— Подумаем, — тяжело вздохнул он, — что ещё ты там в газетах увидел?

— А вас кто-то конкретный интересует? — улыбнулся я.

— Ваня, не беси!

— Да шучу я, просто это сильно бросилось в глаза, на остальное не обращал внимания, если хотите, то скажете куда смотреть.

— Ну если совсем нечем будет заняться, то глянь в сторону Минторга, — попросил он.

— Вы мне пропуск в архив не прикрыли?

— Нет, чего ради и в Первое управление открыт, читай на здоровье, — удивился он.

— Отлично, — обрадовался я, — загляну на досуге.

Канун Нового года подкрался незаметно, моя крайне однотипная жизнь по-прежнему проходила в основном между базой ЦСКА, школой КГБ и квартирой Иры. Поэтому, когда Варя скромно спросила, что я надену завтра, то не сразу понял о чём речь, а когда она объяснила куда мы завтра идём, началась небольшая паника. Были пересмотрены все мои немногочисленные вещи и отобран самый приличный вариант.

— А, ещё Юрий Алексеевич хотел с медалями сфотографироваться, — вспомнил я, — надо смотаться на базу, забрать.

— Я так волнуюсь Вань, — Варя прижалась ко мне, — я когда на курсе сказала куда иду, мне никто не поверил, даже близкие подруги.

— Думаю там будут фотографировать, — я пожал плечами, — покажешь потом неверующим.

— О да? Думаешь? — обрадовалась она.

— Ну я так понял, он не одного меня позвал, так что да, фотографии точно будут.

— Хорошо бы, — она поднялась на цыпочки, и я поцеловал мягкие, податливые губы, — мы последнее время так мало времени проводим, даже когда Ира в своём детском садике сутками пропадает.

— Я готов, — я поцеловал её в шею, и стал спускаться губами ниже.

— Пошли, — она с улыбкой увлекла меня в спальню.

Тяжеленная сумка с золотыми медалями и бутылками с шампанским оттягивала мне плечо, я как-то даже не рассчитывал, что у меня столько набралось за несколько лет, но решил взять все, если Гагарин захочет, сам выберет с чем захочет фотографироваться из моей коллекции.

Идущая рядом Варя тряслась не от холода, а от страха, поскольку я предлагал ей накинуть ещё и мою куртку на себя. Она, идя по подъезду дома Звёздного городка, где почти из каждой квартиры слышалась музыка или человеческий смех, отрицательно качала головой.

Нужная квартира оказалась на третьем этаже, и я позвонил в дверь. Почти сразу её открыл Юрий Алексеевич в военном мундире, на котором были десятки наград, а также конечно золотая звезда Героя Советского Союза и три золотых звезды поменьше, явно иностранные, не знакомые мне.

— Иван! — меня ослепили теперь уже не звёзды, а его улыбка, — наконец-то! Проходи!

Меня обняли, потом подошла его жена, нас познакомили лично, я помог Варе раздеться, представив в свою очередь и её.

— Сумку тут брось, — показал он на кучу военных полушубков и каракулевых шапок, — никуда не денется.

Зайдя в большую комнату, у меня едва не отпала челюсть, поскольку я впервые видел столько Героев Советского Союза в одном месте. Золотые звёзды были буквально на каждом!

— Ты чего замер? — удивился он.

— Я понял почему на небе стало меньше звёзд, чем было раньше, до полётов человека в космос, — признался я ему.

— Интересно услышать твою теорию, — заинтересовался тут же Юрий Алексеевич.

— Так вы в космос летаете и себе их забираете, — возмущённо показал я рукой на груди стоящих людей вокруг стола.

Смех Гагарина заставил его друзей повернуться к нам. Он подвёл меня к ним и сначала рассказал мою шутку, потом только стал представлять стоящих. У меня чуть голова не закружилась от звучавших фамилий: Николаев, Попович, Быковский, Комаров, Беляев, Леонов. Из всех я знал лично только Титова, с которым и поздоровался, когда он подошёл ко мне сам, первый.

