Никак не удаётся исключить из деятельности коммерческую компоненту — таковы нынче люди вокруг. Те же шкурки носителей ценного меха наши лодочники скупают попутно у охотников. А потом свозят на наши дворы или просто продают, если встретится покупатель, который даст хорошую цену. Что удивительно, хотя деньги на приобретение пушнины тратят свои — выручку отдают хозяину. Нам с Софочкой. Это тоже часть нынешней мировоззренческой модели тех "людишек", кто считает себя нашими. Возможно, не все и не всё отдают — кто же за этим уследит! Однако деньжищи приходят огромные. Народу что? Казармы лодочных дворов так нравятся? Или кормёжка? А, может быть, выдача спецодежды и обуви? Или народ столь высоко ценит прикаянность и востребованность? Или пришлась по душе жизнь в нормально организованном окружении?

Не знаю. Не доктор. Заметил только, что на треуголках "людишек моих" на левом "прищепе" у всех появилась круглая бляшка-пуговица из белого блестящего металла с буквой "С". Как я понимаю значение сего символа — софочкин человек. Нынче, когда похолодало, и народ переоделся в ушанки, эта бляшка заняла место кокарды. Пусть их. Если желают, нехай носят. Так что там про тот острог Мэри говорит?

— Понимаешь, Софи! Горло Белого Моря — непростое место в навигационном отношении. Если ветер встречный, то обычному паруснику его не пройти. Иногда суда неделями ждут милости Эола. Ты могла этого не заметить, потому что мы сюда добрались, уже будучи готовыми идти очень круто к ветру, отчего ширины пролива было достаточно для лавировки под косыми парусами. Но наши новинки пока большинством мореходов не подхвачены. А осенью купцы могут досидеть до того, что с севера нанесёт льдов. Тогда или вертайся в Архангельск, или вмерзай там, где придётся, — продолжила рассуждать Мэри.

Соня ободряюще кивнула, давая понять, что ждёт продолжения.

— Понимаешь, у нас образуется прорва смолы и поташа, которые можно отвезти в ту же Испанию и поменять там на медь.

— Поташ-то откуда? — не понял я.

— Топим мы худым древесным углем, что остаётся после выгонки скипидара. В золе этого карбоната калия много — бабы, что щёлок делают, приметили, будто намного больше обычного. Стали разбираться и смекнули — в газах, уносимых пламенем, этого карбоната улетает очень много, а при тлении он весь остаётся в золе. Кстати, в золе, что из кузниц, поташа тоже мало из-за дутья.

— Ну ладно. Возить в Испанию. Причём тут Кольский острог и горло Белого моря?

— Так из Мурмана возить ловчее. Хоть круглый год приходи и уходи. Только вот дорога до него реками не проста. С одной стороны целая цепь озёр, между коими имеются протоки и из которых вытекают реки, ведущие куда надо. С другой — реки эти местами очень быстрые, да ещё и с перекатами и порогами.

— Сама бегала смотреть? — заинтересовалась Софи.

— Практикантов послала с проводником из местных. Они-то, тамошние, ходят этим путём, но большого груза возить не любят. То есть проход водой от Кольского острога до Кандалакши имеется, однако, чтобы наладить грузовое сообщение, нужно крепко потрудиться и солидно вложиться.

— А ещё нужно убедить тех же голландцев или англичан приходить не сюда, а туда. А русских купцов — тащиться втрое дальше непонятно зачем. Не выйдет. А самим — "Агата" в Архангельск не каждый год приходит, а "Энтони" нынче вообще нарасхват. Да и нам он надобен — кто ещё привезёт те же металлы?

— Есть уже судно своей постройки размером примерно с "Агату", — улыбнулась Мэри. — Иван его следом за "Зябликом" построил по сходной схеме, только что борта не стал разваливать и штевни второй раз наклонять. По Белу морю сейчас ходит, не сегодня, так завтра вернётся. "Селеной" его нарекли. И не надо так пучить на меня глаза — оба экипажа я полностью подготовила. Науки зимами в классах, а практика в навигацию на шхуне. "Зяблик" тоже должен с Мезени вернуться. Команды на них на обоих из одних поморов.

— "Селену" чем вооружили?

