Я тебе нужен не для этого, сказал Римайер. Тебе нужен слушатель, а в этом, по твоему мнению, бедламе ты можешь пока говорить откровенно только со мной. Правда, я уже не тот, на которого ты рассчитывал, а, Ваня? Чем-то ты мне очень не понравился, да, Ваня? Еще там и тогда. Надо же! Символ. «Юность Мира». «Август». И — не понравился. С чего бы?.. Вернись на Землю, Ваня! Главное остается на Земле, а, Ваня? Там и тогда ты до смерти перепугался в Старом Метро. О чем ты думал в Старом Метро, а, Ваня? Только б не гигантопитек, все что угодно, только бы не гигантопитек!.. Ты плохо соображал в те секунды. Гроздья мертвых крыс, тусклые желтые фонари, свежие округлые следы с раздавленной мокрицей… Впечатляет, да? Зачем он послал меня сюда, думал ты и предвкушал, как спросишь меня об этом, когда и если выберешься… Гигантопитека он испугался! Нежно морожено, барышня кисейная! А «гоблины» тебе не повстречались, нет? Только устаревший кибер? Тебе там памятник на площади не установили? Рядом с Владимиром Сергеевичем? С Юрковским? Ему за сорванный банк в эрулу — тебе за героический рейд в Старом Метро! Ай, о чем это я! Тебе же не там, здесь — памятник!

Римайер, сказал Жилин… Наверное, ты в этом прав. Но ты прав только в этом. В конце концов, я не позировал для «Августа», просто так получилось. Да, я не был с вами под Воздвиженкой, я не бился с «гоблинами» вместе с Боасом, Савадой, Учителем, Гровером и тобой, Римайер. Но я выполнял ту задачу, которая была передо мной поставлена. И посылать меня в Старое Метро только чтобы ткнуть носом: мы, мол, кровь мешками проливали, а коекто в сторонке курил, испытай-ка сотую долю нами испытанного и не обделайся! — это бесчестно, Римайер, это никуда не годится. Я все никак не мог понять, зачем ты меня направил к рыбарям, Римайер. И лучше бы ты мне этого не объяснял. Потому что я все списывал на болезнь, Римайер. Но ты, оказывается, не просто слегач. Ты еще и сволочь, Римайер. Или это одно и то же? Став слегачом, невозможно не стать сволочью, а, Римайер?!

Ну почему же, сказал Римайер… Совсем не обязательно. Ты ведь, Ваня, не сволочь, а? Просто прекраснодушный глуповатый экземпляр с гигантским самомнением. Спец! Какой ты, к богу, спец! Даже там и тогда! Идиотская привычка подхватывать любой разговор, не представляя, о чем речь! Тебе здесь и теперь еще не втолковали местные молодцы: «За базар надо отвечать!»? Значит, все еще впереди… Спец он, видите ли! Только за сегодня понаделал столько глупостей, что… Да, собственно, ничего иного ты сегодня и не сделал. Тебя ищут за ограбление обменного пункта — убыток исчисляется десятками тысяч. Тебе грозит от семи до пятнадцати лет за разжигание межнациональной розни. Ты обвиняешься в инициации волнений на Лобной площади. Нет, не пять лет назад, сегодня. Согласно закону о гангстерах, это — пожизненное.

Гангстеры?

А как их еще называть? Не коммунарами же… «Шайка коммунаров, вооруженных огнеметами, газовыми бомбами и плакатами, осадила муниципалитет». Не звучит, чувствуете, Ваня? И не надо тут мне сопеть! Вы же у нас марксист, не так ли? Во всяком случае, доложились на сей счет в «Репортере» хронической столичной балаболке. Пепел рабочего класса стучит в вашем сердце, а?!

Римайер, сказал Жилин, что-то я не пойму. Здесь у вас плохо, здесь у вас надо навести порядок. Здесь хуже, чем там, Римайер. Хотя вам, Римайер, вероятно, так не кажется. Вы ведь именно там, Римайер, превратились в слегача. Вероятно, на взгляд слегача, я глуповат и прекраснодушен, я как спец убог. Но, Римайер, я очень надеюсь, что все это лишь на взгляд слегача.

Добро пожаловать в наш клуб! Жилин, сказал Римайер, взгляните на мир глазами НЕ слегача, Жилин, трезво взгляните!

Не понял, вскинулся Жилин. Кто слегач? Я слегач? Это ты слегач! Твой идеал — дерьмо, Римайер. Именно так, Римайер. Так. Так… Стало похоже на детскую перебранку… Впрочем, Римайер не подхватил.

