Светлые волосы разметались.
Корона соскальзывает, катится по ступеням трона, чтобы остановиться у ног женщины, на лицо которой Гавел не смеет смотреть.
Должен.
И он, превозмогая чужой страх, подымает взгляд…
…должен…
Король кричит, и от голоса его трескаются стекла, выстреливают разноцветными искрами, а Гавел смотрит… через боль, через страх…
Сквозь кровавую пелену.
И та, чье лицо прекрасно, в раздражении кривит губы. Она вскидывает руку, сминая воздух. И звон его отдается в ушах, а потом… воздух расправляется сжатою пружиной…
…в грудь…
…и сердце обрывается, пронзенное осколками ребер…
…последней мыслью — обманул Аврелий Яковлевич, человек, челюсть которого Гавел держал в руке, умер отнюдь не от рук любовницы.
Глава 6
Где в расследовании намечаются некоторые новые повороты
Если вам кажется, что жизнь ваша дошла до точки, приглядитесь, может статься, что это лишь многоточие.
Аврелий Яковлевич, подхватив на руки обмякшее тело, лишь крякнул.
Прислушался.
— Пшел вон, — сказал он белесой тени, что металась в круге.
Тень заскулила, но послушно развеялась.
Руны, выжженные на паркете, гасли медленно, в воздухе пахло гарью, и Аврелий Яковлевич оглушительно чихнул.
— От же ж… никогда не знаешь, где найдешь… кого найдешь…
Коридорный, заглянувший, дабы убедиться, что многострадальный нумер, из-под двери которого тянуло белесым, но отчего-то холодным дымом, уцелел, лишь кивнул, не зная, что ответить на сии слова. Следовало сказать, что Аврелий Яковлевич, оставшись в одних незабудковых подштаниках, — халат свой он любил и портить не желал — производил впечатление гнетущее.
Меднокожий, грубый, поросший густым рыжим волосом, который ко всему курчавился, он выглядел истинным дикарем, из тех, снимки которых не так давно выставлялись в Гданьской академии. Разве что кольца в носу не хватало.
Зато имелось другое, в ухе, с красным самого зловещего вида камнем.
— Чего надобно? — поинтересовался Аврелий Яковлевич, укладывая на широкую постель человечка в грязной одежде.
Гостя коридорный узнал.
И вместо сочувствия к нему испытал глубочайшую профессиональную обиду: постель была чистой, а гость, явно пострадавший во время очередного ведьмачьего эксперимента, не очень. Однако возмущение свое коридорный при себе оставил. И губу прикусил, дабы ненароком не сделать замечания высокому гостю.
Еще нажалуется…
…гостиница была дорогой, и к прихотям постояльцев хозяева относились с пониманием.
— Ничего. Прошу прощения, — коридорный сделал попытку дверь закрыть, но был остановлен царственным взмахом руки.
— Подь сюда, — велел Аврелий Яковлевич, почесывая предплечье, которое украшала татуировка — пара синих русалок, слившихся в поцелуе.
Приближался коридорный с опаской.
— Раздеть помоги, — ведьмак указал на гостя, который по-прежнему не подавал признаков жизни. Коридорный оценил и мертвенную бледность кожи, приобретшей особый зеленоватый оттенок, более присталый свежему покойнику, и синюшные круги под глазами, и раззявленный, словно в крике, рот.
— Живой, живой, — разрешил сомнения Аврелий Яковлевич. — Давай, я приподниму, а ты штаны стягивай…
И приподнял же. С легкостью.
— Простите, а ботинки тоже снимать? — уточнил коридорный, который давно усвоил, что в ситуациях подобного рода надобно действовать исключительно по точной инструкции.
— А сам-то как думаешь?
Сам коридорный думал, что по-хорошему следовало бы полицию вызвать, но этого хозяева гостиницы точно не оценят.
Выставят.
А где еще найти место столь же доходное и в целом спокойное? То-то и оно… оттого и ботинки коридорный снимал аккуратно, бережно, как с любимого дядечки…
И штаны.
И грязную, вонючую рубаху…
— Ванну наполни, — Аврелий Яковлевич уложил гостя, который по-прежнему был без сознания на покрывало. — Ишь, тощенький какой… ничего, дорогой, мы тебя отмоем, мы тебя подкормим… будешь красавец всем на зависть.
И ладонью медной, искромсанной шрамами по волосам провел так ласково…
— Ванну с пеной? — бутыль с этой самой пеной, каковая, как и прочие ванные принадлежности входила в стоимость нумера — пятьдесят злотней за ночь — прижимал к груди.
— С пеной, с пеной… и с шампунью…
На человека, следовало бы сказать, очень тощего и заморенного даже, Аврелий Яковлевич смотрел с невероятной нежностью, которая коридорного привела в великое смущение.
Оттого и пены он плюхнул втрое против обычного.
И шампуни.
И совершил очередную попытку ретироваться, но вновь был остановлен.
— Чего сладкого на кухне есть? — поинтересовался Аврелий Яковлевич, присев на краешек постели.
— Эклеры. Воздушные трубочки со взбитыми сливками и цукатами, шоколадный пудинг, пудинг аглицкий классический, медовая коврижка со сливочно-клубничной пеной, сливовые меренги…
Аврелий Яковлевич кивал головой, думая явно о чем-то своем.
— Но наш повар с радостью приготовит все, чего вы пожелаете… к примеру, на той неделе в нумере останавливались молодожены… — коридорный надеялся, что голос его не дрогнул, — и он самолично готовил для них «Сладкую ночь».
— Сладкую? Это хорошо…
— Коржи-безе с грецкими орехами и фисташками, сливочно-ромовый крем и белый шоколад… украшения из засахаренных роз и карамели.
— Очень хорошо… — Аврелий Яковлевич щелкнул пальцами. — Неси… эту твою ночь.
— Но… — коридорный сглотнул. — Потребуется время…
— Сколько?
— Т-трое суток… белки должны закваситься… выходиться…
— Трех часов хватит, — отрезал ведьмак. — И передай повару, чтоб сахару не жалел. Пусть ночь и вправду будет… очень сладкой.
Сказал и засмеялся, и мышцы дернулись, толкая русалок в объятья друг друга.
Ужасно!
Оказавшись за дверью, коридорный перевел дух. Нет, работу свою он любил. И место, и постояльцев, которые представлялись ему этакими великовозрастными детьми, не способными обойтись без его помощи. А постояльцы, особенно постоялицы, ценили участие, благодарность свою выражая сребнями. И просьбы их были просты и безыскусны, и жизнь в гостинице текла своим чередом, неспешная и весьма благопристойная.
А тут вдруг…
Пожалуй, лишь сильнейшее душевное смятение, в котором пребывал коридорный, и оправдывало дальнейшие его действия. Нет, он, конечно, передал управляющему странную, почти невозможную просьбу. Пусть сам с поваром разбирается, который, как и все талантливые кулинары, мнил себя едва ли не главным в гостинице лицом…
После разговора, укрепившись в своих намерениях, коридорный покинул гостиницу черным ходом и свистнул мальчишку, из тех, что вечно вьются в поисках подработки. Короткая записка и монетка исчезли в широких рукавах мальчишечьего пиджака…
…угрызений совести коридорный, часом позже впустивший в святая святых молодого крысятника, не испытывал. Напротив, он почти уверился, что совершает деяние благое.
Спасает невинного…
…ну или что-то вроде того.
Очнулся Гавел в ванне.
В пене.
Под внимательными взглядами десятка пухлых крылатых младенчиков, которые сжимали в руках луки и целились аккурат в Гавела.
Пена пахла клубникой.
Романтично горели свечи, расставленные на широком ванны бордюре, и отблески огня их ложились на медную кожу Аврелия Яковлевича.
Гавел, тоненько взвизгнув, попытался было уйти под воду, но был остановлен.
— Куда? — грозно поинтересовался ведьмак, схвативши пятерней за волосы.
— Туда, — Гавел указал на воду, что проглядывала сквозь облака пены.
— Туда всегда успеешь.
И свечу под нос ткнул.
Огонек накренился, вытянулся нитью, но не погас. А Гавел замер, зачарованный переливами его.