— Что, черт возьми, я сделал не так? — крикнул он в нескольких дюймах от моего лица.

Я отшатнулась от возросшей ярости в его голосе, отстраняясь от его гнева.

— Я вложил все свои долбаные силы в эти отношения. Я ждал тебя, ждал, когда все это дерьмо пойдет ко дну. Я был терпелив. Я хочу знать — что я сделал не так?

Он провел рукой по волосам, пока не добрался до основания шеи.

— Я с самого начала говорила тебе, кто мы с Кентом друг другу. Я рассказала тебе о нашей ситуации, и ты все еще хотел быть со мной. Я тебе все рассказала. Я никогда не лгала тебе. Ты просил меня отказаться от сделки, которую я заключила до того, как между нами стало все серьезно. Ты все это знал, — ответила я. — Почему ты так расстроен? Это ты порвал со мной. Ты бросил меня, — сказала я, сложив руки на груди.

— Я ушел от тебя, потому что ты разбила мне сердце. Я сделал это для себя, а не для тебя. Я больше не мог этого выносить. Разве ты не видишь этого?

На его лице отразилось недоверие, и он медленно попятился, его глаза стали холодными.

— Ты такая эгоистка. Я не могу поверить, что никогда не видел этого в тебе. Любовь действительно слепа, — произнес он.

Это была очередная пощечина. На этот раз все было сложнее, потому что я поняла, что это правда.

Я была девушкой, которая всегда поступала правильно, всегда шла по прямой линии и всегда ставила потребности других выше своих собственных. Я была девушкой, которая думает, прежде чем действовать, которая обдумывает последствия, прежде чем что-то сделать. И я упорно трудилась всю свою жизнь, чтобы оказаться там, где я сегодня.

Впервые в жизни я ни о чем не думала. Я действовала импульсивно и хотела найти легкий выход.

Я нажала кнопку лифта, чтобы продолжить спускаться на первый этаж.

— Ты прав, — прошептала я. — Я хотела освободиться от долгов, и сохранить идеального парня после того, как сделка закончится. Если это значит, что я была эгоисткой, мне жаль. В кои-то веки, хоть раз, я просто хотела всего и сразу.

Двери лифта открылись на первом этаже, и я вышла. На этот раз я уходила от него.

«Счастливый час» — период времени, обычно ранним вечером, когда паб или бар подают напитки по сниженной цене.

Следующие несколько дней были настоящей пыткой. Я позвонила на работу, сказавшись больной, впервые пропустив рабочие будни, и выключила телефон. Я даже не хотела разговаривать с Кенди, и ни за что на свете не собиралась звонить Кенту.

Я задумалась над словами Брайана. Я никогда не считала себя эгоисткой, потому что всегда была честна с ним, но теперь я поняла, что это действительно так. Я заставила его выбрать меня, и, в конце концов, когда он захотел, чтобы я сделала выбор, я выбрала Кента.

Стук в дверь не прекращался, и я знала, что это мог быть только один человек. Это был лишь вопрос времени, когда он появится у моей двери. Я сделала то же самое несколько недель назад, когда он не отвечал на мои звонки после вечеринки Брайана. К тому же, это был самый долгий период, когда мы не разговаривали друг с другом.

Я накрыла голову подушкой, чтобы избежать этого звука, но громкий стук продолжался. Я побоялась, что разозлятся соседи, поэтому в конце концов встала с дивана, когда он не сдался. Только поднявшись на ноги, я поняла, что уже вечер.

Я повернула дверную ручку чтобы отпереть дверь и, развернувшись, плюхнулась на диван. Положила подушку на голову, решив, что если я хочу погрязнуть в жалости к себе и чувстве вины, то мне это должно быть позволено.

— Где ты пропадала? Ты знаешь, что я тебе звонил? Твой телефон сдох? — Он стащил подушку с моей головы. — Что происходит? — спросил он, и на его лице отразилось беспокойство.

— Я хочу побыть одна. Не мог бы ты просто оставить меня? — Я вытащила подушку из его рук и положила ее обратно на свое лицо.

— Ты что, заболела, или что-то в этом роде? Ты неважно выглядишь.

