Но Н’Ери был непреклонен:

— Да. Ты моя невеста, и я должен содержать тебя.

— Какие у тебя интересные представления о романтических отношениях!

— Это правила хищников, и только. Так что прекрати свои феминистские разговоры. Не переживай, я все оплачу.

— Не надо. Я и сама в состоянии купить себе одежду.

— Измайлова, не усложняй, а собирай вещи. Если мы играем, то играем до конца.

Пришлось напомнить себе об отце, его долге и прочих неприятностях. А с другой стороны, чего я переживаю? Его кто-нибудь заставлял покупать мне вещи? Нет. Сам вызвался — значит, надо ловить момент. Только вот чувство неловкости и неправильности никуда не делось.

— А как же рабочие костюмы? В чем я на работу пойду?

— Кто сказал, что ты будешь ходить на работу?

— До наступления нового года еще пять рабочих дней, — напомнила ему.

— У нас командировка.

— Какая?

В плане и графике никаких командировок точно не было. Я бы точно запомнила, ведь это дополнительная работа.

— Длительная. — Ник тяжело вздохнул. — Измайлова, ну что ты такая упертая? Давай собирай, время позднее. Нам еще ко мне ехать. Завтра тяжелый день.

Хотелось узнать, почему тяжелый, но я сдержалась.

— Хорошо. Как скажешь.

Чемодан был собран за пять минут и оказался практически пустым. Вещи убирать на место времени не осталось, и мой врожденный перфекционист зароптал, не желая оставлять беспорядок. Пришлось наступить себе на горло.

— А туфли? — спросила я, выуживая из шкафа бежевые лодочки.

— Не надо, — бросил Ник, даже не глянув, направился в прихожую, но внезапно остановился. — Измайлова, а белье?

— Что белье? — не поняла я, снимая с вешалки пальто.

— Где твое белье?

«На мне!»

— С ним все в порядке, — схватив сумку, ответила ему, загоняя как можно дальше глухое раздражение. — Покупать не надо.

— Показывай.

— Нет, — вцепившись в сумку руками, я покачала головой.

— Измайлова, я что, белья не видел? Показывай, что у тебя тут. Рейтузы в горошек? — и дернул сумку на себя.

От неожиданности я ее отпустила и недоверчиво на него уставилась.

— Рейтузы?

— Ты же понимаешь, что должно быть на уровне, идеально, — расстегивая молнию, деловито заметил Н’Ери.

— И каким образом твои родственники увидят мое белье?

— А вдруг.

Спорить с ним не осталось ни сил, ни желания, я и так вымоталась, поэтому молча продолжала наблюдать, сложив руки на груди.

И надо было ему достать именно тот самый красный кружевной бюстик.

— Кхм. — Ник потянул его вверх и очень внимательно рассмотрел.

Лифчик покачивался на его пальце туда-сюда.

— Убедился? — забирая предмет нижнего белья и сумку, с издевкой поинтересовалась я.

— Вполне. С бельем у тебя полный порядок, — неожиданно сипло произнес мужчина.

— Благодарю за оценку, — фыркнула я и начала одеваться. — И что бы я без нее делала.

Думать о том, что придется спать с ним уже этой ночью, не хотелось.

Капельки — блестящие, крохотные, притягивающие взгляд — складывались в небольшие ручейки, которые стекали по загорелому мускулистому торсу вниз, прямо к полотенцу, которое висело на бедрах, давая возможность оценить наличие кубиков.

Конечно, Ник Н’Ери был хорош, и в другое время я, может быть, восхитилась бы этой красотой, но сейчас мне больше всего хотелось спать.

Собственно, чего я там не видела. Это два года назад еще могла покраснеть и повздыхать над этой красотой, когда Ник затаскивал меня в примерочную, чтобы я оценила, как на нем сидят новые боксеры.

Ему очень нравилось издеваться над молоденькой помощницей. Поэтому пришлось побыстрее повзрослеть и абстрагироваться. Для пользы общего дела.

Это как с шоколадом. Сначала от него приходишь в восторг, смакуешь, наслаждаешься вкусом. Но стоит съесть за раз пять-десять плиток, и появляется отвращение. Так вот Н’Ери я переела и воспринимала как босса. Красивого хищного босса.

