— Ничего я не знаю! Ничего — понял?
— Послушай, Тимоша… — зачем-то начал я.
— А пошел ты знаешь куда! — огрызнулся он, подхватил свое пиво и скрылся в доме.
Идти за ним следом явно не имело смысла. Выйдя за калитку, я снова в нерешительности уставился на нашу дачу и снова пришел к тому же выводу, что и вчера — не мог я заставить себя пойти к Марфуше, ну просто никак не мог. Я решил зайти к Ольге: мне так или иначе нужно было сообщить ей о результатах моих поисков, пусть даже и отрицательных. Я ведь обещал держать ее в курсе. Однако мне и тут не повезло: Ольги не оказалось дома. Тетка встретила меня чрезвычайно приветливо и стала уговаривать выпить чайку и подождать — «да она вот-вот вернется». При дальнейшей беседе выяснилось, что «вот-вот» наступит в лучшем случае часа через два. Я подумал, что два часа с теткой — это, пожалуй, слишком, и откланялся: «Рад бы, но не могу, очень тороплюсь, извините». Так и вернулся домой несолоно хлебавши, ухлопав полдня неизвестно на что.
Во дворе я увидел мать. Она стояла около своей машины и доставала ключи.
— Звонила Марфуша, — сказала она. — Хочет переехать в город. Поеду помогу ей перевезти вещи и кота заберу…
— Моя помощь нужна? — я не стал говорить ей, что только что вернулся оттуда. — Вещи таскать или что-нибудь…
Мать махнула рукой:
— Да какие там вещи, господи!.. Сами справимся. Иди себе…
Последующие несколько часов я опускаю — решительно не помню, чем я занимался в это время. И вообще это не имеет никакого значения. Около восьми раздался телефонный звонок. Звонила Ольга. Я сразу понял: что-то произошло. Ее голос звучал совсем не так, как накануне. Вялости и апатии как не бывало — голос дрожал от возбуждения.
— Знаешь, — сказала она, — по-моему, я догадалась. Ты понимаешь? Я знаю… про того… про второго… То есть я, конечно, не уверена, но…
— Как это? — тупо переспросил я.
— А вот так! — теперь в ее голосе звучало что-то похожее на торжество, и это меня почему-то напугало. — Я прочитала в газете.
Мне пришла в голову нелепая мысль, что она говорит о сегодняшней газете. Какая-то сегодняшняя газета напечатала сообщение о том, что преступление раскрыто…
— В той газете, — продолжала она, — ну в той, старой, которую мы с тобой смотрели, помнишь?
— Помню, — сказал я. — Но ведь мы ничего не нашли…
— Проглядели! — она почти захлебывалась от волнения. — Там сказано… И знаешь что? «Фауст» здесь ни при чем. Не знаю, какой дурак прислал эту открытку. Надо не «Фауста» читать, а «Первую любовь», только внимательно — там все сказано. Я нашла в газете, а потом сразу взяла «Первую любовь» — и догадалась. То есть, мне кажется, что догадалась… Она ведь сказала: «лишних подсократить»! Понимаешь — «лишних»!
Я подумал, что она повторяется — об этом мы уже говорили. И вообще — меня пугало ее истерическое состояние.
— Оля, — сказал я, стараясь говорить как можно более спокойно и веско, — пожалуйста, объясни толком…
— Нет, я не видела, — вдруг сказала она совершенно другим тоном. — Да, конечно, пожалуйста… — и тут же, после секундной паузы: — Это я не тебе…
— Прошу тебя, объясни мне все толком, — повторил я.
— Н-нет… — она замялась. — Мне не хочется… по телефону… Тут…
— Хорошо, — перебил я. — Я сейчас приеду.
— Не надо. Не приезжай. Куда ты поедешь на ночь глядя! И потом, — с досадой добавила она, — здесь все равно не поговоришь — полон дом народу.
— Кто там у вас? — поинтересовался я.
— Обычная компания, — она прикрыла микрофон рукой и прошептала так, что я едва разобрал: — Твоя мать здесь.
— Моя мать?! — опешил я. — Что она там делает?
— Не знаю, — раздраженно проговорила она. — Ходят тут всюду, что-то высматривают…
Я не понял, почему она употребила множественное число. Ходить и высматривать что-то в чужом доме было совсем не в духе моей матери, но мне было не до того, чтобы за нее заступаться.
— Приезжай завтра, — сказала Ольга. — Тут никого не будет. Даже Лели не будет, она с утра к врачу записана. Поговорим спокойно. А я за ночь все еще раз обдумаю.
Тут я должен сделать маленькое отступление. Есть два дурацких приема, на которые натыкаешься в самых разных детективах. Номер один: злодей в финале берет героя на мушку, но почему-то не стреляет, а начинает рассуждать. — Тем временем или помощь подоспеет, или герой сам сообразит, как выпутаться. Номер два: обладатель важной информации не сообщает ее вовремя кому следует, а оставляет при себе. В результате его убирают, тайна остается тайной, а сюжет получает дополнительный толчок. Любому дураку ясно, что это натяжка, правда ведь? Да… Если бы я в тот вечер не послушался Ольгу и все-таки поехал бы к ней, все, безусловно, было бы совсем по-другому. Вот вам и натяжка… До сих пор не могу понять, почему я подчинился этому ее «не приезжай». Подумал, что поговорить все равно не дадут… и потом — то, что она сказала про мать… Это, конечно, тоже сбило меня с толку. Больше того — пусть бы я даже и не приехал, но у меня хватило бы ума убедить ее рассказать все по телефону — и тогда все могло бы сложиться иначе. Тут я, правда, уверен не на все сто процентов, но очень на то похоже… Ведь наш с ней разговор подслушали.
Разумеется, я собирался приехать к ней на следующий день как можно раньше, но у меня ничего не вышло — из-за дурацкого стечения обстоятельств. Не иначе, как черт водил меня всю первую половину дня, честное слово! Начать с того, что я проспал и встал гораздо позже, чем собирался. Вечером я никак не мог заснуть, маялся, ворочался с боку на бок, а в голове у меня крутилась какая-то сумасшедшая карусель из газеты, «Фауста», «Первой любви» и каких-то знакомых лиц, гнусным образом превращавшихся из одного в другое. Зато под утро я заснул как убитый и пробудился в половине двенадцатого.
Я вскочил в ужасе и хотел немедленно ехать. Но ведь это только так говорится: немедленно, а на самом деле надо было как минимум умыться и одеться. То ли из-за спешки, то ли от волнения все летело у меня из рук, и утренний ритуал занял, как назло, в два раза больше времени, чем обычно. Я подумал, что, может быть, имеет смысл поехать на машине. Мою машину давно следовало проверить: с тормозами явно было что-то не то. Рисковать мне не хотелось — не тот у меня класс, чтобы рисковать. Можно было взять отцовскую машину, в надежде, что меня не остановят и не попросят доверенности. И я уже совсем было решился, но в последнюю минуту вспомнил о пробках в центре и подумал, что электричка все-таки надежнее. Может, это и правильно, не попади я в перерыв, о котором начисто забыл. Сидеть на вокзале и ждать было свыше моих сил. Я бросился обратно домой, чтобы все-таки поехать на машине. Ключей от отцовской машины на обычном месте не оказалось. Я плюнул и решил ехать на своей. Не тут-то было! Она не завелась. Я до сих пор не знаю, почему она не завелась. Тормоза в ней барахлили, тормоза — а не зажигание! В общем, не завелась — и все тут. Вокруг не было ни души, ни одного мужика, которого можно было бы попросить посмотреть, в чем дело. Я понесся наверх и перерыл всю квартиру, в надежде найти отцовские ключи. Их не было нигде. Забегая вперед, могу сказать, что как раз тут нет никакой загадки — потом выяснилось, что ключи лежали в кармане одного из пиджаков, а я шарил, в основном, по ящикам. Но в тот момент у меня возникло противное ощущение бега на месте… или в колесе — как будто я попал в какое-то заколдованное пространство и не могу оттуда выбраться. В конце концов я снова помчался на вокзал, узнал, что несколько электричек после перерыва отменены, прождал еще около часа и приехал к Ольге на дачу не в девять, ну от силы в десять утра, как собирался, а почти в четыре.
Возле их дома стояла «Скорая помощь». Я рванул туда. Зареванная тетка на секунду высунулась из окна машины и, заметив меня, горестно махнула рукой. «Скорая» укатила. Я остался стоять — в недоумении, в ужасе — в кошмарном состоянии, одним словом. Белка бежала-бежала в своем колесе — и так целых полдня, а потом вдруг провалилась вместе с колесом куда-то в тартарары…