Помощник комиссара задумчиво произнес:

– Значит, следует отказать ему в славе, о которой он мечтает. А каково ваше мнение, мсье Пуаро?

С минуту Пуаро молчал. А заговорив, тщательно подбирал слова:

– Трудно сказать, мистер Лайонел. Я, как вы можете заметить, заинтересованная сторона. Вызов брошен мне. Если я скажу: «Придержите факты, не предавайте их гласности», – не будет ли это воспринято как говорящее во мне тщеславие? Что я боюсь за свою репутацию? Трудно сказать.

Раскрыться, все рассказать – в этом есть свои преимущества. По крайней мере, это уже предостережение… С другой стороны, я, как и инспектор Кроум, убежден – это то, что от нас хочет убийца.

– Гм-м! – произнес помощник комиссара, потирая подбородок. Он перевел взгляд на доктора Томпсона. – Допустим, мы откажем нашему лунатику в огласке, которой он жаждет. Что он может предпринять?

– Совершит другое преступление, – выпалил доктор, – как пить дать!

– А если мы размалюем заголовки? Тогда какая реакция?

– Такая же. Идя первым путем, вы стимулируете его мегаломанию, вторым – игнорируете ее. Результат один и тот же – следующее преступление.

– Что скажете, мсье Пуаро?

– Я согласен с доктором Томпсоном.

– Палка о двух концах, а? Как вы думаете, сколько преступлений задумал этот лунатик?

Доктор Томпсон взглянул на Пуаро.

– Похоже, что от А до Z, – сказал он весело. – Конечно, ему не достичь этого. Даже близко. Вы наступите ему на пятки намного раньше. Интересно, как бы он обошелся с буквой X. – Тут он перешел на серьезный тон. – Но вы возьмете его намного раньше. Скажем, на G или Н.

Помощник комиссара ударил кулаком по столу.

– Черт возьми! Вы что, хотите сказать, что нас ждут еще пять убийств?!

– Столько не окажется, сэр, – сказал инспектор Кроум, – поверьте мне.

Тон его был уверенным.

– На какой букве вы останавливаетесь, инспектор? – спросил Пуаро.

В его голосе сквозила легкая ирония. Кроум, как мне показалось, посмотрел на него с тенью пренебрежения.

– Может быть, на следующей, мсье Пуаро. В любом случае, сумеем взять его до того, как он дойдет до F, гарантирую.

Он повернулся к помощнику комиссара:

– Думаю, мне достаточно ясна психология случая. Доктор Томпсон поправит меня, если что не так. Я представляю, что каждый раз, когда ABC совершает преступление, его самодовольство возрастает процентов на сто. Каждый раз он думает: «Я умен, и им меня не поймать!» Он становится победно-самоуверенным и беспечным. Он преувеличивает свой ум и тупость остальных. Он очень скоро перестанет заботиться о мерах предосторожности. Не так ли, доктор?

Томпсон кивнул:

– Обычный случай. Не употребляя медицинской терминологии, лучше изложить нельзя. Вам что-нибудь известно о подобных вещах, мсье Пуаро? Вы не согласны?

Не думаю, чтобы Кроуму пришлось по душе обращение Томпсона к Пуаро. Он считал себя единственным специалистом в этой области.

– Все, как сказал инспектор Кроум, – согласился Пуаро.

– Паранойя, – пробурчал доктор.

Пуаро повернулся к Кроуму:

– Есть ли какие-нибудь существенные сведения по делу в Бексхилле?

– Ничего определенного. Официант Силендайда в Истборне узнал на фотографии убитой молодую женщину, которая ужинала там вечером 24-го в компании мужчины средних лет в очках. То же самое в закусочной «Алый гонец» на полпути из Бексхилла в Лондон. Говорят, она была там около девяти часов вечера 24-го с человеком, похожим на военно-морского офицера. И те и другие не могут быть правы одновременно, но кто-то из них, возможно, и прав. Полно, конечно, и других опознаний, но они большей частью не годятся. Мы не смогли напасть на след ABC.

– Ладно. Похоже, вы сделали все, что смогли, Кроум, – сказал помощник комиссара.

– Что скажете, мсье Пуаро? Какое-нибудь из направлений расследования вас удовлетворяет?

