По громкой связи объявили, что в комнату для оформления документов приглашаются: Кузнецов Константин Николаевич и Воронцова Мария Андреевна. Первым вскочил дядя Миша. Вот, вот уже расписываться зовут, а фотограф-то? Мишенька уж и не рад был, что отца в ЗАГС привезли. Да никакая это не роспись, документы только оформить. Но дядя Миша отмахнулся, да ну их, молодежь! Сам разберется. В комнату зашел вместе с молодоженами. Сотрудники его останавливали: «Папочка, сюда только невесты с женихами». Потом устало махнули, идите, заказывайте фото. Дядя Миша долго и обстоятельно смотрел образцы. А сколько фотографий сделают? А если пленка засветится? А регистрацию всю отснимут или только вход-выход и кольца? Бородатый флегматичный фотограф спокойно объяснял.

У Маруси уточнили, будет ли она брать фамилию мужа? Конечно, а разве можно по-другому, семья же? Тогда в паспорте поставили печать и велели обменять его в течение месяца. Дядя Миша вышел гордый, все поручения выполнил, вон квитанций сколько. Даже музыку не забыл заказать, а молодежь-то про музыку не подумала.

Еще ждали немного, пока не прибежала кокетливая девушка и велела у двери в зал построиться. Жених – справа, невеста – слева, свидетели – по бокам. Гости – сзади аккуратной группой, родителей – вперед. Кольца надо отдать ей. Костя обернулся к Денису. Тот, взяв девушку за локоть, зашептал, что кольца они не дадут, у них, военных, свои правила. Девушка удивленно подняла выщипанные бровки, но спорить не стала. Спросила только смущенным шепотом, не поставить ли для жениха стул? Костя покачал головой, все нормально, не надо.

Маруся и не заметила, как очутились в зале. Руки дрожали, что говорила ведущая, слышала плохо. На вопрос о согласии, автоматически ответила «Да». Соображать начала, только на фразе «…Ваш брак зарегистрирован. Отныне вы муж и жена. В знак любви и верности прошу обменяться обручальными кольцами».

Денис вышел вперед. Опустился перед Костей и Марусей на одно колено, держа фуражку на согнутой руке, на фуражке лежали обручальные кольца. В тишине громко всхлипнула Ирка. Дядя Миша тихо отошел за колонну, лицо закрыл носовым платком, плечи вздрагивают. Маруся крепко зажала кольцо, только бы не выронить, примета плохая. Потом опять все ощущения смешались, помнила только как поцеловались с Костей и как ехали домой, разглядывая новенькое свидетельство всю дорогу.

Стол получился нарядный. Мишенька принес магнитофон с колонками. Музыка играла громко, говорили все разом, стараясь перекричать «Алфавиль» и Сабрину. Тетя Катя металась из кухни в комнату, хотя еды и так хватало. Дядя Миша расслабился, выпил, лицо красное, пиджак снял. Тетя Оля его одергивала, сиди, мол, кушай спокойно, а пьешь, не закусывая. Ирка предложила, поглядывая на Асхата, устроить танцы. Зойка ее щипнула под столом, какие танцы, сдурела? Ирка поправилась, а что такого, она же имела в виду медленные.

Маруся ничего не ела. Просто сидела, улыбаясь и поглаживая по руке Костю. Курить выходили на кухню. Подвыпивший Денис стал вспоминать Афган. Как в засаду попали, как погибли два его друга и командир части, хороший дядька, у него трое ребятишек осталось. Как его, Дениса, почти километр тащил на себе друг Коля. И Коля погиб почти перед самым отъездом. Лицо Дениса кривилось, губы подрагивали. Костя стал бледный, лицо – чужое, жесткое.

Каринка шипела, как змея. Да что же это такое! Вот всем Денис хорош, но как выпьет, так начинает за войну и погибших товарищей. И себя изводит, и людям никакого праздника! Не на поминки же пришел и не на сбор ветеранов. Мишенька ее успокаивал, ничего не попишешь. Психика нарушилась, это же какой шок, война, смерть. Придется Карине смириться. Или пичкать мужа успокоительным.

Тетя Катя тихонько шепчется с Мишенькиной мамой. Вот сегодня и ее праздник. Они ведь с Веней, царствие ему небесное, хотели Марусю еще маленькую себе забрать. У них ведь детей не было. Зинка уперлась, не отдала. Пособие на ребенка пожалела и боялась, что за тунеядство привлекут. А так вроде с ребенком сидит. А выросла-то Маруся все равно без матери, а с тетей Катей. Так что сегодня получается, дочка замуж вышла. Может, тетя Катя теперь и внуков дождется. Матерью стать не совсем вышло, хоть бабушкой будет настоящей.

