— А теперь по очереди рассказывайте о себе, — приказал капитан, когда мы облизали ложки. — А Зрвезз пока нам чай поставит по — рыбачьему. Надеюсь, сахар получили?

— Так точно, — хором гаркнули ефрейтора.

И началась моя служба с того что меня поставили часовым в первую смену. Наверное, чтобы лопаты у нас не сперли, пока мы тут в лесопосадке дрыхнем.

Я грешным делом думал, что это и есть весь наш отряд: один офицер, один унтер, два ефрейтора, девять ездовых и пять новобранцев, но обломался в своих предположениях.

Петляя по дорогам предгорий, останавливаясь на отдых в зажиточных деревнях, мы посетили еще пяток аккуратных городков, в которых приняли в свой коллектив пару юных юнкеров из военно — инженерной академии на своих лошадях, трех свежих только — только выпущенных из учебки унтеров, и два взвода призывников, но этих уже за пределами Реции нам навязали. Не все они были рецами, но объединяло всех знание рецкого языка.

Юнкера по направлению были приписаны к батальону на летнюю войсковую практику. Да и унтера оказались не просто унтера, а целыми техник — унтер — офицерами, потому как что‑то успели закончить на гражданке с квалификацией техника — строителя.

Империя вообще тут как я понял весьма и весьма лоскутная, народов и языков в ней много, как и диалектов общеимперского. И по возможности формируются в армии такие вот 'национальные' образования, для лучшего понимания военными друг друга в боевой обстановке. А офицеры в обязательном порядке должны знать как язык своих солдат, так и общеимперский. Наша часть как я выяснил, имеет наименование Рецкий военно — строительный горный батальон и дислоцируется где‑то на границе с Хельуэцкой горной республикой.

Еще в обоз добавилась специализированная фура с новенькой полевой кузней. Управлял повозкой сам батальонный кузнец — старший ефрейтор Гоц. Его напарника мы оставили с паховой грыжей в больничке того городка где прихватили кузню. Я и пересел к нему, поближе к знакомым железкам. По первой своей армейской службе я уже твердо знаю, что солдату везде хорошо, если у него есть отдельное от остальных помещение. Вот и решил я зацепиться за кузню, раз там образовалась вакансия. Кузня по традиции всегда ставится на отшибе, поскольку от нее пожароопасность высокая.

На правах старожилов мы, вступившие в армию во Втуце, и унтер Зверзз ехали на фурах рядом с возницами. Благородные путешествовали верхом, остальные топали пехом. Однако оружия у нас только и было что сабля у капитана и палаши в никелированных ножнах юнкеров. И это мы идем на войну, как сказал капитан. Ню — ню…

Будем воевать как в старом анекдоте. Пулемет замолк. Комиссар бежит по траншее с криком: 'Почему прекратил стрельбу?!'. Ему резонно отвечают: 'Так патроны кончились, товарищ комиссар'. На что комиссар с пафосом внушает пулеметчику: 'Но ты же коммунист!'. И пулемет застучал вновь.

Я катался с кузнецом вдвоем на облучке, по ходу учился у него управлять двойкой стерхов и наслаждался неторопливым сентиментальным путешествием. Лето в самом разгаре. Птицы поют. В предгорьях красота и приятная прохлада, не то, что жара внизу. А старший ефрейтор проявил себя как неплохой собеседник, тем более с земляком. Гоц был горцем, можно сказать соседом — через две горы. Ему стукнуло двадцать четыре. Свои три года он уже выслужил, даже грамоту на гражданство успел получить, но началась война и ему дембель замылили до ее окончания. Дома его ждала кузня, жена и сын, который родился еще до призыва. Еще одного ребенка он сделал, когда приезжал домой в отпуск. Дочку, которую еще в глаза не видел.

— Из запаса меня, когда бы еще призвали… — сокрушался он, — Мог бы дома хоть полгода да отгулеванить. А тут сам под рукой у полковника оказался — рессору ему на шарабане чинил. Меня он цап — царап, ступай Гоц в другой батальон, родина в опасности. Кстати, Савва, поможешь, узкий галун мне на обшлага пришить, а то у меня сам видишь руки — крюки. Самый тонкий инструмент — большой напильник, — засмеялся он в конце длинной речи.

