– В конце концов, он же не здравомыслящий человек, – ответил инспектор. – Так или иначе, мне представилось, что он мог бы просто принести его обратно в дом, а потом осознать опасность сокрытия его (как отметил мсье Пуаро) в своей комнате и подыскать какое-нибудь другое место. Какое место в доме он вероятнее всего бы выбрал? Я нашел его сразу. Вешалка в холле: никому не придет в голову двигать вешалку в холле. Мне с большим трудом удалось отодвинуть ее от стены – и он был там!

– Нож?

– Нож. В этом нет сомнения. На нем до сих пор осталась запекшаяся кровь.

– Хорошая работа, Кроум, – одобрительно сказал помощник комиссара. – Нам теперь нужна только одна вещь.

– Какая?

– Сам человек.

– Мы схватим его, сэр. Не бойтесь.

Тон инспектора был убедительным.

– Что вы скажете, мсье Пуаро?

Пуаро очнулся от грез:

– Прошу прощения?

– Мы говорим, что схватить преступника – это только дело времени. Вы согласны?

– А, это… да. Без сомнения.

Он произнес это так задумчиво, что все посмотрели на него с удивлением.

– Вас что-то беспокоит, мсье?

– Кое-что беспокоит очень сильно. Мотив…

– Но, дорогой мой, этот ABC – помешанный, – сказал помощник комиссара полиции.

– Я понимаю, что имеет в виду мсье Пуаро, – сказал Кроум, снисходительно приходя на помощь. – Он совершенно прав. Должна существовать навязчивая идея. Я полагаю, что мы увидим корень зла в обостренном комплексе неполноценности. Возможна также мания преследования, а раз так, то он вполне мог ассоциировать с этим мсье Пуаро. У него могла быть иллюзия, что мсье Пуаро – детектив, нанятый с целью выследить его.

– Гм-гм, – произнес помощник комиссара. – В мои годы, если человек был сумасшедшим – он был сумасшедшим, и мы не выискивали тут научных терминов. Наверное, современный доктор предложил бы помещать людей, подобных ABC, в приют и рассказывать им о том, какими славными ребятами они были в течение последних сорока пяти дней, а потом выпускать их как полноправных, ответственных членов общества.

Пуаро улыбнулся, но не ответил.

Совещание подошло к концу.

Помощник комиссара сказал:

– Хорошо, как вы говорите, Кроум, арестовать его – это всего-навсего дело времени.

– Он уже был бы у нас в руках, – ответил инспектор, – если бы не выглядел столь ординарно.

– Интересно, где он находится в эту минуту, – сказал помощник комиссара.

Мистер Каст остановился у лавки зеленщика. Бросил взгляд через дорогу.

Да, это она.

Миссис Ашер. Продавец газет и табачных изделий…

В пустом окне знак.

Сдается.

Пусто…

Безжизненно…

– Простите, сэр.

Жена зеленщика пытается дотянуться до лимонов.

Он извинился, отошел в сторону.

Медленно зашагал обратно, по направлению к главной улице города.

Было нелегко. Очень нелегко. Теперь, когда у него не осталось денег…

Отсутствие чего-либо съестного на протяжении всего дня довело его до странных и легкомысленных чувств…

Он посмотрел на плакат снаружи газетной лавки.

Мистер Каст сказал самому себе:

– Эркюль Пуаро… Интересно, знает ли он?..

И зашагал дальше.

Негоже стоять и глазеть на плакат…

Он подумал:

– Я не могу продолжать так дальше…

Нога перед ногой… что за странная вещь – походка…

Нога перед ногой – нелепо.

В высшей степени нелепо.

Но ведь человек – это нелепое животное…

И он, Александр Бонапарт Каст, в частности, был нелепым.

Он всегда был…

Люди всегда смеялись над ним…

Куда он идет? Он не знал. Он подошел к концу.

Он уже больше ни на что не смотрит, кроме своих ног.

Нога перед ногой.