Угомонились к полуночи. Каринку с мужем тетя Катя увела ночевать к себе, не трястись же беременной женщине в поезде ночью.

Остальные жили рядом. Только Зойке в Зеленоград ехать. И, конечно, Асхат может проводить. Тем более, что ему ехать вообще в Москву. Метро уже закрыто, и у Зойки (вот совпадение), родители уехали на дачу.

Какое мягкое и теплое в этом году лето. Хоть на курорт не выезжай. Дожди грибные и короткие. Ни палящего зноя, ни промозглой сырости. Вон и зелень-то до сих пор яркая, свежая, как весной. Только и гулять.

Тетя Катя Скорикова вышла из подъезда, плавно толкая перед собой коляску. Сразу же отчитала Карасева, возившегося с машиной. Ну совсем у человека совести нет! У самой детской

площадки в машине ковыряется. Бензином воняет на весь двор, а тут малыши гуляют, им свежий воздух нужен. Карасев в сердцах бросил промасленную тряпку, багажник захлопнул и ушел к соседу Витьке пить пиво. Досталось и стайке подростков. Пусть идут на пустырь мяч гонять. Вон какую пылищу подняли, не продохнуть.

Тетя Катя подвезла коляску к скамейке с «дежурными» бабусями.

– Здравствуйте, девушки! За порядком смотрите?

Бабуси засмеялись. А как же? Они всегда на боевом посту. А с кем же это Катерина Николавна гуляет? Конечно, ответ бабуси знали, но хотелось сделать приятное.

– Да вот с внучкой сегодня. Родителей в гости отпустили. Костин товарищ женится.

Бабуси кивают. Конечно, свадьба – повод серьезный. А как вообще молодые-то поживают?

Тетя Катя села на лавку и, покачивая колясочку, начала:

– Зять – золотые руки! Он в квартире ситцевые полы сделал! Это ж такая красота, что и по телевизору не увидишь. Просто наступать жалко. Только, когда лаком покрывал, пришлось им всей семьей у тети Кати ночевать. Воняло, будь здоров, два дня. Но не беда. Зато вид-то, вид – просто чудо какое-то!

Бабуси охают, качают головами.

– А мне, зять рамку для фотографии сделал. Вся резная, с узорами, покрыл бронзовым порошком, под старину. Теперь Венечка мой в красивой рамке, словно царь.

Да уж, если у парня руки из правильного места растут, то уж можно и с одной ногой прожить.

И вообще, у Маруси с мужем квартира – ну просто теремок. Да, многие смотреть ходили. Даже Степновы с четвертого этажа пристали, как банный лист. Костенька, дорогой, мы тебе любые деньги заплатим, только сделай нам карниз в комнате, как у вас. А Воротынцев? Он ведь всем врет, что ему лампу из Индии привезли. Это Костя из коряги слона вырезал, и провода с абажуром поставил.

Бабуси соглашаются, конечно, Воротынцев врет, они точно знают, хотя лампу не видели.

Разговор мог бы еще продолжаться, но из коляски послышалось хныканье.

Тетя Катя птицей взметнулась с лавочки.

– Что, рыбка моя золотая? Что случилось у моей ласточки? Попить, попить мое золотце захотело? Давай, давай попьем водичку, моя куколка!

Бабуси напряженно смотрят. Тетя Катя берет на руки малышку.

Вот какая толстушечка! А нарядная-то. Сразу видно, не в магазине куплено. Там такой красоты не найдешь. Чепчик на девочке и впрямь богатый, огромная оборка из шитья обрамляет маленькое личико словно рама. Малышка сосредоточенно пьет воду из бутылочки с соской, сжав пухлые кулачки. Тетя Катя бережно укладывает девочку в коляску, заботливо прикрывая козырек марлей.

– Ну, девушки, с вами хорошо, но мы лучше к лесу пойдем. А то тут шумно, и мальчишки мяч гоняют, еще чего доброго в коляску попадут.

Бабуси опять согласно кивают. Конечно, правильно. И словно спохватившись, вслед новоявленной бабушке звучит вопрос: «Как Маруся дочку-то назвала?»

Тетя Катя смотрит на бабусь, как королева на неразумных подданных. Как назвала? Вот странные, неужели еще не слышали? Весь двор знает, что малышку зовут Катюшей!