Жилин, сказал Римайер, «наводитель порядка» нужен там, где бардак. Там, где все в порядке, мы не нужны. Ни Марии, ни Оскару, ни Пеку, ни мне, ни тебе, вообще прогрессорам просто нечего делать ТАМ И ТОГДА! Мы — золотари. А там и тогда нет дерьма, ну нет его — с точки зрения (внимание!) каждого гражданина, живущего ТАМ И ТОГДА. И тут явление… м-м… тимуровцев:

«Мы большие специалисты! Если бы вы знали, как мы умеем выгребать дерьмо! Нет? Дерьма нет? Щас! Надо откуда-то достать или в крайнем случае что-нибудь объярлычить дерьмом — и уничтожить! Чтоб вы оценили уровень нашего мастерства». Не навреди! Ах, видите ли, почему не каждый стремится к высокому? А почему, черт побери, все должны стремиться к высокому! Отстаньте!

Угу, поддакнул Жилин, и «наводители порядка» деквалифицируются и штабелями укладываются в ванну и включают транзистор с вакуумным тубусоидом… Вы виделись с Пеком?

Я и теперь вижусь, пожал плечами Римайер, не так часто, как хотелось бы, но по оперативной необходимости…

Ага, поддакнул Жилин, слегач слегача видит издалеча, ча-ча-ча! Сон разума рождает…

Не юродствуйте, Ваня, сказал Римайер. Вас извиняет недоинформированность, но Петр Александрович — наш президент, извольте соблюдать этикет.

Чиво-чиво, неожиданно по-детски гадко удивился Жилин.

Колычев. Петр Александрович. Заставивший капитулировать шпану в Кремле тогда, в августе. Ну, вы помните, Ваня. Впоследствии — вице-президент. И… как вы понимаете, после внезапной кончины первого президента Свободной России — законный преемник, согласно Конституции. Согласитесь, Ваня, лучшей кандидатуры здесь и теперь просто не найти.

Пек умер, сказал Жилин. Он стал слегачом и умер.

Ну разумеется, сказал Римайер. Что еще Пеку делать там и тогда?! Он, кстати, выдвигал свою кандидатуру в мэры — там и тогда. Я был его доверенным лицом. О, это была песнь песней! Уроженец! Герой, дравшийся с гангстерами! Энергия так и прет! Плюс «визит-эффект» — вот он, вот он!.. Он набрал меньше трех процентов голосов, Ваня. Трубочист набрал восемь процентов, а Пек — меньше трех. Нынешний мэр — бывший пляжный спасатель, смазливый самец и бездарь — набрал семьдесят процентов, Ваня. И знаешь почему? Там никто не тонет. Там не нужны ДЕЯТЕЛЬНЫЕ спасатели. То есть пусть будет на всякий случай, но мы-то с вами зна-а-аем, что он не понадобится. Такие, как Пек, там не нужны. И я там не нужен. И, надеюсь, вы, Жилин. Вы ведь еще не конченый человек? Уже хотя бы потому, что вы — здесь и теперь.

Римайер, сказал Жилин, ты бредишь. Ты живешь в нереальном мире, который считаешь реальным. Тебя надо лечить, Римайер, и впоследствии ни в коем случае не допускать до нашей работы!

Наша работа, сказал Римайер. Ты еще глупый тявкающий спросонок щен, Жилин. К тому же не желающий просыпаться. Я вынудил тебя там и тогда вернуться в «здесь и теперь». Я втемяшил в твою склонную к анализу головушку мысль о слеге. Я через Пека всучил тебе тубусоид. Я, можно сказать, за ручку подвел тебя к ванне. Личным примером воздействовал!.. И вот — ты здесь. А там… Ты же знаешь, Жилин, в иллюзорном мире все гипертрофировано: мысль? гениальная! шутка? архисмешная! поступки? сверхчеловеческие! И просыпаешься с единственным желанием: только бы не забыть, только бы не… И если не забыл, затвердил, — на поверку оказывается плешь какая-то.

Наша работа, сказал Римайер. Поступки!.. Может быть, я буду его бить. Если понадобится, я буду его пытать. Мы разгромим и сожжем! А их самих мы увезем так далеко, что они никогда не смогут вернуться (не иначе как последним вагоном на Север, однозначно!). Мы выловим всех, и их мы тоже изолируем… Вот, Ваня, твой образ действия, сказал Римайер. Узнаешь? Сверхчеловеческие поступки!

Наша работа, сказал Римайер. Мысли! Умозаключения! Интели — это не гангстеры, это отчаявшиеся люди, патриоты. Они жертвуют собой, они вызывают огонь на себя, пытаются возбудить в городе хоть одну общую для всех эмоцию, пусть хотя бы ненависть… Вот, Ваня, твой образ мысли. Хороши патриоты, культивирующие ненависть, еще и общую для всех! Право слово, Жилин, если бы вы брякнули эдакое в реальном мире, то по физиономии заработали бы моментально! От любого интеля. Нас и так-то веками ненавидят, в землю норовят вбить. Мы с таким трудом ухватили поводья, мы работаем пять лет непрерывно и на износ — и реальный результат толькотолько забрезжил. А вы, Жилин, откровенных провокаторов и экстремистов называете отчаявшимися людьми. Вы надеетесь, что не все же они там дураки и истерики, что вдруг удастся найти Человека. Вы, Ваня, ищете там, где светлей, а не там, где потеряли.