— Это невозможно, — отрезал Смит, бросая яростный взгляд на Римо.

— Почему? — не унимался Чиун. — Если уж Римо поедет, то я тем более. В конце концов, как актеру ему до меня далеко.

— Дело вовсе не в актерском мастерстве, — вздохнул Смит. — Римо будет сниматься только в качестве дублера. На экране его фактически не будет видно.

— Может быть, для Римо это и подойдет. А я настаиваю на одной из главных ролей.

Смит в отчаянии схватился руками за голову. А ведь все начиналось так удачно...

— Мастер Синанджу, — устало сказал он, — прошу вас, поезжайте в Диснейленд. Поверьте, я не могу отправить вас на съемки.

— Почему? Я готов выслушать ваши объяснения, если, конечно, они будут разумными.

Смит поднял голову. Его лицо, в котором не было ни кровинки, казалось почти таким же серым, как и глаза.

— Вы можете мне не поверить, но на съемках большинства дорогостоящих фильмов меры безопасности едва ли не строже, чем на секретных военных объектах. Киношники озабочены тем, чтобы конкуренты не смогли воспользоваться их идеями. В наши дни съемки даже самого скромного фильма предприятие с многомиллионными затратами. А прибыли исчисляются цифрами с восьмью нулями. Мне удалось договориться насчет участия Римо, потому что он белый. А вы — кореец.

— Я ожидал объяснений, а вместо этого слышу какую-то нелепицу. Неужели вы хотите сказать, что кинорежиссеры настроены против корейцев?

— Нет, я имел в виду, что по вполне очевидным причинам, вы не можете выступать в роле каскадера.

— По-моему, ничего очевидного здесь нет, — упрямо проговорил Чиун.

— Римо, пожалуйста, постарайся ему объяснить...

— Конечно, — с готовностью отозвался тот. — Все очень просто, Папочка.

Я буду сниматься в кино, а ты поедешь в Диснейленд и будешь общаться там с мышами и утятами.

— Ну что за логика у этих белых! — возопил Чиун. — Вы оба просто сговорились, чтобы лишить меня заслуженной славы!

— Ты прав, Чиун, — не стал спорить Римо. — Это действительно заговор.

Думаю, тебе не помешало бы выбить из Смита признание, пока я буду в Юме.

Желаю вам успешного подписания контракта...

С этими словами Римо направился к дверям. Вскочив со своего места, как будто кто-то подсыпал ему на стул кнопок, Смит бросился за ним.

— Римо, — умоляющим тоном начал доктор, — пожалуйста, не бросай меня!

Остановившись в дверях, Римо обернулся.

— А почему бы и нет? Вы друг друга стоите.

— Тебе потребуется имя связного, — заметил Смит.

— Черт, — спохватился Римо. Эта мелочь совсем вылетела у него из головы.

— Ну вот! — вскричал Чиун. — Еще одно доказательство того, что Римо не способен обойтись без моей помощи. Он бросается вперед, сломя голову, и забывает о таких важных вещах! Да он наверняка влез бы не в свой фильм и провалил все дело!

— Еще несколько минут назад вы утверждали, что Римо прекрасно обойдется и без вас, — попытался возразить Смит.

— Я имел в виду обыкновенные задания, а это явно задача повышенной сложности, — парировал Чиун. — Ни одному из нас еще не приходилось сниматься в кино.

— Простите, значит, я неправильно вас понял.

— Я готов отказаться от условия о повышенной оплате за мое дальнейшее участие в работе, — пересилив себя, предложил Чиун.

— Очень щедро с вашей стороны, но, к сожалению, ничего не могу поделать.

— Ну тогда я сам готов вам доплачивать. В конце концов, снимаясь в фильме, я могу себе позволить эту роскошь.

— Неплохо придумано, Папочка, — заметил Римо, — но, боюсь, Смитти уже не переубедить.

Смит кивнул.

— У нас не остается иного выбора. Мастер Синанджу, мне очень жаль, но я никоим образом не могу устроить вас на съемки.

— Вы приняли окончательное решение? — холодно осведомился Чиун.

— Боюсь, что да.

— Тогда пусть этот неблагодарный белый отправляется в пустыню, — голос Чиуна не предвещал ничего хорошего, — и приготовьтесь, потому что нам предстоят очень нелегкие переговоры.