Узкий витой галун на обшлаг был положен для всех сверхсрочникам из нижних чинов.

— Нет вопросов, — отозвался я на первый встреченный мною в империи элемент армейской дедовщины. — Но с условием, что возьмешь меня к себе помощником.

Гоц посмотрел на меня с прищуром, ритуально отмахнул от лица рукой злых духов и заключил.

— Далеко пойдешь, паря, — и засмеялся.

Отсмеявшись, он согласился на такой обмен. Возможно, свою роль сыграла репутация — дядю Оле и его хитрые замки знала вся Реция.

Как по заказу появилась возможность отличиться. У второй фуры лопнула железная шина на колесе. Капитан собирался уже вставать на дневку и слать юнкеров к ближайшему кузнецу за новым железным ободом.

Но тут вылез я.

— Господин инженер — капитан, осмелюсь доложить, что тут работы всего на полчаса. И сделать ее можно здесь, а не возить колесо в деревню и обратно, теряя время.

Капитан посмотрел поверх меня на Гоца.

Тот только махнул рукой, типа… а пусть его делает.

— Делай, — разрешил мне капитан.

Но гонцов в деревню он все же отправил, подстраховался. Вслух решил, что запасная шина нам в дороге не повредит.

В полчаса я конечно не уложился. Запас древесного угля в фуре был маленький, и пришлось на угли пережигать не самые сухие дрова. Сама сварка обода — тьфу, десять взмахов кувалдой, но чтобы снова натянуть слегка усохшую в диаметре шину на колесо требовалось ее нагреть на костре докрасна и ждать пока металл расширится. Дождавшись нужного цвета металла, мы вдвоем с Гоцем длинными клещами раскидали кольцевой костер, уместили шину на колесо по месту, подбили кувалдой и полили водой. Все. Шина села намертво. Дело мастера боится, особенно его ноу — хау.

Самое интересное, что закончил я работу одновременно с прибытием юнкеров, которые купили в деревне не шину, а целое колесо в сборе. Тут надо отметить, не знаю как по всей империи, а вот в наших горах и предгорьях издревле всего два типоразмера тележных колес и один диаметр осей в ступицах, так, что они взаимозаменяемы.

Капитан приказал новое колесо складировать в повозку, а на фуру ставить отремонтированное мной. Проверить решил, не иначе. Проверяй… я такую работу уже дважды делал на телеге дяди Оле.

На вечернем привале, когда все поели, я пихнул Гоца в бок, и он пошел выклянчивать меня у капитана себе в помощники. Возражений у начальства не последовало.

Вздохнув, я при свете костра принялся пришивать галуны на гоцевские обшлага. Уговор дороже денег.

Наш обоз догнал батальон только на перевале, где тот должен построить укрепления для горных стрелков. Горная дорога представляла собой сплошной серпантин с пологим подъемом: километр вправо — три километра влево и наоборот. С одной стороны обтесанная гора, с другой крутой склон до нижнего витка серпантина. Но это была дорога построенная людьми, а не горная тропа. На ней вполне могли разъехаться без напряжения две повозки, следующие в разных направлениях. Как представишь себе, сколько сюда вбухано ручного труда, так страшно становиться.

— Десять лет эту Горно — винетскую дорогу строили, — пояснил мне юнкер Клевфорт, когда перед сном мы вместе любовались красивым горным закатом. — Она имела статус общеимперской стройки под личным патронажем императора. Все для того чтобы не возить южные товары морем в обход всего континента, да еще чужими кораблями. Хотя бы только для южных районов страны. Да, ты прав, ручками все ручками возвели, а горы рвали черным порохом. Поначалу сюда согнали каторжан, но потом поняли, что каторжники будут ее строить до возврата богов. На этой дороге и родились военно — строительные батальоны. Как раз реформа прошла о всеобщей воинской повинности, а требования к человеческому материалу в боевых частях повысилось. Куда‑то надо было деть толпу безграмотных призывников, желательно с пользой. Но теперь нас будут использовать не только для строительства таких стратегических объектов в тылу, но и для полевой фортификации, как говорят штабисты готовить так называемые 'заранее подготовленные позиции'.