Все. Больше ничего нового не было. Может, я, конечно, не докопал… Я попрощался с ним и отправился к Глинке.

Он уже ждал меня в больничном саду — сидел на лавочке, о чем-то глубоко задумавшись. Я не опоздал, это он пришел раньше. Направляясь к нему, я немного боялся, что он начнет разговаривать со мной в своем обычном наставительно-ироническом тоне — «молодой человек» и тому подобное. Мне бы это помешало. Однако ничуть не бывало. Он был настроен вполне серьезно — чуть ли не в первый раз за всю историю нашего знакомства. Выслушал меня очень внимательно, ни разу не перебив, не задав ни одного вопроса, и сказал задумчиво:

— Ничего у вас, Володя, не выйдет.

— В каком смысле? — опешил я.

— Не сможете вы ничего выяснить. Котяра вам подгадил. Слишком бессистемно все перемещались — как броуновские частицы. Подсыпать отраву мог любой из нас… если, конечно, ваше предположение вообще верно.

— А телефон? Кто, по-вашему, мог слышать наш разговор?

— Кто угодно! — твердо сказал Глинка. — Об этом я и толкую. Открытые окна, двери могли быть неплотно прикрыты… Да и потом, когда все носились, как угорелые, любой мог в азарте любую дверь распахнуть. Лично я не слышал, но у вас ведь нет оснований верить мне больше, чем другим. Вообще, если вы правы, то эта история с котом — фантастическое совпадение! Именно фантастическое…

Я решил не фиксировать внимание на этом замечании, хотя вообще-то он был прав.

— Все-таки расскажите мне, если можно, как все было, — попросил я.

Он не стал возражать. Рассказа полностью я не привожу — чтобы не повторять одно и то же. Он сам рассказал мне, что пошел за Ольгой следом, после того как она откланялась.

— Я пробыл у нее минут пять — ну, может, чуть больше, — сказал он, опережая мой вопрос. — Уговаривал ее завязать со снотворным и кофе и перейти на витамины, зарядку и обливания. Удивительно, каким дураком себя чувствуешь, давая разумные советы!

— А она?

— А что — она? Она — ничего. Думаю, просто не слушала. «Да-да, конечно, обязательно!» — разумеется, чтобы поскорей от меня отделаться. У нее был рассеянный вид, как будто мысли — где-то за тридевять земель. Потом сказала: «Ну хорошо, хорошо, я все усвоила! Идите — мне позвонить надо». Да… Я, естественно, вышел, а она высунулась в дверь и крикнула мне вслед: «Принесите мне кто-нибудь стакан воды!» Я хотел принести, но Матвей меня, конечно, опередил. Налил из чайника — и бегом. Он, видно, тоже хотел с ней поговорить, но пришелся некстати. Вернулся минут через пять, красный, как рак… А тут и ваши пожаловали…

Я лихорадочно пытался соображать на ходу. Если Глинка ничего не путает, то… То что же выходит? Выходит, что если подслушивал Матвей, то не тогда, когда носил Ольге воду, а позже… Ведь она звонила, когда мать с Марфушей уже были там. Позже — то есть тогда, когда подслушать мог, по справедливому замечанию Глинки, кто угодно.

— А как вы думаете, — неожиданно для самого себя поинтересовался я, — почему Матвей был такой злой, что все заметили?

Вопрос был дурацкий, что и говорить! Откуда бы ему знать? Однако Глинка ничуть не удивился.

— Если вас интересует моя точка зрения, — совершенно серьезно сказал он, — то скажу вам: я думаю, он пытался сделать ей предложение. Или, во всяком случае, как-то выяснить отношения. Ну а она ему, разумеется, отказала, причем, по-видимому, не в самой гуманной форме.

— Почему вы так решили? — изумился я.

— Трудно объяснить, — он хмыкнул. — Взгляд профессионала… Такой у него был вид — как перед прыжком в воду. Ну вот… Потом она тоже побегала за котом, со всеми вместе… Это значит — комната вообще стояла пустая, заходи — не хочу… Потом, когда ваши ушли, она села за стол и попросила чаю…

— Кто наливал? — быстро спросил я.

Он ухмыльнулся.

— Андрей, если не ошибаюсь. Налил — и сразу ушел. Но ведь мы все там сидели, Володя. А кстати, почему бы вам не попробовать обратиться… э-э… к профессионалам?