Я фыркнула, проигнорировав его комментарий и перевернулась на бок, лицом к спинке дивана.

— Хочешь, я запишу тебя на прием к доктору или куплю лекарства?

— Я просто хочу, чтобы меня оставили в покое.

— Я не могу, — тихо сказал он.

Я почувствовала, как диван прогнулся прямо за моей спиной, и последовала тишина. Молчание, казалось, длилось вечно, и я чувствовала, как его глаза прожигают дыру в моей спине. Через некоторое время он потянул меня за прядь волос, а я продолжила смотреть на спинку дивана.

— Бет... — вздохнул он. — Насчет той ночи, я... — Он замолчал, не в силах продолжать.

Через минуту я перевернулась на спину и сняла подушку с головы. Я посмотрела на него из-под ресниц, и наши глаза встретились, мои изумрудные и его карие.

— Вот ты где. — Он пальцем убрал прядь волос с моей щеки, и знакомое тепло распространилось от его прикосновения.

— Прости, — прошептал он.

— Мы расстались.

— Мне очень жаль, — прошептал он, скользнув взглядом по моему лицу.

Я пошевелилась, перенося вес тела на локти.

— Тебе? — это вырвалось прежде, чем я успела остановиться.

— Ну конечно, — фыркнул он. — Я хочу, чтобы ты была счастлива. — Он провел рукой по волосам и схватил прядь на макушке. — То, что случилось прошлой ночью, произошло импульсивно. Я был так поглощен всей этой шарадой и играл свою роль, хотел сделать все правдоподобнее. Я был сбит с толку и, конечно же, не хотел вставать между тобой и Брайаном.

Карие глаза уставились на меня, и от этого ощущение бабочек внутри переместилось от груди к животу.

Я хотела спросить, что сбивает его с толку, чтобы мы могли вместе разобраться.

Я хотела спросить его, что он делает.

Что мы делаем?

Почему ты так на меня смотришь?

Когда ты это делаешь, почему я чувствую то, что чувствую?

В наших прежних отношениях я могла бы спросить его именно об этом. Я могла бы сказать: «Что, черт возьми, происходит?»

Но мы пересекли какую-то невидимую черту, и я не чувствовала бы себя комфортно, спросив его о том, о чем хотела спросить больше всего.

— Я просто хочу, чтобы все было спланировано, сделано и закончено, хорошо?

Я хотела двигаться вперед, и когда все закончится, может быть, мы сможем вернуться туда, где были раньше — до того, как все границы размылись и стали серыми.

Он кивнул в ответ.

— Хорошо.

Так все и началось. Мы встречались с организатором свадьбы и матерью Кента в Баррингтоне. Я вбила себе в голову, что справлюсь с этим, и теперь, когда я знала, что конец всего этого близок, стало легче проживать день за днем.

Когда мы вошли, у лестницы были выстроены в ряд сумки с покупками.

Карен поприветствовала нас, когда мы подошли.

— Я уже в предвкушении, — сказала она, и ее глаза загорелись.

Кент взглянул на мать, и на его лице появилась легкая ухмылка.

— Мама, что ты купила? Ты купила все что было в «Нейман»?

— Ну, — тихо ответила она, и застенчивая улыбка скользнула по ее лицу, — «Нейман», «Сакс» и «Барнис». Она взяла нас за руки и потащила к лестнице, где на мраморном полу были разбросаны пакеты.

— Я знаю, мы еще не говорили об этом, но я подумала о персиковом цвете. Как вы думаете, персиковый — это веселый цвет? Конечно, это ваш выбор, но я просто хотела показать вам. Будет лучше, если вы наглядно все увидите. Смотрите, — сказала она, продолжая бессвязно говорить.

Я осмотрела то, что было видно внутри, и все было персикового цвета — от свечей до салфеток, от скатертей до бокалов и искусственных цветов — все это заполонило пакеты. Цвет не был симпатичным светло-персиковым. Это был скорее уродливый, яркий, почти неоновый персиковый, и мне пришлось удержать выражение лица, чтобы скрыть свое отвращение.