Дядя Миша с тетей Олей вторую неделю с авоськами бегают. Гусятникова удивляется, что носятся, словно это их сын жениться надумал. Нашли из-за кого жилы рвать. Это Катька Скорикова всех науськивает. Маруся никакая ей не дочь и жених – не зять. Вот охота человеку для чужих надрываться. Главное, была бы семья приличная, а то шантрапа без роду и племени. И для таких Скорикова два батона финского сервелата достала? А ей, Гусятниковой, на юбилей мужа так и не помогла с икрой. Конечно, Гусятниковы сами обошлись, стол сделали богатый, гости от зависти слюной давились и ели до тошноты. Но все равно обидно.
Во дворе незнакомый парень с узкими смешливыми глазами спрашивал, где живет девушка по имени Маруся. Это кто же ее ищет? У нее и родни-то не осталось, тем более не русской. Может, это жениха приятель? Да уж, поджала губы Гусятникова, Маруся – то, та еще пройдоха. Только Скорикова не видит, кого пригрела. Да этот парень армян или грузинец. Сразу видать, на рынке торгует, вон ящик какой припер. И авоська в руке. Это Маруськин хахаль бывший. Ну сейчас будет там у них свадьба, хоть на лавку садись в первый ряд, как в театре. А может, и милицию вызвать заранее. А то грузинцы – люди горячие, ножик схватит и прощай. Ей про такое свахиной сестры деверь рассказывал.
Бабуси заспорили. У грузин и армян глаза большие, а у этого узкие. Узбек, наверное, как Фарух, что в соседнем доме живет.
Повезло Гусятниковой, что тети Кати во дворе не было. Приехавшего парня звали Асхат. Привез посылку на свадьбу от Роберта. Асхат учился в Москве, ездил навещать родителей, там-то Роберт с Паулем его и нагрузили. Тетя Катя только руками махала. Как же он такую тяжесть приволок! Арбуз, дыня, персики, виноград. И не побилось ничего, хоть на выставку достижений народного хозяйства отправляй. Батюшки! Отрез шифона для Маруси. Вот красотища! С размытыми бледными цветами. Из такого сошьешь и одевать-то жалко. Косте рубашка, белая с полосками на рукавах, и на кармане вышито иностранное слово. И еще две пиалы с ярким узором. Вот люди! Жаль, что сами не приехали. Что же, Роберт болеет?
Асхат мялся, мямлил что-то про ранение. А потом и выложил все, как есть. Роберт сначала радовался, что живой, что дома. Вся родня его балует, жалеет. Друзья сочувствуют. Понравилось ничего не делать. Учиться не хочет, работать тоже. Я говорит, уже наработался, на войне был. Я теперь – пострадавший, жизнь мне поломали. Пусть другие работают, меня государство обязано кормить-поить как ветерана. Выпивает много, благо все угощать бегут. А теперь совсем плохо. Траву курит. Отец с Паулем хотели его связать и отвезти в аул к старому Бактияру, он таких лечит. А тетя Грета не дает, плачет. Говорит, сын и так настрадался, живой и, слава богу. Вот такие дела.
Костя слушает мрачный, Марусе не верится – Роберт такой веселый, не может он быть каким-то наркоманом. Тетя Катя вздыхает, вот матери горе, вроде и есть сын, да все не по-людски.
Асхат сидел еще долго, надо же все выспросить. Да покормить человека, да отдохнуть, вон какую тяжесть тащил. Пригласили на свадьбу, а что, хороший парнишка, пусть приходит, веселее будет.
С утра приехали Карина с Денисом. Вот тебе здрасте! Каринка еле протиснулась в дверь своим круглым животом. Ну и дела. Значит, Егорке сестру готовят или братика? Денис хохотал, шептал Косте с Мишенькой, что ранение у него было в руку, а не в другое место. Карина услышала, сердито ткнула мужа локтем, показывая глазами на тетю Олю с тетей Катей. Мол, сдурел, родители услышат. Нашел время армейские шутки шутить. Потом шепотом похвалилась, им теперь точно квартиру обещают. Наконец-то, разъедутся с сестрой и ее алкашным муженьком.
Тетя Катя всех «мальчишек» выгнала в комнату, чтобы под ногами не мешали. Дядя Миша тоже с ними ушел, он свою миссию выполнил, достал спиртное.
Зойка хлопотала вокруг Маруси, одергивала подол платья, поправляла подплечники. Прическа уже готова. Волосы у Маруси подняты вверх, уложены колечками, челка начесана и щедро полита лаком. Среди прядок и колечек, поблескивают цветы. Карина вздыхает. У нее была фата со шляпкой, а с цветами куда красивше.