Утверждение, которое не требовало доказательств. Трава зеленая, солнце желтое, а мой босс красивый и сексуальный хищник. И точка.

Прибыв в квартиру Ника в пентхаусе на сороковом этаже, я быстро приняла легкий душ, сетуя, что не захватила свои гели и мыло, переоделась в пижаму с бегемотами и теперь сидела на краешке кровати, всеми силами старясь не уснуть.

Часы показывали три часа ночи.

Глаза слипались, от постоянного зевания челюсть в любой момент могло заклинить, а в голове царил такой туман, что я даже свое имя с трудом вспоминала.

А тут вот явился его совершенное величество в полотенце, с мокрыми волосами, которые торчали в разные стороны, как иголки у ежика, и идеальным телом без грамма лишнего жира.

— Ну, наконец-то! Давай, — вновь зевнув, произнесла я.

— Что давать? — Ник замер посреди комнаты и взглянул на меня.

— Трись, — тоскливо закончила я и добавила: — А то спать очень хочется.

— Ты это серьезно?

— Очень.

Новый зевок, и я протерла глаза, которые вновь решили закрыться.

— Измайлова, ложись спать, — как-то обиженно произнес хищник.

В другое время я бы ему обязательно посочувствовала и пожалела, честно сообщив, что он Мистер Совершенство и за его внимание давно дерутся дамы (действительно, был такой момент на юбилее оперной певицы, две дамы волосы повыдергивали, платья порвали, а он ушел с третьей), но это потом, а сейчас я хотела баюшки.

— Правда? — уточнила у него.

— Правда.

— Спасибо.

Тут же шустро развернулась, упала на подушку, обхватила ее руками, закрыла глаза и моментально уснула, успев отметить, что пахнет наволочка очень вкусно.

…Жарко и щекотно.

Чужая ладонь нежно, но требовательно погладила плечо, опустилась вниз по руке, сминая ткань пижамы. Горячее дыхание с нотками горького кофе и мандарина опалило щеку. Почему-то именно аромат цитрусовых особенно сильно отложился в голове, когда я, находясь на тонкой грани между сном и реальностью, лежала на боку, прислушиваясь к мужчине, который находился так близко, что становилось жарко.

И то, что упиралось мне в бедра, было совсем не пистолетом.

— Ник, — хрипло прошептала я, все еще отказываясь открывать глаза.

— Измайлова, замри. Так надо.

Голос тихий и мурлыкающий.

Ну надо так надо. Я послушно замерла, зажмурилась и постаралась не реагировать на мужчину и его прикосновения.

«Я тучка. Большая холодная тучка… я… лед! Кремень! Я справлюсь!»

Тучка испарилась, кремень рассыпался, а Вика Измайлова задержала дыхание, чувствуя, как горячая мужская ладонь забралась к ней под футболку с бегемотами (смешная пижама не спасла!) и накрыла вздрагивающий живот.

— Измайлова, а тебе кто-нибудь говорил, что ты пахнешь шоколадом?

«Как не пахнуть, когда за время работы с боссом в качестве лекарства от нервного стресса я килограммами его употребляла. Да я сама — одна большая шоколадка!»

Но Н’Ери велел не дергаться, и я невнятно что-то промычала.

— Не думал, что наше сотрудничество может стать таким волнующим и интересным.

Рука поползла выше, но до груди не добралась, замерла совсем рядом и раздразнила. Тело отреагировало должным образом. Соски стали чувствительными и при соприкосновении с тканью футболки болезненно заныли.

— То-р-р-ри, а я ведь чувствую, — шепнул Ник и повел носом у шеи, вызывая щекотку.

Я тоже чувствую. Вот щекотка от шеи перешла на нос, да такая сильная, что у меня дыхание перехватило. А Н’Ери еще взял и подул за ушко.

Щекотка стала совсем невыносимой.

— Ник, — сдавленно простонала я, замирая и боясь пикнуть.

— Мм?

— Я хочу…

— Да-а-а?

— Чихнуть…

Молчание.

Рука, которая выводила круги на животе, замерла.

— И что?

— Ну, ты же сказал не двигаться, — из последних сил просипела я.

— Измайлова!

Вот зачем так рычать. Напугал ведь.

И я это сделала.