Сексон стоял на балконе, пил кофе и рассуждал сам с собой. Он больше не разрешал себе проезжать мимо дома Мэриел по дороге со студии. И теперь Томас думал сообщить ли ей о том, что Дану уже выписали из больницы. Он решил позвонить Мэриел завтра со съемочной площадки. Ему не хотелось, чтобы ее номер появился в счете за телефон. Поведение Алисы менялось каждую минуту и в скором времени придется принимать окончательное решение.

С того вечера после премьеры Алиса пребывала в дикой ярости. Она решила, что звонок из больницы был подстроен, чтобы он беспрепятственно мог уйти с торжественного вечера. Актриса была убеждена, что разрешение на прием лекарства можно было дать по телефону или подождать еще два часа. Когда они сели в лимузин и Томас взял трубку телефона, она с яростью набросилась на него. До самой клиники Алиса не могла успокоиться. Талия, съежившись от страха, сидела между ними и делала вид, что ничего не слышит. Джо поднял стеклянную перегородку.

— Я видела, ты разговаривал с ней! — обвиняла она. — Она здоровая как корова!

И в очередной раз облив Мэриел грязью, Алиса погладила свой плоский живот, обтянутый желтой тканью.

— Что она делала здесь? Я знаю, черт возьми, что ты не приглашал ее. Держу пари, что я узнаю, кто это сделал.

Ее тирада продолжалась до самых ворот клиники. Она замолчала только тогда, когда остановился автомобиль. Вместе с мужем и Талией вошла в здание больницы. Тридцать минут понадобилось доктору Гудину, чтобы освободиться от лечения еще одной новорожденной. Все это время Алиса сдерживала свою злость. Отказываясь садиться в своем дорогом наряде, дабы не испортить его, она никак не могла успокоиться и твердила сквозь зубы:

— Все это можно было выяснить по телефону. Тем не менее, во время беседы с доктором, Алиса преобразилась. Она была внимательной и сосредоточенной, кивала в знак согласия, что рекомендованное лечение необходимо. Но все же она не вошла в палату, предпочитая вместо этого подождать в приемной. Слава Богу, что его жена осталась вместе с Талией. Томас быстро скинул пиджак и облачился в уже знакомый зеленый халат. Он посидит с малышкой, пока ей будут вводить лекарство.

Дана крепко уцепилась за его палец. Томас все время разговаривал с ней. Лекарство медленно капало и он с грустной иронией подумал, что первый раз ему разрешили провести с девочкой столько времени. Через сорок пять минут доктор с удовлетворением заметил, что ее дыхание улучшилось. Гудин вернулся к пациентам, а Томас вышел из палаты и сообщил Талии и Алисе, что Дане стало лучше.

Едва он закончил, как она возобновила атаку.

— Я знаю, эта корова носит твоего ребенка. Почему ты не можешь быть честным и сказать это мне?

Сексону ничего не хотелось отрицать. Ему вообще не хотелось говорить с ней. Эта идея полностью овладела ею.

— Она была там со своим мужем. Я видел их вместе, — устало заметил он.

При слове «муж» Алиса успокоилась. Но только на минуту.

— Тогда где же он был? Что она делала с тобой на улице?

— Она сказала, что едет домой. У нее очень скоро должен родиться ребенок. Может быть она чувствовала себя не очень хорошо. Я не знаю. Она просто стояла там. А я ждал Джо, — Томас начинал терять терпение. И чтобы избежать дальнейших нападок, добавил:

— Послушай, я не знаю, как получилось, что мы вышли из дверей вместе. Я не знаю, почему ее муж позволил ей уйти одной. Я не знаю ничего, кроме того, что у тебя есть ребенок, который болен и лежит в больнице. Я устал от усилий понять, почему ты даже не вошла и не посмотрела на нее.

— Я посмотрю на нее, когда она будет дома, — голос Алисы неожиданно стал тихим и испуганным. — Я увижу ее, когда она будет нормальной.

В эти минуты Томас увидел в ней ту женщину, которую встретил семь лет назад, близкого друга, умеющего сострадать. Но видение исчезло и Томас не был уверен, а было ли оно. Только одно абсолютно ясно — Алису мучила вина за то, что она произвела на свет «ненормального» ребенка.

