— Я так и предполагал, что мы с тобой сработаемся, — обрадовался Эллпе. — Одевайся и пошли заселяться. Завтра тебя представят подчиненным, а сегодня можно и по пять капель принять в связи с морозом. Ты как питаться будешь? Отдельно или вместе с солдатами из котла?

— А как солдат тут кормят?

— Так себе… Хорошего повара из срочников у нас забрали в действующую армию и прислали вместо него мобилизованного ополченца второго срока. Готовит он — есть можно, но однообразно.

— Вода с капустой, капуста без воды, вода без капусты? — пошутил я.

— Ну, не совсем чтобы так… Однако баба что ко мне приходит готовит вкуснее, чем в городском ресторане. Поэтому я свой порцион сырыми продуктами беру. По мелочи еще в деревне покупаю — там дешево. Можешь влиться в кумпанство. На двоих оно дешевле выйдет.

— Извини, но сегодня я такие вопросы решать не в состоянии. Проснемся — разберемся. Оглядеться сначала надо, что почем…

— Я тебя не заставляю, — слегка обиделся фельдфебель.

— А я еще не отказался, — парировал я.

И началась служба. Нормальная строевая военная служба, не штабная, хотя и не совсем войсковая. В мое подчинение попали практически все рядовые и ефрейторы, которые делились на мишенную команду и команду обустройства полигонных сооружений — где‑то два взвода организационно, по списочному составу восемьдесят три человека. Из них два старших ефрейтора и восемь просто ефрейторов, которые жили вместе с солдатами в казарме.

Второму помощнику коменданта — лейтенанту Милютину Щоличу подчинялись караульный и хозяйственный взвода.

Также на нем висела организация обучения 'переменного состава', то есть пришлых, тусующихся на полигоне временно для обучения или испытаний нового оружия. На мне — материальное обеспечение этого учебного процесса: мишени и препятствия.

В настоящее время в разгаре шло строительство проволочных заграждений по царскому типу и в плане уже стояло обучение пехоты их преодолению.

Плюс имелась нехилая команда кладовщиков под началом фельдфебеля Эллпе. Но они были на полигоне государством в государстве, даже казарма у них была отдельная. Потому как относились они к полигону опосредованно только в оперативном подчинении, а непосредственное его начальство сидело в городе и здесь показывалось редко. Два ряда одноэтажных длинных складов на краю полигона занимали приличную площадь, огороженную колючкой и вышками для часовых.

Фактически вся полигонная команда (без складов) представляла собой роту, хотя ротой не называлась. Зато роту учебную, в которой все должностные категории были на ранг выше линейных армейских, что позволяло начальнику полигона продолжать мечтать о майорском чине.

Должности полигонных субалтернов были прописаны по капитанской категории. Одним из двух таких субалтерн — офицеров по должности являлся и я. Немного не понимая еще в порядке ли вещей в имперской армии замещение обер — офицеров старшими фельдфебелями, которые все проходят по категории унтер — офицеров, или я являюсь неким исключением, попавшим сюда на зримое со стороны повышение по службе в результате тонких штабных интриг. Чтобы, к примеру, генералу Штуру в имперскую столицу я не пожаловался, что со мной плохо поступили? Информации достаточной, а главное достоверной у меня не было и оставалось только гадать, что в армии совсем не продуктивно. Единственно, что меня отличало от других офицеров, так это то, что мне денщика не было положено. А так все ништяки и плюшки в наличии, в том числе и выезд: породистая рысистая лошадь, обученная ходить как под седлом, так и в оглоблях легкой двуколки.

От складского городка в одну сторону, перекрывая на него вид, стояли наш с Эллпе домик, конюшни, каретный сарай, казармы, солдатская столовая. По другую — дома офицерского состава, дом начальника полигона, штабной домик, дом — общежитие штабных унтеров и ефрейторов, гарнизонный чипок и два учебных павильона, в которых можно одновременно рассадить до ста человек. Именно в таком павильоне, как я помню, устраивался доклад Вахмурки, а во втором — банкет для начальства.

Замыкало все это пространство, образуя некое подобие плаца, казармы и хозблоки для переменного состава. Сейчас они пустовали, но в них наряд постоянно подтапливал печи, чтобы совсем уж до сосулек здания не выстужать. На отшибе, согласно уставу не меньше двадцати пяти метров от крайнего строения, имелись примитивные сортиры — солдатский и офицерский отдельно и баня, совмещенная с прачечной самообслуживания. Баня топилась круглосуточно, помывка и стирка по утвержденному графику. Между баней и казармой возвышался могучий штабель неокоренных бревен, которые наряд ежедневно распиливал и колол на дрова. Дров городок ел много. Но проблемой это не было — вокруг если не тайга начиналась, то близко к этому.

От учебных павильонов шли позиции, дальше них располагалось тактическое поле а за ним мишенные директрисы, между которыми оставили неширокие полоски леса. Директрисы постоянно удлинялись — на дрова, но выдавалось все это начальником как улучшение собственными силами материальной части полигона для возможности испытаний дальнобойных орудий.

Называлось все это 'Королевский артиллерийский полигон'. Он имел все права отдельной части, включая знамя, возле которого постоянно стоял вооруженный часовой в штабном домике.

Рядом со знаменем на простой тумбе располагался металлический денежный ящик, вскрывать который наш полигонный писарь, одновременно местный начфин, имел право только вместе с караульным начальником, для чего в ящике имелось два замка. А у начфина в звании унтер — офицера в наличии только один ключ. Второй передавался начальниками караула друг другу при смене.

Именно эту сцену я и застал, явившись утром в штаб.

Мне показали кабинет субалтерн — офицеров, довольно просторную комнату, в которой сиротливо стояли всего два стола с простыми мраморными чернильными приборами, и представили сидевшему за своим столом Щоличу. Тот после дежурного 'рад знакомству' показал мне мой стол и мой шкаф, и отправился снимать пробу с завтрака на кухню.

После завтрака — чай, сахар, хлеб, масло, крутое куриное яйцо и пшенная каша, на плацу построили весь свободный от нарядов личный состав полигона и представили меня как второго помощника начальника. После этого капитан Многан отпустил подчиненных Щолича и сам ушел в штаб, бросив напоследок.

— Командуйте, фельдфебель.

Осмотрел я свои восемь десятков подчиненных, явно недовольных стоянием на морозе. В основном дядьки в возрасте из мобилизованных второго разряда. Оно понятно, кого помоложе на фронт отправляют. А вот ефрейтора все как на подбор не старше двадцати пяти. Как я потом выяснил, их оставили тут как обученных специалистов, когда солдат — срочников с полигона отправили в маршевую роту.

Прошелся вдоль строя, осмотрел своих новых подчиненных и сказал.

— Отложим все знакомства — представления на послеобеденное время. В казарме. В тепле. Сегодня всем заниматься по утвержденному ранее плану. Разойдись!

Заслужив довольные улыбки 'отцов' сам направил свои стопы в штаб. Всевозможные инструкции читать, заодно посмотреть внимательно какие бумаги остались тут от моего предшественника. А также выяснить главное, чем я сам обязан отчитываться, и с какой периодичностью.

Первым делом, стрельнув у писаря две толстые тетради, похожие на амбарные книги завел себе журнал движения личного состава и журнал — как его назвать? — боевых действий, в общем. С российской армии знаю, что главное это учет и контроль на бумаге. Если нет залетов любимого личного состава, проверки бумагами и ограничиваются. Главное не лениться.

В журнале учета личного состава ввел непредусмотренную графу — гражданская специальность. Это чтобы в случае необходимости не устраивать каждый раз опрос в спешке.

А там и писарь попросил меня зайти к себе через штабного вестового. Я грешным делом подумал, что 'штабной придурок' оборзел не по чину, но моментом сократился во взбухании, когда разговор пошел о деньгах.