– Позови нас, Флетч, если его застрелят или он начнет бросать деньги в толпу, – попросил Рой Филби.

Три телекамеры нацелились на трибуну. Фотографы замерли у подножия лестницы.

Здание Первого национального банка Уинслоу на углу Корн-стрит и Уинслоу-лейн, высившееся позади трибуны, украшал громадный звездно-полосатый флаг. Как заметил Флетч, с сорока восемью звездами <Число звезд соответствует числу штатов. В настоящее время, как и в год написания книги, штатов 50. Автор намекает, что экономные банкиры уже не один десяток лет пользуются одним и тем же флагом, благо, вывешивается он нечасто.>.

– Мир изменился, друзья мои, – прогремел голос губернатора. И вы, и я это знаем, но нынешний хозяин Белого Дома, похоже, даже не подозревает об этом. Так же, как и его высоколобые советники. Как и другие кандидаты, республиканцы или демократы, которые хотят поселиться в Белом Доме на следующие четыре года...

– Это не его обычные слова. Это не Речь! – вынесла вердикт Фредди.

– ...Ранее все, что происходило в Нью-Йорке или Вашингтоне, считалось важным в Парамарибо, Дурбане, Кампучии. И не было там ничего более важного. Нынче все изменилось. Теперь мы знаем, что происходящее в Сантьяго, Тегеране, Пекине чертовски важно для Нью-Йорка и Вашингтона.

– Однако, – повторил Флетч.

– ...Третий мир, как его называют, перестал быть чем-то чуждым, далеким, не имеющим для нас никакого значения. Хотим мы этого или нет, но мир становится более осязаемым. Планету покрывает сеть коммуникаций, этакая электронная нервная система, во многом схожая с той, что является составляющей наших тел. Мы ощущаем боль не только когда болит сердце или голова, но и когда ударяемся пальцем ноги. Точно также теперь мы мгновенно ощущаем боль Монтевидео, Джидды, Бангкока. И конечно, друзья мои, мы ощущаем боль нашего внутреннего Третьего мира – Гарлема, Уоттса, индейских резерваций...

– Ну, дает, – прокомментировал Флетч. Фредди то и дело искоса поглядывала на него.

– ...Уже нет Первого мира, или Второго, или Третьего. Есть человеческая цивилизация, которая на наших глазах превращается в единое целое!

– Неужели... – начал Флетч.

– Что, неужели? – тут же спросила Фредди.

– Вы и я знаем, что ни теология, ни идеология непричастны к этому новому, неожиданному, всеобщему единению. Христианство две тысячи лет пыталось связать мир воедино... и потерпело неудачу. Ислам положил на это шесть веков... с тем же результатом. Американская демократия два столетия связывает мир... без особых успехов. Коммунизм почти сто лет занимается тем же... и ничего у него не выходит.

– Так он решился!

– Решился на что? – доставала его Фредди.

Глаза Флетча изучали лица в толпе. Посиневшая от холода кожа, красные носы. Взгляды, сошедшиеся на том, кто может стать самым могущественным человеком страны, который будет контролировать их налоги и траты, медицинское обслуживание и образование, дни и ночи, юность, зрелость, старость и даже смерть.

Член палаты представителей тем временем рвалась сквозь толпу к трибуне. Она все еще позволяла пожать себе руку, отрывочно отвечала на обращенные к ней просьбы, но лицо ее превратилось в каменную маску. А Барри Хайнс и Шустрик Грасселли, вроде бы помогая ей, вновь и вновь сбивали ее с нужного направления.

– Вы и я знаем, что связывает этот мир воедино, лучше чем миссионеры, эффективнее, чем любые армии...

– Что он такое говорит? – Фредди подрегулировала уровень записи на магнитофоне, висящем на поясе.

– Сегодня, – продолжал кандидат, – спутники позволяют нам видеть, как зреет пшеница в России, как растет рис в Китае. Мы можем разглядеть, как муштруют солдат в Карачи или Лесото. Мы можем слетать в Эр-Рияд или Лусон перед ленчем или обедом. Любое изменение в экономике Алжира оценивается буквально в течение нескольких часов. Вполне возможно едва ли не мгновенно определить мнение всего населения Индии по тому или иному политическому вопросу...

