И что интересно. Детали, которых не было видно в дневном свете, стали вдруг проявляться в таинственных отблесках печного пламени. Словно тайное послание, написанное симпатическими чернилами при воздействии на него определенными средствами.

Я увидела.... Небольшую сердцевину в виде рогатого иероглифа окружала тонкая, мельтешащая своим изобилием вязь. Показалось мне, или нет, но в этой суетливой вязи суетились странные существа с головами волкоподобными на человеческом теле, стремительными стрелами пронизывали узоры всполохи огня, в конвульсиях рыданий корчились женские фигуры. Словно какая-то извечная, непрекращающаяся война длилась и длилась, отражаясь своими основными фрагментами на этом кулоне.

Странные мотивы на женском украшении. Мне стало жутко, от предположения, что я сама невольно стала участником этих событий. Хотя понимала, что это, скорее всего, мне просто кажется. Ну, невозможно в такой полутьме разглядеть фигурки на кулоне, который спокойно помещается в центре ладони. Это все от моей впечатлительности, умноженной на обилие мифов и легенд, которые я за свою жизнь узнавала.

Тем не менее, мне расхотелось расставаться с кулоном даже на секунду. Встать и положить его на стол показалось просто невозможным. Чем дальше, тем приятнее было держать его в руках, он словно грел мою ладонь. Теплее и теплее, дойдя до идеальной для осязания температуры, состояние не перешло в жар, а словно остановилось. От кулона по всему моему телу расходился какое-то странное волнение. Кровь запульсировала в висках, но не давяще, как предвестник головной боли, а чуть головокружительно, вызывая ощущение восторга, как в детстве, когда карусели под тобой начинают кружиться все сильнее и сильнее. Сладкое предчувствие сжало сердце, томное тепло потекло по венам, нежная незнакомая мелодия тихо закрутилась в голове.

Я понимала, что со мной происходит что-то не то, что-то неправильное, но блаженство этого состояния в тот момент убеждало, что именно так — правильно, именно так — нужно, и по-другому никак быть не может. «В этом состоянии я могу пережить все, что угодно», — пронеслось отдаленно во мне какой-то ещё не задетой этим теплом части разума. Сердце накрыла очередная теплая волна, я застонала от приятной дрожи под кожей, и в этот момент от бурного натиска даже не творилась, а вылетела дверь.

На порог ворвался Шаэль. Казалось, он впечатался в эту дверь с разгона, не заметив её на своем пути. Его глаза горели странным огнем, и этот огонь был направлен на меня. Он словно с трудом сдерживал себя на этом пороге, хватаясь руками за дверные косяки, был очень зол и очень взволнован одновременно.

— Ты... — прохрипел он, — ты....

Я почувствовала, что кулон своими теплыми волнами мягко, но настойчиво толкает меня к Шаэлю. И в то же время чувствовала, что притяжение было взаимным. Мы оба не хотели этого, но нас несло, несло, несло. Я почувствовала руки на своих плечах, это было очень правильно и невыносимо приятно, как донесли до меня все те же теплые волны. Шаэль наклонился к моему лицу, кресло качнулось, перевернулось, мы оказались на твердом и совсем не чистом полу, но в тот момент меня это совершенно не интересовало. Я чувствовала упругость и сочность его губ, волосы пахли травами и ветром, мне до боли захотелось вдохнуть его всего, я рванула на нем футболку, ткань треснула, и через мгновение Шаэль уже сам скинул с себя клочья того, что только что было футболкой и даже с какой-то надписью. Я прижалась к нему вся, и мы оба со стоном выдохнули, и задержали дыхание от наслаждения.

Это правильно, это единственное, что может быть правильного в этом мире, — несло нас теплыми волнами все дальше, и все глубже, и уже первозданный океан смыкал над нами толщи воды, чтобы то ли упокоить, то ли окутать нас. Волны готовы были уже снести последний барьер между нами, когда вдруг раздался громкий и тревожный звонок моего мобильника.

Словно этот звук разбил несущую волну, нас с треском отшвырнуло друг от друга.

— Лия? — я схватила спасительный телефон. — Да, все в порядке. Скоро. Нет, я нормально дышу. Ничего не случилось. Ладно, скоро.

