— Наследный принц? — Билл принял озадаченный вид. — Ты будешь великим правителем, потому что учиться есть правильно, — русским он пока овладел не в совершенстве.

— Ненаследная принцесса Софья Алексеевна заботится о том, чтобы брат её получил образование, достойное столь протяжённой державы, — а это уже вброс в исполнении Лизаветы для, несомненно, присутствующих в свите засланцев от Нарышкиных и Милославских.

— Да, сестрица проявляет обо мне всяческую заботу, — немедленно включился в спектакль будущий император. Кажется, фрейлина Уокер оказывает на него благотворное влияние. Только вот не слышу я в голосе Петра особого энтузиазма.

— Билл! Покажи своему новому знакомому царю… ну, о чем там в кузнице стучат. Вась, слупи с государя кафтан, Дим, дежурную тужурку из машинного и фартук, — распорядилась Софи, уже уловившая орнамент происходящего. — Дядя Сила! Вели подавать обед для гостей дорогих, — как всегда в напряжённый момент эта юная леди сработала на опережение, отделяя главное действующее лицо от путающейся под ногами разряженной в пух и прах шушеры.

Команды капитана Корн, как и рекомендации профессора Корн здесь выполняют охотно — свитские как-то замешкались и только один прошел вслед за государем в кузницу. Не помню, старше был Меншиков или ровесник, но этот слишком молодой — точно не Александр Данилович.

— Не перегрей!

— Ровней держи!

— Сгибай, просовывай, добивай! — начало доноситься из распахнутых дверей, чередуясь со звуками ударов.

— А почему фрейлина Уокер не сопровождает Петра Алексеича? — послышался ехидный голос какого-то челядинца.

— Не люблю ковать, — отрезала Лиза.

Свита проследовала в трапезную, двери которой гостеприимно распахнул Сила Андреич. Народ, толпившийся во дворе, расступился, образовав проход.

— Петя с Софьей как кошка с собакой лаются и шипят друг на друга, — тихонько пояснила для меня Рисовальщица. — Но на людях держатся корректно и твердят одно и то же. Вообще-то ему не так уж хочется заниматься скучными государственными делами. Больше тянет сделать что-то осязаемое. Да хоть бы табуретку. Сдаётся мне, что ему сейчас нужны приключения, новые места, общение с интересными людьми, а то у него в этом Преображенском дворце всё время происходит одно и то же и, словно по заколдованному кругу крутятся повторяющиеся события. Маршировка и пальба из пушек. Мне кажется, он просто убегает от этого однообразия то в мастерские, то ко мне.

— А к тебе-то зачем?

— Про Амстердам слушает, про Англию, про Архангельск, который я совсем мало знаю. И про бой в гирле Белого моря, хотя я же тогда просто снаряды в ствол пушки закладывала. Вот и видела одно это жерло, да ящик зарядный. Иногда Петя смотрит, как я учусь на гитаре играть.

— Учишься?

— Твоя мама дала мне несколько уроков и показала упражнения, — после этих лизиных слов Сонька обрадовалась:

— Консуэллка не раньше чем завтра в Архангельск уходит с харчами для шхуны. Соберёмся вечерком, пощиплем струны.

— На карбасе? Моторном уходит?

— На чём же ещё? За квашеной капустой приходила и за зелёной гречкой, — вспомнил я. — Может ещё у местных бруснику отыскала, или клюкву. Я её сегодня не видела.

— Так царь на шхуне кататься едет? — вклинилась Сонька.

— Ну да. Как раз к началу навигации хочет угадать.

— До Амстердама пойдёт? Или сделает кружок по морю и обратно воротится?

— Собирался по морю с тобой, Софья Джонатановна, до Соловков проехать на "Энтони". А теперь уже и не знаю.

— В чинах мы равных, Лиз, давай по именам и без величаний. Ты фрейлина, и я фрейлина. А чего ты не знаешь?

