Нет смысла обвинять Пора в жестокости, искать какие-то оправдания себе. Всё уже случилось, и теперь важнее потихоньку залечить душевные и физические раны, восстановить жизнь, вернуть радость и ощущение свободы. Больше здесь не бьют и не унижают, не издеваются, не уничтожают, не калечат, не убивают. Но несколько месяцев — срок слишком маленький, чтобы забылось то, что сеялось годами. Громкий голос или резкое движение — и приходилось всё начинать заново.
Он мог бы рассказать обо всём Даре, но не хотел снова чувствовать себя слабым и униженным. Никогда и ни за что. Ни в чьих глазах. Опять захотелось ослабить шнуровку корсета. Хоть на несколько минут…
Дара бежала следом, не поспевая за его стремительным шагом. Он заставил идти себя медленнее, но она предпочла плестись сзади, не решаясь приближаться. Боится?..
Полуобернувшись, посмотрел ей в лицо. Она жалела, что сболтнула лишнее. Раскаяние и стыд, неловкость и… Он сдержал себя, не желая влезать в её эмоции и ощущения. Со своими бы разобраться…
Молча протянул руку, показывая, что не кусается и не злится. Она поняла его знак. Тепло её ладони проникало даже сквозь кожаную перчатку. Он почувствовал приятную щекотку и, не сдержавшись, пошевелил изуродованными пальцами, наслаждаясь лёгким покалыванием.
— Пойдём, посмотрим на Савра.
Дара кивнула, и они отправились в конюшню. Наверное, она никогда не видела лошадей. А может, видела, но не таких. Он услышал, как она восхищённо ахнула, а затем отправилась к стойлам и принялась гладить лошадиные морды подряд, без разбору. Особенно ей нравились мохнатые уши: она их мяла, трепала и украдкой прикладывала к раскрасневшимся щекам, когда кони наклоняли к ней головы.
— Осторожно, Дара. Они не так миролюбивы, как кажутся.
Но она лишь посмотрела на него с недоумением и продолжала тыкаться с любовью в каждую мягкую морду. И ни один конь не всхрапнул, не оскалил зубы, не схватил её исподтишка за ухо или нос. Такого повального предательства он ещё не видел: зеосские лошади, хитрые, недоверчивые, осторожные твари, близко не подпускающие к себе чужаков, готовы были целоваться с незнакомой чужачкой, упавшей с неба.
Савр нетерпеливо забил копытом и приветственно заржал. Но радовался он не появлению хозяина, а девчонке. Он танцевал на все четыре копыта, махал ушами и вытягивал шею, словно ревновал и говорил: "Я первый, я знакомый, свой".
Дара помахала ему рукой и помчалась навстречу.
— Это Савр, да? Тот, что вёз нас вчера ночью?
Геллан залюбовался: щёки горят, волосы чуть растрепались, на лбу — грязная полоска, а глаза сияют радостно и счастливо. Вот уж кто никого и ничего не боялся в этой долине и в этом замке, где почти все смотрят затравленно и жмутся по углам, стараясь стать незаметнее…
— Да. Это Савр. — ответил он чуть помедлив, с трудом отводя глаза от сияющего лица девочки.
И тут она засмеялась. Неожиданно, звонко, во всю мощь лёгких.
— Ах, ты мой красавец замечательный!
Шаракан. Савр тыкался мордой в её ладони, а она-таки смачно поцеловала его в чуткий нос. И этот предатель жмурился от удовольствия, напоминая круглоухую обалдевшую от счастья Тяпку.
— Что в нём смешного? — не удержался он от вопроса.
Она обернулась на его голос, покраснела ещё больше, засмущалась.
— Э-э-э… Давай я потом как-нибудь об этом расскажу.
Он только пожал плечами, хотя больше всего на свете хотелось забросать девчонку вопросами. Давно уже забыл, когда ему было так любопытно.
Две тени вынырнули из самого темного закутка и встали чуть в отдалении. На расстоянии, куда не дотягивается хлыст хозяина… Стояли, не поднимая глаз, как всегда. Но девчонка и их сбила с толку. Геллан заметил, как они украдкой косятся в её сторону, не понимая, кто она, откуда взялась, и почему конюшня вдруг превратилась в светлое место, излучающее энергию любви и блаженства…
— Властитель, что делать с этим добром?
— Геллан, — машинально поправил он, зная, что ни Сай, ни Вуг ни за что не назовут его по имени. Пока не назовут…
Сай показывал рукой на два мешка, стоящие неподалёку.