— Три мачты с косыми нижними парусами и прямыми марселями и брамселями. То есть, на бизани крюйсель и брам-крюйсель. Ну и кливера со стакселями в комплекте.

— Ходила на нём? — продолжила расспрашивать подругу Софочка.

— Нет. Муж не позволил. Непраздна я.

— Вовремя ты управилась с подготовкой кадров, — встрял ваш покорный слуга.

— Всё равно неспокойно себя чувствую, — смутилась "Марь Иванна", — маловато у парней опыта. А тут повеление от царевны Софьи пришло — возьми и завези её курьеров в Голландию поскорее. Не отказать и на весну не отложить — не дело нам с ней ссориться. Надеюсь, успеем.

— Какие же это курьеры, когда вместо короткого пути посуху собрались вокруг Скандинавии бежать? — удивилась моя реципиентка.

— Война нынче в Польше. Всё войско против османов вышло. Оттого на дорогах озоруют так, что даже посольства грабят. Наше-то великое не тронули потому, что оно и впрямь великое. Нынче через те земли без сопровождения драгунского полка соваться боязно. Так мне царевна и отписала. А посланцев в чужие руки отдавать нельзя. И послания ихние тоже. И оттягивать с этим не следует — путь, действительно неблизкий.

— Когда про вооружение "Селены" спрашивала, то имела в виду пушки, — вернулся я к важному для меня вопросу, сообразив, что не иначе, как матпомощь везут юному царю. Небось, напокупал там диковинок. А то и целый корабль.

— Трёхдюймовкой, как на "Энтони". Книппели к ней чудо как хороши. А что ещё нужно, чтобы уйти от пирата? Рубани по такелажу и смывайся.

* * *

"Энтони" привёз недобрую весть. Ричард Клейтон женился в Англии на какой-то тамошней графине, потому что его брак с Софи родственники признали неправильным. По их мнению, таинство венчания не может проводиться женщиной, к тому же, не имеющей соответствующего сана, который ей ни за что не получить, потому что баба. А тут подросла давно спланированная для него родителями невеста. Состоятельная, с положением в обществе, и собой недурна.

Сонька рухнула в уныние и проявляла себя только для того, чтобы покормить Чарлика. Да, она отказалась от идеи привлечь к столь ответственному делу кормилицу, как заведено в эту пору среди благородных дам.

В результате на посту оставался я. Прилежно питался и много двигался, чтобы наш один на двоих организм исправно работал. Задачи-то у нас, как ни посмотри, общие. Хозяйку же старался не тревожить, а радовать. Признаться, хорошего вокруг было достаточно — корабельный двор действовал без сбоев. Четвероклассники проводили много времени в химлаборатории, отдыхая в мастерских за изготовлением деревянных ходиков с маятником и приводом от гири. Металла для деталей механизма в них применялся только самый минимум.

На верфи строились промысловые карбаса — малые, на четверых гребцов. И ещё я приметил в процессе сборки наши двенадцатитонные баржи без гребных колёс или моторов. Тупоносые и тупозадые, они явно предназначались для буксировки. Или толкания? И на носу, и на корме каждой просматривались элементы, намекающие на возможность сцепления последовательно. Ещё на стапеле завершалась постройка буксира. Не шестиметрового коротышки, а двенадцатиметрового с колёсами выше человеческого роста — явный возврат к классике и вынос оси подальше от уровня воды. Так на этом буксире тоже и нос и корма тупые, а колеса на середине длины. Напробовались, наконец-то новинок. Я нарочно не порицал самовольств, тем более, что уследить за ними был не в состоянии: практика — критерий истины. А шишки людям нужны не меньше, чем ягодки.

* * *

— Это руда, из которой вогулы выплавляют медь, — объяснял мне взрослый уже школяр. — По описанию процесса, с их слов положенного на бумагу, не очень понятно, как проходит извлечение металла. Яма, уголь, дутьё, лепёшка в куче мусора и шлака. Я начал с прокаливания в тигле. В закрытом горшке всё спеклось в комок, масса которого не сильно отличалась от исходной. А в открытом масса изменилась заметно. Но главное, вонищи было немеряно. Я, как это приметил, вспомнил, что вогулы руду в кострах обжигают. То есть при обжиге с воздухом проходят химические превращения, а при простом прокаливании особо сильных изменений состава объективными методами не фиксируется.