— Никогда и ничего не рассказывать по телефону? — сходу поинтересовался я, упреждая его замечание.

— Конечно, — кивнул он. — А теперь наоборот — жду с нетерпением!

Я подробно рассказал ему, как съездил к Леле. Он хорошо слушал, правильно. Никакой снисходительности: дескать, твое дело рассказать, а уж мы разберемся. Ничего такого. И кивал как раз там, где нужно: например, согласился, что мытье посуды выглядит подозрительно, как и Глинкино неизвестное лекарство.

— Кстати, о лекарстве… — сказал я. — Тут тоже странность… Никто ведь не поинтересовался, откуда у нее столько снотворного. Тетка говорит: я ей давала, а она не пила, а копила, потому что задумала все с самого начала. А мне Ольга жаловалась, что от теткиного снотворного дуреет. Выходит, она его все-таки принимала, а не копила? Потому что зачем ей мне врать? Не вижу смысла. И еще. Если ей его подсыпали, то как? Как можно незаметно подсыпать? Только в еду или в питье. Все равно непонятно. Если я прав и дело в телефонном разговоре, то как же быстро нужно было сориентироваться! Снотворное чаще всего бывает в таблетках. Так? Значит, кто-то должен был бухнуть эти таблетки в какой-то стакан и разболтать — да так, чтобы не было осадка. Не мог же он растолочь их заранее! Причем не одну-две — а сколько? Десять? Двадцать?

— Много, — задумчиво кивнул Мышкин. — Точно не знаю, но много… Я думал об этом. Мне в последнее время не попадалось лекарств в порошках — хотя, может, они и бывают. Еще бывают шипучие таблетки… растворимые. И… есть еще один вариант. Это мог быть наркотик…

— Наркотик?! — почему-то эта мысль меня ужасно поразила.

— Ну да… Все ведь моментально замяли. Никаких анализов, ничего… Родные и близкие подтвердили: пережила драму, последнее время злоупотребляла снотворным — и все, все на том успокоились. Снотворное — так снотворное. А наркотик и растворить легче, и передозировку устроить…

Я растерянно молчал.

— И все-таки странно… — продолжал Мышкин. — Выходит, что эта пакость — снотворное ли, наркотик — была у кого-то с собой. Значит, одно из двух… Либо его приготовили заранее, и тогда выходит, что телефонный разговор здесь ни при чем — просто случайное совпадение — а причина иная. Либо убийца таскал его при себе для каких-то других целей, а потом услышал Ольгины слова и пустил в ход. Потому что третий вариант — кто-то успел за ним сбегать и вернуться — по-моему, мало похож на правду. А?

Я молчал, не зная, что сказать. «Сбегать и принести» могли только два человека — мать и Марфуша, остальным пришлось бы бежать в город. Мать и Марфуша — в роли наркобаронесс, наша дача — база для хранения наркотиков… Это, конечно, была полнейшая бессмыслица! Значит, кто-то из гостей принес отраву с собой — Мышкин прав.

— Откуда у них наркотики? — наивно поинтересовался я. — Они не похожи на наркоманов. Хотя… откуда мне, собственно, знать — похожи или не похожи! Гоша, например… Артистическая богема… У них там, наверняка, всего полно. Или Глинка — он вообще в психушке работает…

— Там должен быть учет и контроль… — без особой уверенности пробормотал Мышкин.

— А ведь Глинка принес лекарство! — спохватился я. — Интересно, какое?

— Интересно… — согласился Мышкин — Хотя, сами понимаете, едва ли он стал бы вот так… в открытую, на глазах у всех…

— Дьявольская хитрость? — предположил я.

— Тогда нужно быть абсолютно уверенным, что расследования не будет…

— Он ведь из медицинского мира… — неуверенно пробормотал я. — Может, с кем-то сговорился?… Или наоборот — в сговоре с Андреем?.. С той конторой?..

Мышкин только плечами пожал. Я же, упомянув Андрея, подумал, что пора рассекретить еще один сюжет.

— Мне нужно рассказать вам еще кое-что… — начал я.

— Да? — с живейшим интересом откликнулся он.

Я собрался с мыслями и изложил ему историю с завещанием, наши с Тимошей беседы и мой разговор с матерью — разумеется, с купюрами: Сонькиной темы я по-прежнему предпочитал не касаться.