Свет советской космонавтики добродушно посмеялся над моей шуткой и стал здороваться с Варей, которая стоялая неживая, ни мёртвая рядом со мной, только успевая пожимать руки. Чтобы её спасти Валентина Ивановна утащила девушку на кухню, где вместе с Терешковой и жёнами других космонавтов, они стругали салатики. Никакой тебе роскоши, никакой помпезности, которую я видел у Щёлокова. Ни дворецких, ни горничных — с виду обычные советские семьи хорошего достатка, если бы не награды на лётных кителях людей. При воспоминании об этой разнице, мне стало даже немного грустно. Люди, рискующие жизнью и делающие для страны так много, живут да пусть лучше, чем остальные жители Союза, но не сравнить с элитой. В его квартире было много зарубежных вещей, подарков, но всё равно жильё было обставлено весьма обычно по сравнению с тем, что я видел раньше в других домах.

Тем временем, я больше слушал, о чём общались лётчики, когда-то отвечал, если интересовались моим мнением, а квартира всё наполнялась гостями. Сидеть было негде, поэтому все стояли, часто выходя подымить на улицу, поэтому скоро комнаты были полны шумом и гамом. Ровно в двенадцать ночи, все присутствующие дружно подняли бокалы с шампанским, которого натащили ящиками, в этом даже я успел поучаствовать, достав из своей сумки шесть бутылок, и мы выпили за Новый — 1970 год. Послышался весёлый смех, постоянно хлопали пробки, и ко мне наконец смогла пробиться Варя, поскольку большую часть застолья была с женской половиной гостей.

Она протянула мне бокал, который я символично пригубил, чокнувшись с ней.

— Этот Новый год Вань, я запомню на всю жизнь, — призналась она мне, с сияющими от восторга глазами.

Мы стали делиться впечатлениями, а по мере продолжения вечера, кругом ослаблялись пуговицы на кителях, разговоры становились более свободными, люди знакомились между собой. Поскольку присутствовали тут не только космонавты, но и артисты, журналисты, певцы.

— Варя, позвольте я украду у вас парня, — ко мне подошёл улыбающийся Гагарин, тоже с двумя расстёгнутыми верхними пуговицами на кителе.

— Вам можно всё Юрий Алексеевич, — улыбнулась она ему, забирая у меня бокал, и отпуская руку.

— В наши ряды оказывается затесался журналист «Пионерской правды», — повёл он меня в зал, — с фотоаппаратом. Так что доставай свои медали, и будем делать наконец моё обещанное тебе фото.

— Один момент, — кивнул я головой, и сбегав в коридор, подхватил изрядно облегчившуюся сумку, принёс её к нему, и высокому парню лет двадцати пяти, который пытался собрать в ряд только одних космонавтов, отсекая остальных желающих с ними сфотографироваться.

— Да погодите вы, сначала только лётчики, — нервничал он, — до всех очередь дойдёт товарищи.

Шум, с которым я поставил сумку на край стола, отодвинув тарелки, привлёк внимание стоявших.

— Иван, что это у тебя там позвякивает? — улыбнулся мне Герман Титов.

— Минуту терпения, Герман Степанович, — я расстегнул молнию и стал сначала цеплять на себя золотые медали чемпиона СССР, а затем остальные с чемпионатов Европы и наконец Олимпиады.

Когда я, едва удерживая шею под тяжестью надетого на себя разогнулся, космонавты ахнули.

— Юра! — возмутился Николаев тыкая в меня пальцем, — ты почему не сказал, что твой друг золотом не меньше нас обвешан?!

Гагарин, сам находясь в большом удивлении, подошёл ближе, рассматривая кучу медалей.

— Да я как-то сам Андриян, каюсь, не следил за его спортивной карьерой.

Корреспондент «Пионерской правды» подошёл ко мне, тупо уставившись на две золотые медали из Мексики, висевшие последними.

— Вы Олимпийский чемпион? — тупо спросил он.

— Нет, украл эти медали в автобусе, пока сюда ехал, — пошутил я, рассмешив и космонавтов, которые забыв про фотографирование, обступили меня полукругом, тоже рассматривая медали.

— Но…но…, — он протянул руку и осторожно дотронулся до одной из них, — почему о вас не писали в газетах? Я точно помню все выпуски!