Я поначалу аж растерялся.

Вы когда‑нибудь имели секс с женщиной на гинекологическом кресле? Особенно когда рядом с ним стоит примитивная ножная бормашина?

Нет?

Я тоже сподобился в первый раз. Но ощущения получил незабываемые по своей оригинальности, наслаждению и… удобству.

По крайней мере, даме подо мной с подколенными упорами специфического кресла подмахивать мне было намного сподручней. Видимый оргазм ее был вообще фееричным. Если бы она с силой не закусила губы то, наверное, орала бы как мартовская кошка в подворотне. И так ее стоны больше походили на придавленное рычание тигрицы, а размахивание заряженным револьвером перед самым моим носом добавляло некоторой перчинки в этой ситуации. Возбуждало и двигало на повторные подвиги почти без перерыва.

А поезд все стучал колесами как метроном, оставляя за собой драгоценные минуты.

Извивающаяся подо мной женщина смотрела на меня глазами новорожденной.

Наконец она издала последний протяжный стон и как бы нехотя выпустила меня из своего лона.

Продышавшись, сообщила, захлопнув глаза длинными пушистыми ресницами. Настолько черными, что не нужна им была никакая тушь.

— Всегда желала лечь под героя. А по жизни встречались либо брехуны, как мой муж, либо настолько калечные, что для постельных утех совсем не годились. Да и кого можно встретить в санитарном поезде — только раненых и увечных. Спасибо тебе, герой, за исполнение девичьих грез.

Я, лаково поглаживая плоский девичий животик, другой рукой нежно вывернул из ее кулачка свое оружие. И с облегчением выдохнул. Идиот, надо было хотя бы патроны вынуть заранее, а то стрельнула бы она в порыве страсти… и… даже думать не хочется, чтобы могло случиться.

— Одевайся и иди на свое место, — заявила девушка, по — прежнему не открывая глаз. — Сюда в любой момент могут придти.

Я натянул кальсоны и брюки, так и оставшиеся висеть все это время на сапогах. Огляделся в поисках остальной своей одежды. По всему большому купе раскиданы предметы дамского туалета. Я и не подозревал что их так много в это время. Наконец нашел свою нижнюю рубашку, китель и портупею и быстро оделся.

Девушка так и оставалась полулежать на кресле, не открывая глаз. Ее пробило на негу.

— Поцелуй меня и иди, — томно заявила незнакомка, которая так и не открыла мне своего имени.

Я выполнил ее просьбу, ощутив на кубах соленый привкус свежей крови, и она с охотой ответила на мой поцелуй и с сожалением оторвалась от моих губ.

— Встреч со мной больше не ищи… мой герой.

Выйдя в коридор, я осторожно прикрыл за собой дверь купе.

Переходя через вагонные тамбуры, овеваемый встречным потоком воздуха из широких щелей я впервые в жизни захотел закурить.

Паровоз протяжно загудел где‑то впереди.

Я без сил плюхнулся на облюбованную ранее полку.

Что это было?

Укрепрайон раскис везде, кроме тех участков, которые приходились на хвойные леса с песчаным грунтом, там все более — менее хоть и сыро, но вполне терпимо — лишняя вода уходила в песок, оставляя слой жидкой грязи всего в несколько сантиметров. А вот там где окопы вырыты в суглинках, или вообще в глине — совсем беда.

Хорошо, что еще из‑за плохой погоды наступило затишье на фронте. Ни наши войска, ни враг никаких резких телодвижений не делают, даже беспокоящего огня не ведут. Все дружно углубляют окопы дренажными канавами и водосборными колодцами. Чинят то, что было разрушено вражеской артиллерией.

Дивизия, что заняла укрепрайон, выполняя вышестоящий приказ, стояла тут насмерть, но сама вперед не лезла. Ее боевая задача второстепенная — не дать обойти форты на линии железной дороги. Вот они и стоят по колено в воде. Блиндажи залило. Личный состав успел обовшиветь. Смены войск в поле не происходило четыре месяца подряд. Бардак…

Вахрумка по приезду на место, едва соскочив с патронной двуколки, сразу пошел представляться местному начальству.