Тут начали спорить, краситься Марусе или нет. Зойка убеждала, что по правилам невеста должна быть естественной, без макияжа. Карина вспомнила, что на своей свадьбе была похожа на бледную овцу. Если бы не косметика, то жених из ЗАГСА бы сбежал. Ирка согласна. Конечно, вон, Маруся тоже бледная от волнения, как будто ее в больницу везут, а не на свадьбу. Надо румян побольше и глаза накрасить. На фиг эту естественность, потом на такие фотки не налюбуешься.
Приехал Асхат с красивым букетом. Стройный, в импортном костюме. Зойка с Иркой шептались, хорошенький какой, на японца похож. Подъехали заказанные машины. Как положено – с ленточками и шарами. Дядю Мишу отправили с молодежью. Для солидности, вроде, как отец. Каринке и в ЗАГС хочется, и в машине укачивает. Судили-рядили, оставили дома помогать стол накрывать.
Косте помогли спуститься Мишенька с Асхатом. Во дворе все соседи. Макарова боялась суп на плите без присмотра оставить, на балкон вышла, пока смотрела, суп все равно выкипел. Бабуси в первом ряду, на лавочке. Молодые мамаши с детьми гуляют, хотя после обеда надо бы мелюзгу спать положить. Гусятникова во двор не вышла, но бедная чуть шею себе не вывернула. Окно с торца дома, поди – разгляди как следует. Ветошина ковер вынесла выбивать, а Семина – белье вешать. Бабуси хихикают, у Семиных балкон, сроду во двор белье не носила.
А славный у Маруси парнишка. Симпатичный, можно сказать, красавец. Даже красивее следователя Знаменского из «Знатоков». Вот жалость, что покалеченный. И друг-то вон, вон, который тоже в форме, рукав пустой, за ремень заправлен, видать, руки нет. Ой, бедные ребята. В мирное-то время. А парень-то, что с коробкой Марусю искал, никакой не бывший хахаль. Раз в гостях, значит, приятель жениха. Вот, поди ж ты, кто бы мог подумать, что Зинки-шалавы дочка приличная вырастет. И в подоле не принесла. И свадьба, и парень такой хороший попался, все по-человечески. Права была Катя Скорикова. Хотя, чему дивится? Девчонку-то, почитай, Катя и вырастила.
В машине Костя с Марусей держались за руки. Ирка фыркнула, ну прям, как пионеры. У Кости еще утром разболелась нога, ноет и ноет. Хотел таблетку выпить, Мишенька отговорил. А как же шампанское и, вообще, застолье? Таблетки с алкоголем – штука опасная. Маруся испугалась, вспомнила про маму. Но и Костю жалко.
Когда боль становиться сильнее, Костя сжимает Марусину руку. Пусть Ирка думает, что они ведут себя как дети.
ЗАГС только открылся после обеденного перерыва. Перед входом уже толпа. Нарядные девушки, невесты с цветами, свидетели с лентами, веселые, успевшие «принять», гости. Толкотня, гул. Вдруг становится тихо. Невольно расступаются парочки у входа, и шелестит, словно ветром по траве: «Афганцы, афганцы…»
В упор смотреть не решаются. Костя идет медленно, тяжело опираясь на костыли. Даже у Ирки и Зойки лица стали серьезные. Маруся чувствует на себе любопытные взгляды. От смущенья лицо порозовело, хотела уткнуться в букет. Но потом у самой двери, которую распахнули Мишенька с Асхатом, резко букет отвела и положила руку на Костино плечо.
Встретила пожилая женщина, спросила фамилии, документы взяла и сказала, чтобы проходили в комнаты жениха и невесты.
Дядя Миша ее догнал и начал суетливо допытываться, как бы тут с фотографом сговориться. Женщина объясняла, что, мол, все в положенное время. Будут молодым документы оформлять, тогда и про фото скажут. Но дядя Миша настаивал, он от жены и тети Кати строго настрого приказ получил. Не может он все на самотек пустить. Денис с Мишенькой его успокаивали, но дядя Миша уперся, как баран. Да он сам должен! Катя с Олей велели. И деньги он заплатит, а так, чего доброго, с жениха начнут требовать. Еле уговорили сесть на бархатный диванчик и ждать.
Асхат с Зойкой прогуливались по ЗАГСУ, рассматривали фотографии и невест, пытались заглянуть в зал для регистраций. Все обошли и, вернувшись, громко заявили, что Маруся самая красивая, и ни у кого такого замечательного платья нет, все одинаковые, словно матрешки.