Уолш Уилер, до того бесцельно рассекавший толпу, решительно двинулся к автобусам. От лестницы на трибуну члена палаты представителей отделяли уже считанные метры.

– ...Вы и я, друзья мои, знаем, что мир объединяет технический прогресс, сцепляет его воедино куда лучше всех религий и идеологий. Технический прогресс создает нервную систему под кожей Матери-Земли. А потому, как мы с вами прекрасно понимаем, политикам, чтобы избежать ненужной боли, необходимо незамедлительно отреагировать на появление этой новой системы. Если сегодня мы проигнорируем страдания в любой части Земли, многие поколения будут страдать от боли и несчастий. Если мы сознательно оставим гниющую рану где-то далеко от нашей процветающей страны, зараза обязательно доберется и до нас.

Фотографы уже заняли лестницу на трибуну. На просьбы члена палаты представителей пропустить ее, обращенные к их спинам, они не реагировали.

– ...Американским политикам пора дорости до осознания этой новой реалии. Технический прогресс сводит нас ближе сиамских близнецов! Технический прогресс делает нас более взаимозависимыми, чей любые отношения труда и капитала! Технический прогресс объединяет людей там, где терпят поражение любовь и закон! Такова новая реальность! Мы должны как можно быстрее сжиться с ней! Ради мира на Земле! Ради благополучия всей планеты! Ради здоровья каждого ее жителя! Ради процветания! Друзья мои, ради продолжения самого рода человеческого!

Не сразу слушатели поняли, что кандидат закончил речь. Последовали глухие аплодисменты: никому не хотелось снимать перчаток. Раздались крики: «Так и надо, Кэкстон! Мы с тобой до конца!»

Заиграл оркестр.

У края трибуны кандидат пожимал руку члену палаты представителей, всем своим видом показывая присутствующим, а особенно фотографам, что никогда не встречался с ней ранее и для него эта почтенная дама – одна из многих, составляющих отряд его доброжелателей. Затем он помахал руками толпе и сбежал по ступеням.

У автобуса Уолш Уилер, Пол Добсон и Фил Нолтинг что-то горячо обсуждали.

– Однако, – в который уж раз повторил Флетч. – Я и представить себе не мог, что так просто быть волшебником.

– Вы что-то об этом знаете, – обвинила его Фредди. – Расскажете мне?

– Нет.

Фредди Эрбатнот надулась и отвернулась к трибуне. Бабуля, член палаты представителей, что-то кричала в микрофон. Оркестр полностью заглушал ее слова.

– Что все это означает? – задала Фредди риторический вопрос.

– Только одно, – ответил Флетч. – Он попал в вечерний выпуск новостей.

Поровнявшись с Флетчем, губернатор Уилер широко улыбнулся.

– Настроение бодрое?

– Как у дедушки Адама.

Все еще улыбаясь, губернатор направился к сыну. Уолш, Фил Нолтинг и Пол Добсон являли собой стену, рухнувшую от звука трубы. На лицах всех троих отпечатался ужас.

– Как я выступил?

Уолш стрельнул взглядом по сторонам, дабы убедиться, что они вне досягаемости ушей репортеров. Но рядом стояла лишь группа из тридцати или сорока пациентов местной психиатрической больницы, приведенных на встречу с кандидатом.

– Тебе надо бы предупреждать нас о подобных сюрпризах.

– Я же говорил, что у меня возникла идея.

– Да, но ты забыл упомянуть, что намерен бросить бомбу, предложив совершенно новый подход.

– Который потребует новой Речи, – глаза Фила Нолтинга превратились в щелочки.

– Да уж, – согласился губернатор. – Признаться, я обдумывал выступление, пока эта бабка из Конгресса что-то долдонила насчет водоснабжения.

– Дело в том, – вмешался Пол Добсон, – что мы должны готовить убедительные доводы в защиту каждого вашего тезиса до того, как вы их представите на суд общественности.

– Истину защищать не надо, не так ли? – возразил губернатор.

– Привет, губернатор, – обратился к нему один из психов, мужчина лет тридцати пяти. – Меня зовут Джон.

– Привет, Джон, – поздоровался с ним губернатор.