Пуаро медленно ответил:

– Мне кажется, есть один очень важный ключ – раскрыть мотив.

– Разве он не очевиден? Алфавитный комплекс. Разве не так, доктор?

– М-да, – сказал Пуаро, – это алфавитный комплекс. Но почему алфавитный комплекс? У сумасшедшего всегда есть веская причина для совершения преступления.

– Ну полно вам, мсье Пуаро, – сказал Кроум, – вспомните Стоунмена в 1929 году. Он кончил тем, что пытался покончить с любым, кто его хоть как-то раздражал.

Пуаро повернулся к нему:

– Правильно. Если вы достаточно великая и важная личность, нужно, чтобы вы были изолированы от малейших раздражителей. Если муха садится вам на лоб снова и снова, выводя вас из себя своим щекотанием, – что вы делаете? Вы намереваетесь убить ее. Тут у вас нет сомнений. Вы важны… муха – нет. Вы убиваете муху, и раздражение проходит. Ваши действия представляются вам святыми и справедливыми.

Другой причиной убить муху является ваша сильная страсть к гигиене. Муха – потенциальный источник опасности для общества, ее надо убрать. Так работает мозг помешанного преступника. Но разберем наш случай: если жертвы выбраны по алфавитному принципу, тогда они убираются не из-за того, что являются источником раздражения убийцы. Для объединения обоих случаев должно быть чересчур много совпадений.

– Вот именно, – сказал доктор Томпсон. – Помню случай, когда муж одной женщины был предан смерти. Она начала убивать членов суда присяжных одного за другим. Непосредственно перед тем, как преступления были связаны воедино, они казались совершенно случайными. Но, как сказал мсье Пуаро, не бывает убийц, которые совершают преступления «наобум». Или они устраняют людей, которые стоят (пусть незначительно) у них на пути, или они убивают по убеждению. Они уничтожают полицейских или проституток, потому что уверены, что те должны быть уничтожены. Мне кажется, в нашем случае все это не подходит. Миссис Ашер и Бетти Барнард нельзя объединить как представителей одного класса. Конечно, возможно, что это сексуальный комплекс. Обе жертвы были женщинами. Нам об этом легче, конечно, будет судить после следующего преступления…

– Ради бога, Томпсон, не говорите так бойко о следующем преступлении! – раздраженно воскликнул сэр Лайонел. – Мы должны сделать все возможное, чтобы предотвратить его.

Доктор Томпсон промолчал и несколько вызывающе высморкался.

– Предложите свой вариант. Если вы не хотите замечать фактов…

Помощник комиссара обратился к Пуаро:

– Я вижу, к чему вы клоните, но мне еще не все ясно.

– Я спрашиваю себя, – заговорил Пуаро, – как именно рассуждал убийца? Он убивает, это видно из его писем, из «спортивного интереса» – чтобы развлечь себя. Может ли это действительно быть так? Но даже если это так, по какому принципу он выбирает свои жертвы, кроме как по алфавиту! Если он убивает, только чтобы позабавить себя, он бы не стал это рекламировать, хотя бы для того, чтобы убивать безнаказанно. Но нет, он старается, как мы все заметили, произвести сенсацию, утвердить себя в глазах общественности. Каким образом его индивидуальность была подавлена и как это можно связать с двумя жертвами, которые он выбрал? И последнее предположение: а что, если его действиями руководит личная ненависть ко мне, Эркюлю Пуаро? А вдруг он публично бросает мне вызов, поскольку я (незаметно для себя) победил его когда-то в своей работе? Или, может быть, его злоба безлична – направлена против иностранца! И если это так, то что, опять же, привело к этому? Какую обиду нанесли ему иностранцы?

– Весьма спорные вопросы, – заметил Томпсон.

– Да… Они немного трудноваты для ответа сейчас, – поддержал его инспектор Кроум.

– Тем не менее, мой друг, – заявил Пуаро, глядя прямо на него, – именно в них, в этих вопросах, кроется отгадка. Если бы мы знали точный мотив – фантастический, возможно, для нас, но логичный для него: из того, почему наш сумасшедший совершает эти преступления, мы могли бы узнать вероятную следующую жертву.

Кроум покачал головой: