— Так ты имеешь в виду… — начал Сэм.

— Что когда они заключили сделку, а наш важный ангел отдал Элигору перо, то вполне вероятно, что Элигор тоже передал что-то этому ангелу — тот самый рог, который до сих пор полностью не вырос. И поэтому он не показывался в своем адском обличье.

Сэм сделал удивленное выражение лица.

— Ну и ну.

— Но разве этот факт может тебе как-то помочь? — спросил Клэренс. — Я имею в виду, если у одного из великих ангелов хранится рог Элигора, как ты собираешься его достать?

— Ты хочешь сказать, как мы собираемся его достать? — отозвался я. — Потому что один я это сделать не смогу. Я пытался снова и снова, но не выходит. Мне нужна помощь от вас обоих.

Сэм засмеялся, но эта его улыбка была неискренней.

— Ты засранец. Ты ведь это несерьезно?

— Я не могу себе позволить шутить на такую тему, Сэм. Это слишком важно. Единственная женщина, о которой я когда-либо заботился, находится у него, и к тому же он обманул меня на обмене пера — а ради этого обмена я рисковал жизнью раз десять, не меньше. Если я сумею достать этот рог, то у меня будет чем его шантажировать! Это будет мой козырь!

Клэренс наконец-то понял, что я говорю серьезно.

— Нет. Ни в коем случае, Бобби. Я и так успел повстречаться с важными демонами в нерабочие часы и скрываю секреты, которые принесут мне кучу проблем, если кто-то узнает…

«Вообще-то, секреты, за которые тебя отправят в Ад — или еще хуже», — подумал я, но счел разумным не произносить это вслух.

— … Но я не могу на это пойти! Украсть что-то у одного из наших боссов! Чтобы ты мог вернуть свою девушку из Ада!

Принесли мои блинчики. Я полил их сиропом и принялся есть. Я вдруг почувствовал, что очень голоден.

— Да, ты не можешь на это пойти, Клэренс. Ты прав. Но и не пойти на это ты тоже не можешь.

— Черт возьми, хватит уже называть меня Клэренсом! — он сказал это так громко, что люди вокруг стали оборачиваться. Он покраснел — и почему мое земное тело так не умеет? — и наклонился так близко к столу, будто собирался побеседовать с бутылкой кетчупа и пачкой салфеток. — В каком это смысле, не могу не пойти на это?

— Потому что я собираюсь это сделать в любом случае. И хотя я пообещал, что никогда добровольно не донесу на вас, если или когда меня поймают на этом, в Раю, скорее всего, выжмут из меня все детали о происшедшем за последние несколько месяцев. Как знать, какие методы они применяют для получения информации? А значит, они узнают о том, что ты должен был сообщить и обо мне, и о Сэме давным-давно.

Новичок был шокирован.

— Ты что, Бобби, шантажируешь меня?

— Нет. Вовсе нет. Я просто реально смотрю на вещи. Нельзя играть на обе стороны, Клэренс — или «Харрисон», если тебе действительно так больше нравится. Мне кажется, это имя больше подходит ребенку, который ходит на занятия по методу Сузуки[106] и назначает свидания в песочнице. — Я налил еще сиропа на блины. — «Клэренс» звучит намного круче.

Казалось, он был удивлен, хотя я не знал, чем именно — моими словами или же тем фактом, что я помнил его имя.

— Не знаю. Мне надо подумать.

Мгновение спустя он поднялся, достал пару купюр и бросил на стол.

— Мне пора. У меня вызов. Я… поговорим об этом позже.

— Теперь тебе и ехать не на чем, — сказал я, когда Клэренс ушел.

Сэм засмеялся.

— Ты что, шутишь? Я был за рулем. Уже забыл?

— Так мы приехали на твоей машине? Как ты вообще можешь иметь машину, обитая в своем зазеркалье?

— Позаимствовал у Орбана. Он сочувствует тем, кто застрял меж двух сторон.

— Да, это логично. — Я разделался с блинами и выпил кофе. — Не подвезешь меня назад домой? Пора мне начать обдумывать, что делать дальше.

