— Поэтому прошу для дела, давайте как-то встретимся с вами на нейтральной территории и я сфотографирую вас с его сыном? Просто одно фото, особо я не прошу вас даже с ним говорить. Могу вообще случайную встречу устроить.

— Обычно Ваня, я всех посылаю с такими просьбами от Щёлокова и компании, — он протянул мне руку, — но ты честно сказал, и я тебе верю, ты не будешь мне врать. Скажешь, когда и где, для такого дела я хоть с самим чёртом сфотографируюсь. Я не глухой и не слепой, всё понимаю, что происходит наверху.

— Фух, словно камень с души сняли, — обрадовался я, — спасибо!

— До встречи Вань, — улыбнулся он мне и помахал рукой.

Когда я сел в машину, то первое что увидел — это выпученные глаза таксиста.

— Это вы сейчас с Гагариным разговаривали?

— Да.

— Очуметь! — он качал головой, — я видел самого Гагарина.

— Вы на дорогу лучше смотрите, — хмыкнул я, а уставшая девушка прислонилась к моему плечу.

— Устала?

— Немножко, — она посмотрела на меня счастливым взглядом, — немного совестно, что Ира без нас Новый год встретила.

— Ничего сейчас наверстаем, — успокоил я её.

Девушка хоть и спала к нашему приезду, но тут же от шума проснулась и стала дарить нам подарки, купленные только на её зарплату воспитателя. И пусть вещи были недорогими и не того уровня, к которому она обычно привыкла, но это были её честно заработанные деньги. Поэтому мы с Варей бросились её оба целовать, благодарить, а потом достали и свои подарки ей. Счастливая Ира потащила нас за стол, где мы и отметили наступление Нового года, переместившись потом в кровать. Сегодня Варя почему-то не была против второго человека с нами, ни слова про это не сказав.

Все оставшиеся новогодние выходные мы провели вместе, то ходили в кино, то на горки, заходили также в гости к Лене и Данилу, но ещё больше гуляли в парке и похоже это был у меня первый Новый год, в котором ничего не случилось.

Когда я стал переживать, что всё идёт уж слишком хорошо и это меня начинало напрягать, поскольку предвещало обычно приход очередного пиз…ца, в первый же рабочий день после Нового года, вышла скромная статья в «Пионерской правде», правда на первой странице, под заголовком «Первый с Первым», где были запечатлены мы двое с Гагариным, он в своём мундире с наградами, и рядом я тоже с кучей золотых медалей. Журналист просто перечислил скупо факты о том, что Юрия Алексеевича знают все, а тем временем про первого человека в мире, выбежавшего из 10 секунд на 100 метровке, знают в нашей стране оказывается не все, как и то, что ещё меньше знает, что я завоевал в Мехико две золотых медали в тех самых дисциплинах 100 и 200 метров, в которых обычно раньше господствовали американцы. В общем маленькая такая небольшая статейка всего с одной фотографией. Мне её с гордостью показала Варя, которая закупала все газеты разом, чтобы поскорее увидеть себя на фотографиях с космонавтами, чтобы показать их родным и друзьям, поскольку нам обещали сделать обычные только через двадцать дней из-за большого количества отснятого материала, а похвастаться в институте хотелось уже сейчас. Увидев эту статью, я лишь пожал плечами и забыл о ней, отправляясь обратно на базу ЦСКА.

Первым, спустя три дня после этого, с выпученными глазами прилетел Щитов, сказавший бросать всё и накинув что-то приличное, а также взяв медали, ехать с ним. Меня отвезли в Министерство обороны, надели китель с капитанскими погонами, затем повесили медали и сфотографировали в каких только не было позах. Затем вернули на базу с приказом никуда не уходить.

Вторым прилетел товарищ Белый, забрал меня на Лубянку, тоже с медалями, и тоже сфотографировал даже с орденом Красного Знамени, вернув обратно с тем же наказом.

Третьей приехала Петрова, но уже со своим фотографом, который заставил нацепить меня все медали и отфотал только в спортивной одежде. Уехала она с уже привычной фразой, чтобы я отсюда никуда не уезжал, даже домой.

Чувствуя, что надвигается какая-то гигантская жопа, я попытался было сбежать, но оказалось, что общежитие охраняют и меня попросили вернуться и не отсвечивать.

На следующий день за мной заехал довольный как кот, объевшийся сметаны, генерал-лейтенант товарищ Белый и повёз снова на Лубянку, где мне выдали парадный китель, галифе и сапоги офицера советской армии и повезли в Кремль. Там нас ждал не менее довольный Андропов тоже в форме с погонами генерал-лейтенанта, и мы втроём пошли в огромный приёмный зал. Внутри была куча журналистов, министров и других людей, и меня усадив между собой мы стали ждать.

Брежнев появился спустя полчаса, уставший, но вполне себе ещё бодренький, по сравнению с тем, каким его показывали по телевидению последние годы его жизни, который по бумажке стал зачитывать про успехи народного хозяйства и стал вызывать из зала колхозников, рабочих, награждая их медалями. Людей, чей потерянный вид был виден отсюда, я понимал полностью. Их оторвали от сохи, отмыли, почистили и поставили перед божеством, так что всё что от них требовалось, это принять награду и дать себя поцеловать, возвращаясь затем обратно на своё место.

Затем, Генеральный секретарь зачитал о ещё больших успехах выполненной пятилетки на полтора часа и далее пошли уже более серьёзные ордена, а также парочка Героев Социалистического труда. Даже одна доярка с грубыми, чёрными от тяжёлого труда руками получила золотую звезду, стоя в костюме и юбке навытяжку, пока Брежнев вешал ей на грудь награду с серпом и молотом.

И закончил он общее награждение неожиданно, словами, что и конечно же не будем забывать о наших спортсменах, которые отстаивают честь страны на капиталистических полях борьбы, а потому быстрейшему человеку мира присваивается звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда», при этом он называет мою фамилию. Меня в бока ударили сразу два локтя, и тут я наконец осознал, что чувствовали все эти люди, от доярки до фрезеровщика, когда тебе нужно было выходить под вспышками десяток фотокамер на сцену, где на тебя кроме этого смотрят ещё и сотни других внимательных взглядов.

На грудь мне нацепили звезду, коробочку с орденом Ленина, вторую пустую с книжечками и грамоту Президиума Верховного Совета СССР вручили уже в руки, затем смачно поцеловали в губы и я, гаркнув «Служу Советскому Союзу» козырнул и вернулся обратно на место, всё ещё не понимая, а что сейчас собственно произошло. Затем был большой банкет для трудящихся, на который мы не пошли, сопровождающие уволокли меня в лимузин «ЗИЛ», и мы втроём под охраной ещё двух машин поехали на Лубянку.