— Ой, Сонь! Бояре-то царевне ещё четырёх фрейлин навязали. Как нетрудно догадаться, две из партии Милославских, и две из группировки Нарышкиных. Софья Алексеевна не знает, чем их занять. Так я подсказала организовать из них бабский приказ и личную переписку самодержицы в порядке хранить. Послания от неё Петру и обратно. То есть, как приставили их для надзора, так пущай и надзирают. Петрушины-то письма я сочиняю, так что там всё по плану. А от неё к нему они под диктовку пишут, да потом перебеливают. Но настоящие вопросы я на словах передаю. То есть полк потешный до тысячи человек комплектуют, мушкеты им самые лучшие и прочая амуниция. Учения на это лето лодочные спланированы.

— Не поняла, — врубился в этот щебет я. — Пётр и Софья заодно, или как кошка с собакой?

— Притираются. И искрят. Петруша вылазку к Азову тайком от неё планирует. Он думает, что тайком, а она споспешествует, делая вид, что потакает капризам юнца. Так сможешь ты его войско быстро доставить от Преображенского до Азова?

— Готовимся, — улыбнулась Софи.

* * *
В лунном сиянье снег серебрится,
Вдоль по дороженьке троечка мчится.
Динь-динь-динь
динь-динь-динь —
Колокольчик звенит.
Этот звон, этот звон о любви говорит.
В лунном сиянье ранней весною
Помнишь ли встречи, друг мой, с тобою.
Динь-динь-динь
динь-динь-динь —
Колокольчик звенит.
Этот звон, этот звон о любви говорит.
Вспомнился зал мне с шумной толпою,
Личико милое с белой фатою.
Динь-динь-динь
динь-динь-динь —
Звон бокалов звучит.
С молодою женой мой любимый стоит.

Вот что спела Софочка под аккомпанемент гитары за вечерней трапезой, чтобы потешить высоких гостей. Слова, конечно переставила, да я и не уверен, что помнил их все без погрешностей. А потом был разговор с князем Фёдором Юрьевичем.

— А ну, говори мне, фрейлина Корн, что вы с Лизкой учинить собираетесь? — без излишней деликатности обратился ко мне человек телом крупный и лицом неприветливый. Это типа аудиенции, но с парой плечистых молодцев за нашей с Софи спиной.

— Что государь пожелает, то и учиню. Захочет пройти на паруснике по тесному Белому морю — прокачу. А прикажет показать ему просторы страны его необъятной — провезу по рекам. Говорят, Кама по весне величественна. А ещё впадает в неё Чусовая, что пересекает Уральский хребет. Опять же Волга — мать русских рек — чудо, как широка. Многие люди по разным обычаям живущие, города старинные и новые. Рыбные ловы, коих ещё князь Александр Невский не чурался. Я и сама там не бывала, а увидеть охота.

Я ведь, мистер Ромодановский, к хождению по водам с малолетства склонность питаю. Оттого и стремлюсь по рекам плавать. А с рек видно широко и двигаться по ним быстро.

— Ты мне про шарманки доложи. Сколь сделать можешь и в какой срок?

— Человека, способного шарманкой править нужно семь лет учить. Англичане, что со мной приехали, столько лет науки и превозмогали, но таких и десятка нет, — я решил зайти от печки. — Школяры в Архангельске всего два года занимались, а в Котласе — одну зиму. Так что лет через пять-шесть появятся и здесь люди, способные со столь непростыми устройствами работать. А пока приходится доверять недоучкам, каждое их действие контролируя. Обождать придётся, Федор Юрьевич. Ведь даже если собрать вместе девять баб — за месяц они не родят.

То же самое и с количеством шарманок. Если делать их наспех неумелыми руками, то они будут плохо везти. Умельца же в три дня не выучишь. Но я пекусь и об этом. И тут тоже нужно несколько лет подождать. К той поре Пётр Алексеевич окончательно встанет на крыло и ужо покажет всем куда Кузькина мать посылает раков зимовать. Возьмёт державу твёрдою рукой и позволит мне ходить по всем рекам и грузы возить.