— Мрачная перспективка, а, Смитти? — шутливо заметил Римо. — Можете позвонить жене и сказать, что вернетесь как раз к новогоднему ужину.

— Только не уточняйте, в каком году, — зловеще добавил Чиун.

На лице у Смита выступил холодный пот. Одеревенелой рукой он пододвинул Римо папку.

— Здесь все, что может тебе потребоваться, — пробормотал доктор.

Взяв папку в руки, Римо заглянул внутрь.

— А я и не знал, что снимался в фильме «Кинг-Конг жив», — произнес он.

— Действительно? — спросил потрясенный Чиун.

— Здесь моя легенда, — объяснил Римо. — По ней меня зовут Римо Дюрок.

Ну что ж, пожелайте мне удачи.

— Чтоб ты сломал себе ногу! — сквозь зубы пробормотал Чиун.

— Такие вещи желают актерам, — отозвался его ученик, — а я каскадер. Им обычно достаются более традиционные пожелания.

— Тогда сломай руку, неблагодарная твоя душа!

Римо лишь рассмеялся в ответ. Когда дверь за ним захлопнулась, Мастер Синанджу резко повернулся обратно к столу. Судя по его лицу, Чиун старательно сдерживал бушевавшее внутри негодование, но именно это, пожалуй, и было страшнее всего.

Не проронив ни слова, Чиун уселся прямо на пол.

Взяв со стола папку с бланками и два карандаша, доктор Смит вскоре присоединился к нему.

— Я готов начать переговоры о контракте, — произнес Смит официальным тоном.

— Но действительно ли вы хотите, чтобы мы договорились? — сурово сказал Чиун. — Вот что мне хотелось бы узнать в первую очередь.

Сенатор Росс Рэлстон порой не гнушался обратится, как он в шутку говорил, в свою «скромной лавочкой по использованию служебного положения», но для него существовала вполне отчетливая граница между этим занятием и предательством государственных интересов. Не то, чтобы кто-то обращался к нему с предложением совершить измену родине, однако, если бы такое случилось, сенатор Рэлстон твердо знал, что он ответит. Ведь Рэлстон послужил на благо своей страны в Корее, и даже был награжден медалью «За боевое ранение». Наверное, в тот день, когда ему пришел приказ о награждении, больше всех удивился сам лейтенант Росс Рэлстон.

— За что мне его дали? — спросил Рэлстон, служивший маркитантом в тыловых частях.

— За ранение в глаз.

— Ранение? — Рэлстон чуть не рассмеялся. Он получил его в столовой, когда пытался разбить сваренное всмятку яйцо. Скорлупа никак не поддавалась, и Рэлстон с силой ударил по ней чайной ложкой так, что осколки разлетелись во все стороны. Один из них попал ему в глаз, но врач быстро вымыл этот кусочек соляным раствором.

— Да, за ранение в глаз, — повторил майор. — В рапорте написано, что в тебя попал осколок снаряда. Если это очередная ошибка, мы можем отослать медаль обратно.

— Нет-нет, — быстро проговорил лейтенант Рэлстон. — Как же, помню, осколок снаряда. Все верно, я действительно был ранен. Просто не ожидал получить за этот пустяк медаль. Конечно, ранение было не из приятных, но, в конце концов, я же не ослеп, да и головокружения почти уже не беспокоят. Ну, так в чем же дело? Цепляйте скорее эту штуковину.

Формально, он никого не обманывал, и Росс Рэлстон утешал себя, что сам он не подавал рапорт на награждение. Медаль досталась ему почти автоматически, когда заключение медика пошло по инстанциям. К тому же, Рэлстон отлично понимал, что при других обстоятельствах на такой должности которую, кстати, выхлопотал его отец, сенатор Гроув Рэлстон — наград ему было не видать, как своих ушей.

Для Росса Рэлстона все началось именно с этой медали «За боевое ранение». Мелкие уловки, легкое искажение фактов, и, в результате, успешная политическая карьера, и неспешное, но неотвратимое продвижение к сенаторскому креслу. И тем не менее, избранник штата Аризона Рэлстон отлично знал, какую грань переступать нельзя. Эта грань напоминала ему о себе едва ли не каждый день — он был членом Сенатского Комитета по Внешней Политике, и часто оказывал людям самые разнообразные услуги, лишь бы они не противоречили интересам Государства.