— Я знаю, что ты вчера подслушивала.

Очень прямолинейно, надо сказать. Интересно, об этом тоже Геллан ей натрепался?

— Геллан тут не причём. — легко телепатировала она. — Что касается вчерашнего разговора…

— Я не хочу об этом думать, — быстро перебила её я. — Не хочу думать, что будет потом. Есть сегодня и сейчас, а что завтра ждёт — какая разница? Как-то оно сложится. Вряд ли ты точно знаешь, что случится. А если нет настоящей картины, не всё ли равно, какой её нарисует жизнь?

Иранна покосилась и промолчала. Вот и хорошо.

— Я хотела спросить об украшениях. Почему женщины их не носят?

Иранна пожала плечами:

— Их не носят меданы. А так страсть к побрякушкам повальна. Видимо, как везде. Я права?

— Мне не понятно, — тряхнула я упрямо головой.

Меня раздражало умение отвечать на вопрос, не донося суть того, что я хотела узнать.

— Пойдём, присядем. Это долгий разговор.

— Каким ты видишь наш мир, Дара? — спросила Иранна голосом лектора или учителя.

Ей не хватало очков на носу, указки в руках и доски, возле которой она могла бы прохаживаться. Сложный вопрос, особенно если учесть, что толком я ещё ничего и не видела.

— Он… другой, — осторожно сказала я.

— И в чём его основная непохожесть? — Иранна прикрыла один глаз, склонив голову на бок.

Иронизирует?.. Хочет поймать на чём-то?.. Так и хотелось вжать голову в плечи и уткнуться в учебник или конспект. Вот же, блиннн…

— Ведьм у нас меньше — это точно, — буркнула я, подавляя желание поёжиться от этого пристального взгляда. — Хотя ведьма в моём понимании — нечто другое.

— И какое же? — не отступала муйба.

Вот пристала-то…

— Ну… ведьмы и колдуны занимаются магией. Связаны с потусторонними силами, читают заклинания, колдуют с предметами. Амулеты там, заговоры…А у вас больше способности… собственные. У нас это злая сила. А здесь… больше волшебство. То, что я видела. Может, просто настоящих злюк еще не встретила.

Мила, сидевшая рядом, заёрзала.

— По легендам, наш мир создал Древний Дракон. Когда-то они, драконы, главенствовали, а люди были слабы и беспомощны, но хотели жить, боролись с природой и не отступали, чем восхитили драконов. Поэтому они захотели поделиться с людьми силой, которая стала и даром, и проклятием одновременно. Теперь человек может многое, его возможности безграничны, но Чаши Мира не бездонны, и как только теряется равновесие, всё вокруг стремится исправить это, не позволяет какой-то из Чаш склониться до земли.

— Поэтому ни у кого нет всемогущества, — буркнула я. — иначе трах-бабах — и нет сарая.

— Верно. — Иранна улыбалась одними глазами, а лицо гладкое-гладкое, спокойное. Даже губы не дрогнули. — И равновесие достигается разными способами. У кого-то силы больше, у кого-то — меньше. Кому-то она не нужна: есть люди, отказавшиеся от дара, живут просто и стараются ничем не выделяться.

— Но сила в них есть. — уточняю я. — И в какой-то момент может прорваться.

— Может. Изредка. А есть те, кто боится своих способностей или считает все эти колдовские штучки — занятием низким, недостойным, и поэтому даже подсознательно не даёт им вылезать наружу. Благо, есть способы сдержать силу и жить в своё удовольствие.

Пока что я не понимала, куда она клонит. Мозг работал так, что, казалось, вскипит и прорвёт мой многострадальный череп.

— А в чём удовольствие жить без способностей здесь?.. Тут куда ни чихни, то одна беда, то другая. Колы в столы втыкаются, глаза драконьи сквозь землю лезут…

Мила чмыхнула. Молодец, девчонка, оживает потихоньку.

— Даже у меня тут прорвалось, как из худого мешка. Дома я без этих ваших штучек жила себе спокойно.

— Здесь есть те, кто считает колдовство ниже своего достоинства.

И тут до меня дошло.

— А-а-а! Мужики, что ли?

Мила закрыла лицо руками и затряслась. Вот интересно, почему обязательно смеяться тихо? Привычка, наверное.