Я же самостоятельно прошарился по окопам с местными унтерами, потом пил с ротным фельдфебелем в его блиндаже привезенный мной пунш. В результате Вахрумка о действительном положении дел знал не более четверти мной собранных сведений. Я солдатам свой. Первый награжденный на этом месте. Не фон — барон какой, такой же крестьянин, как и они. Чего меня стесняться? Так что языки солдат при мне не зажимались как при опросах солдат Вахрумкой в присутствии их ротных командиров.

Да и Вахрумку больше интересовал не солдатский быт, а тактическое применение инженерных сооружений. Зря он так… Еще месяц и накопится усталость. Солдатам осточертеет эта грязь, сырость и отсутствие нормального отдыха так, что… разное может случиться.

Однако опыта окопной войны тут пока не было… Ни у кого. Чтобы что‑то менять, надо на собственной шкуре прочувствовать. Восточные генералы, усвоив опыт применения шрапнели, больше не кидают солдат в атаку батальонными колоннами как в самом начале войны. Но вот гнать солдат на убой под пулеметы плотными цепями у них пока здорово получается. Генералы видно считают, что у царя людей и так много, а бабы еще нарожают.

Результатом инспекции стали дополнения в нормативы и геометрию брустверов, окопов и блиндажей. Устройство пещерок в стенках траншей для складирования боеприпасов и бережения их от сырости. Оформление стрелковых ячеек, выдвинутых из траншеи, подсмотренных у толковых пехотинцев со ступенькой, бермой и пробитым сектором обстрела непосредственно в земляном бруствере. Солдатское творчество по улучшению позиций под себя казалось неисчерпаемым.

Давнее тактическое утверждение Вахрумки, что такие укрепления необходимо строить всегда и везде на возвышенности, уступая врагу любые низины, подтвердилось на практике. Полковые разведчики сообщили, что в окопах восточных, в низине, воды уже по пояс, а окружающее их траншеи пространство стремительно превращается в подобие мелкого болота. Окружающие же наши позиции вековые болота по словам местных хуторян проходимы станут только после больших морозов. И то не везде.

По собственной инициативе пехота установила не только третий ряд кольев колючей проволоки, как предписывало наше наставление, но и четвертый. Была бы проволока они бы и пятый ряд поставили.

— Мы тут за это время выдержали около полусотни атак, — устало завил нам командир дивизии полковник Торверт, принявший нас в обшитом досками сухом штабном блиндаже в лесу. — С десяток атак было очень массированных. Против полка враг кидал на прорыв дивизию. Только проволока и пулеметы спасли нас от разгрома. Два раза приходилось частным образом договариваться с противником о перемирии, чтобы враг убрал от наших позиций свои трупы. Очень уж смердело. Настолько, что я опасался эпидемии. Мы даже им помогли в этом деле своими силами. Но я бы хотел, чтобы вы поставили перед командованием вопрос о том, что двух пулеметов на полтора километра фронта это мало. Я гарантирую, что если у меня будет по пулемету на каждую половину километра фронта, то никто мою оборону не прорвет. И требуется пулеметы облегчать.

— Применяли против вас какие‑либо снаряды кроме шрапнели? — задал вопрос Вахрумка.

— Слава ушедшим богам, пока нет, — был ответ. — Только шрапнель.

В дивизионном лазарете в глубине хвойного бора старый врач в прожженном кострами халате настаивал на немедленной смене дивизии и отправке ее в тыл на санобработку, а то у него уже два случая сыпного тифа. Если дивизию не сменить, то тиф ее выкосит и без вражеской артиллерии.

Показал он нам полевую вошебойку — прожарку, которую сделали санитары его из старой бочки.

— Конечно, краска на ткани выжигается, и мундиры теряют свой вид, но видели бы вы сплошные 'кольчуги' на груди и животе солдат из белесых платяных вшей… Здоровье важнее внешнего вида. А баня у нас примитивная — вон в той большой палатке. Только что обмыться слегка теплой водой. Мыла простого и того не хватает. Жгу лес на щелок.

Я отловил Данко и потребовал, чтобы он сфотографировал 'волшебную' вошебойку и полевую баню. Даже солдата особо завшивленного, доставленного с передового пулеметного ДЗОТа. Начальству лучше один раз увидеть, чем сто раз слушать наши объяснения. Так что половину своего запаса фотопластинок Данко использовал по нашим указаниям.