Стало невыносимо стыдно. Я, опустив глаза, спешно застегивала пуговицы на блузке. Тени плясали по стенам. Огарок свечи, уже догорая, прерывисто мерцал, от него вился темный, тонкий дымок. Ещё через секунду, свеча погасла совсем, погрузив комнату в ещё большую первозданную темноту. Тени, между тем, хоть и почти совсем смазанные, все ещё пытались двигаться на стене, проявляясь сквозь печную заслонку неугасимым огнем. Только треск поленьев в печи слышался в темной комнате, да наши все ещё прерывистые дыхания.

— Я... Ты .... Прости. — Наконец-то, но почему-то шепотом произнесла я. — Хотя и не понимаю за что. Это не я была. Честное слово, не хотела. У меня и в мыслях не было.

Некоторое время молчание сгущалось, наконец, я услышала в ответ:

— Кулон. Это его сила. Я услышал зов.

— Тебя звал кулон?

— Кулон звал, ты звала.... Какая теперь разница?

Мне стало ужасно обидно. Почему меня вечно впутывают в совершенно дикие истории, без всякого уведомления и моего на то согласия? А потом ещё и словно обвиняют в случившемся? Какое отношение я имею к кулону, который явно спровоцировал эту ситуацию, чуть не закончившуюся грехопадением? В конце концов, если бы я тогда не выловила его из реки, Шаэль просто потерял бы свой драгоценный символ чистоты и невинности. Я, действительно, и в мыслях не допускала, что у нас что-нибудь может с ним быть, и никогда не смотрела на него, как на мужчину. Честно говоря, после того, как из моего мужа вырвалась стая демонов, я вообще не смотрела на мужчин, как на мужчин. А о чем-то подобном....

В общем, мне стало одновременно так обидно, стыдно и растерянно, что я просто заплакала.

— А ты, — всхлипывала, посылая лучи ненависти и несчастья в темноту, — а ты сам....

В стороне, где чуть слышно дышал Шаэль, послышался шорох. Через секунду, я почувствовала, что кто-то осторожно, словно боялся обжечься, взял меня за мокрую руку, которой я размазывала слезы по щекам. По его прикосновению почему-то поняла, что он сильно озадачен.

— Лиза, — сказал Шаэль, — я....

Он словно поперхнулся.

— Ты — дикий неотесанный горец, — от обиды я забыла все правила хорошего тона, — как ты мог вообще подумать, что я...

— Лиза, — все ещё мягко, но уже властно повторил он. — Как бы нам этого ни не хотелось, мы уже никуда не денемся. Наверное.

— В смысле? — от изумления я перестала всхлипывать. Можно было ожидать каких угодно слов, но только не этих.

— В смысле, — повторил за мной Шаэль, — что кулон сам выбрал тебя. Впервые за много столетий, он сам выбрал нас.

— Зачем? — глупо спросила я, но сразу опомнилась — Ты в своем уме? Я же говорю тебе, я — замужем. Сейчас у моего мужа крупные неприятности, но тем более, у меня нет права уходить от него в такой момент.

От негодования я выдернула свою руку из его ладони и отшатнулась подальше, в угол. Мы почему-то все так же сидели на не очень чистом полу, не догадываясь подняться. А, может, стыд так придавливал нас к земле.

— Ты уже ушла от него, — устало вздохнул Шаэль. — Вернее, ты сбежала.

— Откуда ты знаешь? — до меня не сразу дошел смысл сказанного им.

— Я знаю больше, чем ты думаешь. И, кстати, я, может, и горец, но не совсем дикий. Вообще-то, у меня вполне цивилизованная специальность. Я невропатолог.

— Трындец! — понимаю, что это было не самое подходящее моменту слово, но больше я ничего сказать не могла. Это было то, чего меньше всего ожидала услышать от Шаэля. У меня, наверное, даже отвисла челюсть в тот момент.

— Чего-чего? — уже совсем неинтеллигентно произнесла я вслед за этим, и уставилась в темноту, в которой просвечивался темным сгустком энергии силуэт Шаэля. Надо сказать, все ещё притягательным сгустком энергии.

— Я оканчиваю медицинский институт.

— А все — это, — у меня не хватало слов. — Весь этот балаган... Звук охотничьего рога в ночи, избушка на скале, куда нужно завязывать глаза, кулон.... Это все что за цирк тогда?