Кузнец замер в изумлении, ибо впервые видел Хоромину при таком освещении. Он стоял и смотрел на здание, забыв обо всем на свете, и мог бы простоять так хоть до утра, когда бы не Альв. Мастер Повар тронул Кузнеца за плечо и повел за собой в обход Хоромины, к задней двери. Темным коридором они прошли в кладовую, Альв зажег высокую свечу, открыл буфет и снял с полки черную шкатулку, подновленную и украшенную серебряной вязью.
Крышка откинулась. Отделения внутри шкатулки были заполнены всяческими пряностями, пустовало одно-единственное, в уголке. От пряного аромата на глаза у Кузнеца навернулись слезы, он прижал руку ко лбу — и звезда сама легла ему на ладонь; вдруг он почувствовал боль, да такую резкую, что слезы сами собой полились из глаз. Звезда ярко сияла у Кузнеца на ладони, но слезы застилали ему взор, и он различал разве что тусклое пятнышко света, размытое и неизмеримо далекое.
— Я плохо вижу, — сказал Кузнец. — Положи ее сам.
Он протянул руку. Альв взял звезду с его ладони и опустил в шкатулку, и звезда мгновенно погасла.
Кузнец молча повернулся и на ощупь двинулся к двери. Едва он переступил порог кладовой, как зрение нежданно возвратилось. Уже пали сумерки, на безоблачном небе, рядом с луной, сверкала вечерняя звезда. Кузнец на мгновение застыл, залюбовавшись величавой красотой небес, и тут ему на плечо легла рука. Он обернулся.
— Ты расстался со звездой по доброй воле, — промолвил Альв. — И потому я открою тебе, кому она достанется, — если, конечно, ты все еще хочешь это узнать.
— Да, хочу.
— Кого ты назовешь, тот ее и получит.
Пораженный этими словами, Кузнец надолго задумался.
— Хорошо, — нерешительно проговорил он. — Только вот не знаю, придется ли тебе по нраву мой выбор. По-моему, со стариком Ноксом у вас давние
нелады... На Пиру будет его правнук Тим, из таунсендовских Ноксов. А Ноксы из Таунсенда — они совсем другие.
— Верно подмечено, — согласился Альв. — У Тима мудрая мать.
— Еще бы! Она сестра моей Нелл. Но не в родстве дело. Тим — хороший паренек. Не то чтоб оно само собой разумелось, но...
Альв улыбнулся.
— С тобой было так же. Не беспокойся, я тоже выбрал Тима.
— Тогда зачем ты меня спрашивал?
— Так пожелала Королева. Будь твой выбор иным, я бы уступил.
Кузнец долго смотрел на Альва. Потом вдруг низко поклонился.
— Наконец-то я понял, государь, — сказал он. — Вы оказали нам великую честь.
— Меня щедро отблагодарили, — отозвался Альв. — Ступай с миром!
Дом Кузнеца стоял у западной околицы. Кузнец еще издали заприметил своего сына. Нед только что управился с дневной работой, запер дверь кузни и глядел на белевшую в сумерках дорогу, по которой его отец обычно возвращался из дальних скитаний. Заслышав отцовские шаги за спиной, Нед удивленно обернулся, бросился навстречу и крепко обнял Кузнеца.
— Я жду тебя со вчерашнего вечера, отец! — воскликнул он. В его глазах промелькнуло беспокойство. — Ты сильно устал, да? Далеко ходил?
— Очень далеко, сынок. Я проделал весь путь от Восхода до Заката.
Отец и сын вместе вошли в дом. Внутри было темно, в очаге теплился слабый огонек. Сын зажег свечи и присел у очага рядом с отцом. Оба молчали: Нед ждал, чтобы заговорил отец, а того лишило слов тяжкое бремя усталости и утраты. Наконец Кузнец будто очнулся, оглянулся по сторонам и спросил:
— Почему ты один?
Сын пристально посмотрел на него.
— Как почему? Мама пошла к Нэн, в Малый Вуттон. Малышу ведь сегодня два годика исполнилось. Они думали, ты тоже придешь.
— Я собирался, Нед, правда собирался, но меня задержали в дороге. Да еще надо было кое-что обдумать, вот и вышло, что я не успел. Зато принес маленькому Тому подарок!
Кузнец сунул руку за пазуху и вытащил кошель из мягкой кожи.
— Вот мой подарок, Нед. Старик Нокс, пожалуй, назвал бы его пустяковиной, но эта пустяковина — из Волшебной Страны.
Он раскрыл кошель и достал из него игрушку. Тонкий серебряный стебель, три серебряных цветка с изящными чашечками-колокольцами. Когда Кузнец качнул стебелек, колокольцы тихонько зазвенели, и пламя свечей вдруг замерцало, а потом на миг сделалось белым.
Потрясенный Нед глядел на игрушку, широко раскрыв глаза.
— Можно, отец? — Он осторожно принял вещицу и стал разглядывать серебряные цветки. — Настоящее чудо! Отец, они же пахнут! А запах такой знакомый... очень знакомый... нет, не вспомнить.
— Да, стоит колокольцам прозвенеть, они сразу начинают пахнуть. Не бойся, Нед, ты ее не сломаешь. Это ведь детская игрушка, а значит, и сломаться не сломается, и ребенка не поранит. — Кузнец забрал цветок, положил его обратно в кошель и спрятал кошель за пазуху. — Завтра возьму с собой в Малый Вуттон. Может, Нэн с Томом простят меня, и мама тоже простит. А малышу Тому не приспело еще время считать дни... недели, месяцы и годы...
— Верно, отец, непременно сходи. Я бы с тобой пошел, да у меня дел невпроворот. Работы много, а завтра будет и того больше. Я потому и сегодня дома остался — ну, и тебя, конечно, ждал.
— Нет, сын Кузнеца, так не годится! Пора и тебе отдохнуть. Пускай я стал дедом, руки у меня еще крепкие. Пусть несут работу! Будем управляться в четыре руки, каждый день, с утра до вечера. Я больше никуда не уйду, Нед. Не уйду надолго... Понимаешь?
— Так вот оно что, отец! А я все гадаю, куда звезда подевалась! — Нед взял отца за руку. — Тяжко, да? Знаешь, отец, может, это и к лучшему? Для нашего дома, для всех нас? Не печалься, прошу тебя, Мастер Кузнец! И научи меня всему, что тебе ведомо, — всему, что знаешь и умеешь сам.
Они вместе поужинали и долго еще сидели за столом: Кузнец рассказывал сыну о своем последнем путешествии в Волшебную Страну и о многом другом, что только приходило ему на ум, — но о том, что сам выбрал нового хранителя звезды, не обмолвился ни словом.
Под конец разговора сын спросил:
— Отец, помнитпь тот день, когда ты принес Живой Цветок? Помнишь, я сказал, что тень у тебя как у великана? Выходит, глаза меня не обманули. Ты и вправду танцевал с Королевой Волшебной Страны. И все же ты отдал звезду... Надеюсь, она попадет к достойному, и он хотя бы скажет спасибо...
— Кому? — невесело усмехнулся Кузнец. — Это особые дары, они приходят тайно. Ну да ладно, что сделано, то сделано. Звезду я отдал, отныне моя забота — молот да щипцы.
Как ни удивительно, но старый Нокс и через столько лет не забыл о звезде, таинственно исчезнувшей из Праздничного Пирога. Годы брали свое — он растолстел и обленился и ушел на покой, едва ему стукнуло шестьдесят (хотя среди вуттонцев этот возраст вовсе не считался преклонным). Теперь-то ему было под девяносто и раздобрел он так, что стал похож на пузатую бочку, а все потому, что меры в еде не знал и по-прежнему был падок на сладкое. Днями напролет сиживал он в своем кресле и глазел из окна, в погожие деньки выбирался на крыльцо и вставал с кресла только для того, чтобы пересесть за стол и чего-нибудь откушать. Он частенько судачил с соседями, тем паче что обо всем на свете имел собственное мнение и всегда был готов его высказать, лишь бы нашелся повод; в последнее время все разговоры Нокса неизменно сводились к тому Праздничному Пирогу, который он когда-то испек собственными руками (вот этими самыми, не извольте сомневаться). Пирог виделся ему даже во сне.
Изредка к Ноксу захаживал Подмастерье — что называется, перекинуться словечком-другим. Старик по-прежнему называл Альва Подмастерьем, себя же продолжал величать Мастером, и Подмастерье иначе к нему не обращался, что говорило в пользу юнца, хотя, конечно, бывали у Нокса собеседники и поприятнее.
Однажды, после плотного обеда, Нокс сидел на крыльце в своем кресле и клевал носом. Вдруг он проснулся — и увидел перед собой Подмастерье. Тот молча смотрел на старика.