Он поднял глаза. Перед ним огни. И буквы…

Полицейский участок.

– Забавно, – сказал мистер Каст. Он едва заметно ухмыльнулся.

Затем ступил внутрь. Внезапно при этом он закачался и рухнул ничком.

Стоял ясный ноябрьский день. Доктор Томпсон и инспектор Джепп зашли, чтобы ознакомить Пуаро с результатами слушаний в полицейском суде по делу «Король против Александра Бонапарта Каста»[11]. Ведь Пуаро из-за бронхиальной простуды не смог на них присутствовать.

– Передано в суд, – сказал Джепп.

– Разве это не необычно, – спросил я, – что защита предоставляется на данной стадии? Я считал, что заключенные всегда откладывают защиту.

– Обычный ход, – сказал Джепп, – я полагаю, молодой Лукас рассчитал, что сможет провернуть это. Умопомешательство – его единственная зацепка.

Пуаро пожал плечами:

– При помощи умопомешательства добиться свободы? Тюремное заключение, «пока это будет угодно его величеству», вряд ли предпочтительнее смерти.

– Я полагаю, Лукас считает, что есть шанс, – сказал Джепп. – С первоклассным алиби относительно бексхиллского убийства все дело может ослабнуть. Я не думаю, что он представляет, насколько сильны наши позиции. Так или иначе, Лукас оригинальничает: он молод и хочет проявить себя в глазах общественности.

Пуаро повернулся к Томпсону:

– Каково ваше мнение, доктор?

– О Касте? Клянусь, не знаю, что и сказать. Он замечательно играет нормального человека. Он эпилептик, конечно.

– Какая удивительная развязка получилась, – сказал я.

– То, что он ввалился в припадке в полицейский участок Андовера? Да, это подходящий театральный занавес для драмы. ABC всегда хорошо рассчитывал свои эффекты.

– Возможно ли совершить преступление и не знать об этом? – спросил я. – Его отрицания, похоже, звучат правдиво.

Доктор Томпсон едва заметно улыбнулся:

– Вас не должна вводить в заблуждение театральная поза типа «Клянусь богом!». По-моему, Каст прекрасно знает, что это он совершил убийства. Что касается вашего вопроса, – продолжал Томпсон, – представляется вполне возможным эпилептическому субъекту в состоянии сомнамбулизма совершать действия и абсолютно ничего не знать о проделанном. Но подобные действия не должны противоречить желанию личности в пробудившемся состоянии! – Он продолжал рассуждать по этому вопросу, безнадежно сбив меня с толку, как часто случается, когда ученая личность садится на своего конька. – Однако я против теории, что Каст совершил эти преступления, не зная об этом. Вы могли бы выдвигать эту теорию, если бы не письма. Письма разбивают эту теорию в пух и прах. Они указывают на преднамеренность и тщательное планирование преступления.

– И по поводу писем у нас по-прежнему нет объяснений, – сказал Пуаро.

– Это интересует вас?

– Естественно, раз они были написаны мне. И по поводу писем Каст упорно молчит. До тех пор пока я не пойму, почему те письма были написаны мне, у меня не будет ощущения, что дело завершено.

– Да, я могу понять это с вашей точки зрения. Похоже, нет никаких оснований полагать, что этот человек где-то что-то против вас имел?

– Нет, ни в коей мере.

– Я могу сделать предположение. Ваше имя!

– Мое имя?

– Да. Каст обременен – по-видимому, капризом его матери – двумя чрезвычайно напыщенными именами: Александр и Бонапарт. Вы улавливаете смысл? Александр – считающийся непобедимым, тосковал о новых землях. Бонапарт – великий император Франции. Ему хочется соперника – соперника, можно сказать, его класса. Ну, вот вы и есть Геракл могучий.[12]

– Ваши слова заставляют задуматься, доктор. Они способствуют возникновению мыслей…

– О, это только предположение. Ну, мне пора.

Доктор Томпсон вышел. Джепп остался.