Геллан не успел. Ни удивиться, ни задать вопрос. Дара тут же оказалась возле мешков и сунула туда свой носик. Затем подняла глаза, улыбнулась, зачерпнула пригоршню чего-то и показала Геллану свой улов:
— Бусины мимей. То есть семена.
В тёмном углу стало светлее от разноцветных бликов: семена продолжали светиться мягко, радужно, как и вчера.
— Представляешь, какой груз пёр вчера Савр, не считая нас?
— Они лёгкие… динь. — Сай, чуть помедлив, назвал Дару госпожой, чтобы не ошибиться и не оскорбить.
— Динь?.. Я что, слишком звонкая? — она опять смеялась, небрежно ссыпая семена мимей обратно в мешок. — Как думаешь, куда их девать? У меня ещё карманы полны.
И она начала деловито выворачивать карманы штанов. Бусины сыпались в мешок, падали мимо и звенели, отскакивая от каменного пола.
— По-моему, нам столько не нужно… Они растут, как ненормальные, особенно, когда Тяпка рядом.
— Динь — это уважительное обращение. Сай назвал тебя госпожой.
Она тут же замерла, затем возмутилась:
— Да ну, на фиг. Какая я госпожа? Меня зовут Дашка… Дара.
Геллан пытался спрятать улыбку. Иного он и не ожидал.
— Сай и Вуг, — представил он мохнаток, — конюхи. Ухаживают за лошадьми, наводят здесь чистоту и отлично справляются с этой нелегкой задачей.
— Они мохнатки? — шёпотом спросила Дара, но Сай и Вуг, конечно, слышали её. Ещё бы, с их слухом…
— Да.
— Они красивые, как боги, — прошелестела она одними губами, и Геллан наконец-то улыбнулся.
Вуг и Сай стояли изваяниями, не поднимая глаз. Но он чувствовал, как дрогнул Вуг. Как удивился Сай и метнул в девчонку быстрый взгляд из-под густых ресниц.
Дара подошла к юношам и, чуть помедлив, сказала:
— Никогда не видела людей… с золотой кожей. Вы как ожившие статуи древних божеств или произведения искусств…
Геллан уже не понимал, о чём она говорит. Только чувствовал, как накатывает волна обострения. Он не хотел, но уже не мог совладать с собою: щекотка началась в затылке, сползла и задержалась там, где гулко билось сердце, а затем растеклась по всему телу. Он ощущал только эмоции: восхищение Дары, похожее на что-то высокое и чистое, как лучи солнца или снежные пики гор, как расправленные до хруста крылья за спиной… удивление Сая, более молодого и ещё не до конца утратившего любопытство… осторожность и недоверие Вуга, напоминавшие лео, готового оскалить клыки и ударить лапой… беспокойную радость лошадей, что танцевали в стойлах, помахивая длинными ушами… тонкий звон и лёгкое дрожание переливающихся бусин мимей…
Дара протянула руку к мохнаткам. Слишком близко…
"Осторожно!" — хотелось крикнуть ему, но он не мог разжать челюсти, пребывая в плену обострённых, накативших так некстати, чувств…
— Можно? — спросила она и вопросительно посмотрела на Сая. Тот быстро кивнул головой, не смея отказать. Вуг пошел рябью и начал преображаться…
Он хотел рвануться вперёд и закрыть её собою, но ноги вросли в каменный пол, не слушались. Шаракан!
Дара легко прикоснулась к золотой тёплой коже предплечья Сая. Нежно-нежно, словно боясь, что он исчезнет. Погладила пальцами упругий мускул. Сай задрожал. Испуг. Удивление. Он ещё не в силах поднять глаза, но уже смотрит на небесную девчонку сквозь ресницы, пристально, не отрываясь…
А Вуг уже обнажал длинные острые клыки, дрожал вибрисами и усами. Руки превращались в лапы со смертельными когтями…
Она услышала его полузадушенный рык. Сделала шаг назад, испугавшись. Споткнулась и начала падать.
— Нет! — это Сай поддержал девочку и закрыл собою. — Не надо, Вуг! Она… не сделает зла.
Вуг дрожал всем телом. Он знал, что это смерть. Знал, что умрёт, если ударит человека. Но страх и инстинкты оказались сильнее. Он устал бояться.
Геллан наконец-то смог справиться с оцепенением и в последний момент прыгнул, закрывая собою Сая и Дару. Вуг махнул лапой и вспорол кожаные одежды легко, как батистовые тряпки. Но сила удара уже была не яростной, а по инерции: он начал приходить в себя.