— В высшей степени любопытно, — проговорил он, когда я закончил. — Просто в высшей степени. А знаете, Володя, ведь о ваших… — он слегка замялся, — сложных отношениях с отцом и Ольгой мне рассказал тот же Андрей. Тогда, в самом начале, когда мы расспрашивали Ольгу и ее знакомых. Он очень напирал на эту историю…

— Хорошо, что у меня было железное алиби! — угрюмо заметил я.

— Да… Хотя я не думаю, что он так уж хотел вас оговорить. Скорее старался, на всякий случай, заранее вывести из игры. Тут вы, похоже, правы… Чтобы все ваши показания воспринимались как-то так… не всерьез. Бесится, мол, от обиды и ревности…

Я вспомнил свой визит в УГРО и чуть зубами не заскрежетал от злости.

— Вы извините, Володя, что я об этом… В конце концов, наплевать на них на всех, правда? Надо мной вот тоже посмеиваются… Интересно другое — кто-то явно не хочет, чтобы вы в это дело лезли…

— Вот! Мне тоже так кажется, — подтвердил я. — Может быть, я что-то такое знаю… или могу узнать… Может, у меня есть какие-то подступы. Знать бы только, какие!

— Подступы… — задумчиво повторил Мышкин. — Подступы — хорошее слово. И заметьте — ведет оно к вашему дому. Что-то можно узнать у вас дома…

На секунду у меня возникло желание рассказать ему про Соньку. Все рассказать — и про отца, и про ее отъезд, и про пистолет. Никакого смысла продолжать играть с ним в кошки-мышки. И все-таки я не сказал. Как-то… не смог. Не созрел. Мышкин тоже молчал, о чем-то размышляя. Ну не мог он знать, что я что-то скрываю, и все-таки, ей-богу, чего-то от меня ждал! Видя, что я упорно молчу, он вздохнул и сказал:

— Ну хорошо, бог с ним… Отложим… до поры до времени. Так как, Володя — будем развивать вашу сыскную активность?

Я кивнул.

— Попробую. Боюсь, пошлют они меня куда подальше… Посмотрим. Попытка не пытка.

Мышкин медлил, явно что-то напряженно соображая.

— Н-да… — сказал он в конце концов. — Кому-то из них это определенно не понравится.

— Убийце? — растерянно спросил я.

— Почему убийце? — как-то странно переспросил он. — Ах да, убийце — конечно. Но я-то про Андрея. Не слишком ли это опасно? Нет, не думаю… Ведь сами ваши расспросы показывают, что вы ничего не знаете…

Разговор принимал какой-то странный оборот. Снова выходило, что я мог бы что-то знать до начала расспросов. И вообще — была тут какая-то логическая неувязка, глупость какая-то… Только я никак не мог понять, в чем дело. Мышкина же в тот момент явно интересовала исключительно проблема моей безопасности. Какими-то недоступными мне логическими путями он пришел к выводу, что риска тут нет, потому что в итоге утвердительно кивнул и сказал:

— Завтра утром у вас в почтовом ящике будет лежать письмо со всеми адресами и явками… телефонами то есть. А дальше — смотрите сами. Вам виднее, с кем беседовать дома, а с кем — на работе.

— Не хотите посоветовать, что мне им сказать? — робко заикнулся я.

Мышкин немного поколебался.

— Да нет, пожалуй… Так лучше… — экспромтом. Амплуа-то у нас с вами разные. Боюсь, я только напорчу…

На том мы с ним и расстались. На следующее утро я вытащил из почтового ящика конверт с аккуратной распечаткой адресов и телефонов моих предполагаемых собеседников. Причем было это довольно рано, так что я не знаю, как Мышкин успел обернуться. Теперь надо было решать, что лучше: звонить и пробовать договориться заранее или идти напролом. У меня не было определенной точки зрения. Я прикидывал то так, то эдак, мысленно проигрывая разные варианты. В конце концов в голове у меня образовалось что-то вроде шкалы с двумя полюсами. На одном полюсе был Гоша, которого я твердо решил разыскать в театре без всякого предупреждения, хотя едва ли смог бы объяснить, почему; на другом — Андрей, с которым, безусловно, следовало сперва поговорить по телефону. Между этими полюсами свободно болтались двое других, относительно которых я никак не мог прийти к определенному выводу. Пришлось начать с Гоши, а дальше действовать по вдохновению.