— Посмотрим… — неопределенно пробормотал я. — В свое время.

Заметим, что про принесенное для Ольги лекарство он пока не сказал ни слова. Я начал издалека:

— Знаете, что еще странно… Леля считает, что Ольга с самого начала не пила ее снотворное, а копила… А мне она говорила, что пьет и что от него голова дурная. Если она его пила, тогда откуда взялось столько снотворного в нужный момент? Кто-то с собой принес?

Глинка задумался.

— Вообще-то у меня есть больные… с суицидальной идеей… — уклончиво пробормотал он. — Они умеют все подготовить заранее, причем довольно хитро… Да что это я! — внезапно перебил он сам себя. — Чушь полнейшая! Ольга-то здесь при чем? Во-первых, она была абсолютно нормальна — не считать же отклонением любовные страсти! — а во-вторых, голову даю на отсечение, что она эти пилюли глотала. Я же видел, как она выглядела! Значит, кто-то принес… Может, случайно совпало — скажем, только что купил или что-нибудь такое…

Он выглядел озадаченным.

— Матвей говорит, — аккуратненько так начал я, — Ольга вам сказала тогда, за чаем: «Да выпью я, выпью вашу таблетку, доктор!»…

— Да? — Глинка неожиданно озверел — я впервые в жизни видел его в таком состоянии. — А больше он ничего не говорит? Про то, например, что я ей ответил?

— Не-ет… — растерянно пролепетал я.

— Очень жаль! Потому что я ответил: «И прекрасно! Только лучше не на ночь, а утром. Они бодрят». Это, видите ли, витамины. Хорошие витамины. Черт побери! Как вы думаете, молодой человек, — (все-таки не удержался!) — стал бы я при всем честном народе вручать ей отравленную пилюлю, а потом вдруг отсоветовать ее принимать?!

Я подумал, что это еще ничего не доказывает, хотя выглядит, действительно, странно — но, разумеется, промолчал. На том наш разговор фактически и окончился. У Глинки явно пропало желание со мной разговаривать. Когда он в очередной раз назвал меня «молодым человеком» и стал проезжаться насчет моей «самодеятельности», я понял, что пора прощаться.

После этих трех интервью я преисполнился сочувствия к оперативникам. Я вымотался, как после долгой, изнурительной работы. Я подумал, не отложить ли Андрея на завтра. С другой стороны, заманчиво было разделаться со всеми сразу… «В конце концов, неизвестно еще, захочет ли он вообще меня видеть», — робко понадеялся я и вошел в очередную телефонную будку. Женский голос сообщил мне, что Андрей будет дома примерно через час. Я пошатался по улицам, посидел в каком-то дворике, потом зашел в ближайшую забегаловку и съел бутерброд — с Матвеем-то я так ничего и не ел. Через час с небольшим я позвонил снова. Почему-то мне казалось, что он ждал моего звонка. Однако я не заметил ничего, что бы на это указывало.

— Поговорить? — переспросил он с набитым ртом. — Ну приезжай. Только прямо сейчас, потом я уйду. Записывай адрес.

Я «записал» адрес, водя пальцем по воздуху, чтобы это заняло столько времени, сколько настоящая запись. Адрес-то был у меня записан — благодаря Мышкину.

Дверь открыла высокая, крупная девица с длинными распущенными волосами и несколько овечьим лицом. Жена, должно быть, а может, и нет — кто ее знает… Она протянула мне руку, проговорила, как-то чудно растягивая гласные: «Але-о-на» — и повела меня к Андрею в кабинет. Квартира у них была своеобразная, но — удивительное дело — примерно так я себе ее и представлял. С одной стороны — гарнитуры, с другой — нечто суперсовременное: какие-то кресла-шары, кресла-подушки, шкуры…

Нельзя сказать, что Андрей был в восторге от моего визита. Честно говоря, его реакция была, в каком-то смысле, самой естественной. Произошло то, чего я ждал от них от всех с самого начала: он просто послал меня куда подальше. Точнее — в милицию. Он так и сказал:

— Если у тебя подозрения — иди в милицию или в УГРО и не морочь людям голову. Они без тебя разберутся. И нечего тут базарить.

«Вот зараза! — подумал я грешным делом. — Уж кому-кому, а тебе-то сообщили по месту работы, что этим делом никто заниматься не станет!»