— А что насчет новичка? — Сэм поднялся, позвякивая ключами от машины. — Тебя не беспокоит, что он может донести или сделать что-нибудь в этом роде? Отправиться к твоему непосредственному начальству?

— Да, Клэренс. Именно поэтому он оставил пять баксов за чашку кофе. Он такой идеалист и так хочет тусоваться с большими мальчиками, то есть с нами, что мне, похоже, придется сдерживать его пыл, когда он решит атаковать Рай с автоматом наперевес — и все ради Справедливости!

— Эта мысль меня очень пугает, — сказал Сэм, когда мы подошли к стоянке, откуда направились ко мне домой. — Ты ведь на самом деле не планируешь ничего такого? Потому что даже мы в Третьим пути не хотим, чтобы Рай был уничтожен. Черт, да мы даже не желаем уничтожения и Аду с его жуткими безумцами — ведь им там самое место.

— О, да, — ответил я. — Я согласен. И многих из этих безумцев я повстречал. Нет, я не хочу ничего уничтожать. Мне просто надоело такое отношение, вот и все. Мне нужна правда.

Сэм выбросил зубочистку, которая помогала ему расправиться с остатками кальмаров, застрявшими в зубах.

— Знаешь, именно так все и говорят, а потом начинается какая-то действительно жуткая хрень.

С гавани подул легкий ветерок, свежий, но на удивление холодный.

— Мне нужны ответы, Сэм. Мне нужна справедливость. Без всяких революций.

Он сплюнул что-то на асфальт.

— Твоими бы устами говорить Всевышнему, Бобби. Надеюсь, Он нас слушает.

— Воистину, дружище, — сказал я. — Аминь.

И затем, хоть вы и не поверите, я отправился домой и навел порядок в квартире. Потому что надо хоть с чего-то начинать.

Хотелось пить. В холодильнике у Каз я нашел бутылку лимонной газировки и с ней же вернулся в постель. Каз дремала; простыня лишь едва прикрывала ее бедра, и я остановился у двери, потому что мое дыхание вдруг замерло. Как она красива… Знаю, я все время это говорю, но потому что я не могу выразить это по-другому, особенно когда дело касается таких вещей. Она была миниатюрной, стройной, но ее бедра изгибались так, что что-то странное начинало происходить внизу моего живота (и в других местах тоже). Трудно объяснить, но нечто в этом прекрасном изгибе женщины, лежащей на боку… ну, я думаю, это похоже на поэзию: если слишком долго ее анализировать, можно упустить самое главное.

И ее волосы, такие длинные, прямые, светлые, как и сама Каз. Мое желание было таким сильным, что я не мог не задуматься — вдруг это очередная адская западня? Но это была не уловка. Это была она, и все, что я ощущал, было настоящим. Я попадался на хитрости Ада уже не один раз. И разница была мне известна.

Она перевернулась и взглянула на меня краем глаза.

— На что ты смотришь? Никогда раньше не видел падшую женщину?

— Не видел ту, которая бы пала так низко.

— Ты имеешь в виду, пала до Сан-Джудаса или до тебя?

— И то и другое. — Я присел на край кровати, чтобы полюбоваться ею, потому что я знал — если подойду ближе, меня снова отвлекут эти прикосновения, запахи и вкусы.

Знаю, звучит безумно, но в тот момент я вспоминал фотографию актрисы из 1960-х, Джин Сиберг,[107] одетую в броню для роли Жанны д'Арк. Правда, у нее были очень короткие волосы, и к тому же на нее надели килограммов десять металлической брони, а Каз была едва укрыта простыней. Но что-то делало ее невероятно похожей на этот образ Джин Сиберг: может, такое же нежное лицо, хрупкое и стройное тело в борьбе против большого, полного опасностей мира? Думаю, актрисе пришлось не легче, чем самой Жанне, так что вряд ли все это покажется вам разумным сравнением.

— Ты все еще пялишься на меня.

Я засмеялся — меня поймали.

— Прости. Ты… я просто думал о Жанне д'Арк.

— Почему? Собираешься сжечь меня?

— Только своей любовью.

Каз засмеялась, и это было приятно. Перевернувшись на спину, она натянула простыню до живота, что вовсе не решило проблему: я по-прежнему смотрел на нее и отвлекался.