— Хороший конец логической цепочки. — похвалила меня Иранна. — Когда-то мужчины верховодили. Боролись, побеждали, совершали подвиги. Они и сейчас… но нежили стало меньше, войны превратились в небольшие стычки, опасность ушла в легенды и песни, поэтому они находят забавы и развлечения, кто как может. Охотятся, гоняются за призраками, изредка устраивают турниры. В городах чаще, здесь пореже… А для тех, кому совсем невмоготу, есть Мрачные Земли. Правда, туда отправляются самые отчаянные.

— И что это значит? — я опять потеряла суть и начала нетерпеливо постукивать сапожком.

— Это значит, что способности даются на Зеоссе не только женщинам. Они есть и у мужчин. Но колдовать для них — занятие не достойное. Не знаю, откуда пошло это видение, а только мужчины здесь не колдуют. Ну… или почти не колдуют.

— Ис-с-сподтишка — прошептала Мила. Глаза у неё сияли.

Иранна кивнула.

— Или случайно, от испуга. Но желательно, чтобы никто не заметил или сделал вид, что не заметил. Всякое может случиться. Это как… газы, что выходят из организма. Раз — и случилось.

Мила хихикнула.

— А чтоб конфузы случались пореже, обвешиваются мужчины побрякушками с ног до головы.

Иранна сказала это значительно и торжественно, улыбка, наконец-то, коснулась её губ. Вот она, истина.

— А женщинам нужна сила, поэтому они и…

— Совершенно верно. Впрочем, это не панацея. Тем, кто слабее, камни мешают. У кого способностей побольше, тяга к красивым вещам перевешивает. Украшения носят лендры, сайны, маги…

— Лендры? — я споткнулась о новое слово.

— Городские ведьмы. Они посильнее медан, послабее сайн. Хотя, возможно, не всегда. Но у лендр — свой путь, поэтому им плевать на славу и силу сайн и нет желания становиться чем-то большим, чем они есть.

— А маги?..

— Мужчины-колдуны. Те, кто не отказывается от дара вольно или невольно. Но у них почти нет выбора: самых слабых и никчемных мальчишек отцы отдают магам.

— Вот интересно, как это можно определить, — буркнула я, жалея несчастных мальчишек, которых лишали семьи.

Иранна передернула плечами. Что-то сверкнуло в её глазах. Холодно так, нехорошо…

— Сироты, калеки, болезненные детишки… Напуганные зверьки, пережившие в детстве трагедию… Заторможенные, не умеющие дать отпор. Хилые, рассеянные, со слабой реакцией…

— Ужас какой…

Меня это разозлило. Какое-то тупое бессердечие.

— Для них это шанс выжить, Дара, — тихо сказала Иранна.

— А слабых девочек не бывает? Куда сплавляют их?

— Девочки… сильнее. Но если совсем плохо, есть приюты, где можно жить и набираться сил. Рано или поздно почти все женщины, подпитанные силой, находят место, зарабатывают на кусок хлеба и не страдают от того, что природа не одарила их щедро мускулами или быстрой реакцией.

Поодаль появился Геллан. Говорил о чём-то с меданами и кузнецом. Чёткие жесты, властный голос.

— А стакеры? — спросила я машинально, не отрывая глаз от группки людей вдали.

Иранна обернулась, проследив за моим взглядом. Нарочито так, демонстративно. Чтобы я поняла: она могла этого и не делать.

— Стакеры хуже магов. Так здесь считают. Они другие. Им не нужны камни, чтобы сдерживать силу. Им не нужна магия, чтобы творить чудеса. Они сами — клетка для своих способностей. Хотят — выпускают птицу на волю, хотят — держат в неволе. Кормят или морят голодом. Их право. Стакеров боятся, ненавидят, презирают. Но не гнушаются пользоваться их услугами, способностями, силой.

— Геллан сказал, что стакеры — убийцы.

— Так и есть. Убийцы нежили, потусторонних сил, колдунов. Да и человека им прихлопнуть ничего не стоит. В Братство попадают отбросы, разбойники, бандиты, висельники, насильники, воры, незаконные сыновья. Чья жизнь ничего не стоит в глазах других людей. Имя им — Смерть. Они её сеют, они её принимают. Так или иначе.