— Это будет очень скоро, — с нежностью в голосе сказал Томас. Ему так хотелось удержать это видение. — Доктор Гудин говорит, что на следующей неделе она уже будет дома. Если немного поправится. Она уже набрала минимальный вес, но он хочет продержать ее немного дольше, чтобы быть уверенным.

Но это было бесполезно. Он понял, что прошлое вернуть нельзя и Алиса не станет прежней. Она посмотрела на часы, взяла шубку и направилась к выходу, нервно поглаживая соболиный мех.

— Я возвращаюсь назад, на премьеру, — объявила она. — Через несколько минут закончится показ, а здесь оставаться смысла нет. Поехали прямо на прием. Если мы поторопимся, то приедем вовремя и всех поприветствуем.

— Я хочу немного побыть здесь. Поезжай вперед, — Томас с грустью и жалостью посмотрел на жену.

— Талия может остаться. У тебя же есть передатчик, — она открыла дверь.

— Я лучше останусь.

— Ладно. Я пришлю за тобой Джо.

— Я не собираюсь на прием, Алиса, —тихо и решительно произнес Томас.

После этих слов, глаза Алисы яростно сверкнули и, презрительно поджав губы, она отвернулась и быстро выбежала в холл. Ее высокие золотые каблуки громко застучали по зеленому кафелю безлюдного коридора. Желтая ткань переливалась, драгоценные камни сверкали холодным светом в свете флуоресцентных ламп. Томас смотрел, как она бегством спасается от реальности жизни, от страданий и боли. Одетая в дорогое платье от Маки, бриллиантовые серьги и гигантскую, до пола, золотистую соболиную шубку.

Когда она исчезла за углом, Томасу показалось, что огромная гора свалилась с его плеч. Он не знал, чего достойна эта женщина — жалости или презрения. В конце концов, она вправе решать сама свою судьбу. В ее понимании, неполноценный ребенок не мог надеяться на то, что его мама откажется от торжественного приема, над которым она так потрудилась и который ждала полжизни.

Сексон вызвал по телефону машину и вместе с Талией спустился в кафетерий, дожидаясь приезда лимузина.

Затем он посадил ее в машину и отправил домой, чтобы она немного отдохнула и сказал водителю, чтобы тот вернулся за ним в час ночи. Ему хотелось побыть одному и собраться с мыслями.

Уставший Томас шел по оживленным улицам Вествуда, мимо магазинов, театральных шатров, кафе-экспресс. Все сверкало, шумело и гудело из-за неугомонных студентов. Он позавидовал их молодости, они такие задорные и веселые. И не пришло еще их время мириться с компромисами, которыми отравлена его жизнь.

Возле пиццерии его узнали поклонники. И Томасу Пришлось дать полдюжины автографов. Он шел дальше и отовсюду на него сыпались поздравления со свадьбой, вопросы о ребенке. Актер Сексон как всегда, прятался под маску лжи и обаяния. Он улыбался и благодарил.

Неожиданно его поразила мысль, что он больше не думает о взаимодействии с этим миром. Фальшь, срывающаяся с его губ кажется реальностью. Ложь о женщине, которую он ненавидит и о ребенке, который не его — стала его жизнью.

В конце концов, Сексон нырнул в театр и попросил директора выпустить его через запасной выход. Он пересек автостоянку и пошел по аллее. Пройдя три квартала, Томас подошел к клинике. Наконец, он остался один. Сексон бродил вокруг больницы и думал о том, как ему жить дальше.

Дана сейчас спит и нормально дышит. Увидеть ее разрешат только в час. Томас подумал, что лекарство помогло девочке и решил отправиться домой, чтобы немного отдохнуть.

Утром, в семь часов в квартире появилась Алиса с компанией своих друзей. Они все еще были настроены продолжать вечеринку. Томас к этому времени встал и собирался на утренние съемки. Уставший и измочаленный до смерти, Джо настоял отвезти мистера Сексона в студию, перед тем как поехать домой и немного отдохнуть.

Томас дал ему целую неделю оплачиваемого отпуска. Но преданный Джо вернулся на один день раньше, чтобы забрать поправившуюся на несколько граммов Дану из больницы домой.