— Да что ты говоришь, — насмешливо расфыркался Зяма. — А ты хоть раз их посвящала в то, что сила у тебя родовая?

 — Эм, — я растерянно принялась теребить косу, — какая ж она родовая, если в семье я одна ведьма?

— Все с тобой ясно, — фамильяр легко перебежал на другое плечо, скатился к сгибу локтя, чтобы добраться до ладони. И как кусит! — Чего вопишь? Не больно же. — А я не вопила. Я возмущалась. Только слова не успела подобрать, поэтому ограничилась звуками. — А нечего так плебейски волосы теребить. Ты теперь ведьма уважаемая с фамильяром. Учись себя подавать.

Я дико извиняюсь, но как подавать? Под соусом или с яблоками? А блюдо какое брать: простое или расписное?

— А ничего что грязная сижу в кустах? Как это, по-твоему, можно подать? — ядовитым тоном поинтересовалась я.

— Как работу, — Зяма снова забрался на плечо. — А вот волосы теребить — признак неуверенности в себе.

— Я тебя умоляю, — всплеснула руками, чуть не отправив хомяка в полет, — в Бздыжниках уже давно сложилось мнение обо мне. Местами даже лестное.

— Еще раз кусить? — иронично поинтересовался Зяма. — Нет? Тогда встаем и двигаемся к избушке. Там есть умывальник. Я все-таки сделаю из тебя приличную ведьму.

Я тактично решила умолчать, что подобного словосочетания Мать-Природа изначально и не закладывала.

Через порог родного дома я вползала из последних сил. Если бы не зудящий над ухом фамильяр, давно бы плюнула и перешла на четвереньки.

Только успела отдышаться, умыться и заткнуть Зяму морковкой, как снаружи раздалось:

— Ведьма, а, ведьма!

Хомяк аж подавился от наглого свиста. Нас в Академии учили, что дом полагается обнести охранной заговоренной оградой. Вообще замечательно, если получится черепами ее украсить.

Моя же избушка не имела даже хлипенького забора. Зачем, если жители Бздыжников и так из суеверий и близко не походят. Один староста, как самый смелый (или назначенный), может безбоязненно переступать порог моего дома. Еще раз спасибо ему за сюрприз. Вон на стене висит. Я попыталась шкуру отодрать (под ехидные комментарии Зямы), чтобы переместить ее на пол. А то ночью встала попить и чуть не отошла с непривычки в мир иной, когда лунный свет подсветил замершие глаза. Но приколочен подарок был на совесть. Фамильяр, конечно, предложил отрезать ему голову, но пока к столь садистским методам моя душа готова не была.

Вопли снаружи не утихали.

— Ну? — я облокотилась на подоконник. — Вот вам ведьма. Чего надо-то?

Целая толпа из трех мужиков с мокрыми штанами зашушукалась. В итоге вперед вытолкали самого сухого, прижимающего к груди ловушку с одним раком.

— Там это, — он мотнул головой в сторону леса, — в заводи. Русалка!

— Серьезно? — Зяма аж с подоконника чуть не навернулся.

Я лишь дернула уголком рта. Знал бы фамильяр сколько раз мне приходилось усмирять домовых, банников, лешего и прочую нечисть, существующую исключительно в богатом воображении жителей Бздыжников.

Утро нового дня я встречала, нежась на мягкой перинке, под вздохи Зямы. Фамильяр сидел на окне и с тоской смотрел вдаль. И заметив, что я проснулась, решил будто страдать одному негоже.

— И вот как из тебя в таких условиях сделать приличную ведьму? — с надрывом в голосе вопросил хомяк. — Вот чем мы вчера занимались? Выясняли, кого приняли подвыпившие мужики за русалку! — Пошла девушка в лес по ягоды. Захотела искупаться. Кто ж знал, что в кустах троица на другом краю заводи ловит раков? Она шум услышала и нырнула. А деревенские хорошо плавают. В общем, оставила о себе в напоминание только круги на воде. А как она за кустами на берег выбиралась, принявшие на грудь уже не видели. — Потом снимали не существующую порчу. Затем пришел мужик этот… Дорн вроде. Ну что я тут могу сказать: зуд в пятке — это серьезно. Ампутация однозначно. Далее принесли крынку скисшего молока, чтобы ты посмотрела, почему-то испортилось. Еще был крот, посягнувший на огород. Тебя просили его прогнать. К соседям. И апофеоз — пропавший порты, которые жена старост вывесила для просушки. Вот тут нам пришлось поднапрячь соображалку и найти их… пожеванными козлом. В канаве.

— Ну как-то так, — согласилась я с фамильяром. Пугать Зяму тем, что это был, по сути, спокойный день, я не стала.

— А еще, — он воинственно подпрыгнул на месте, — я посмотрел твои настойки. Преимущественно там от диареи и для желудка. Я прошу прощения, но здешний контингент только ест и гадит?

— Не правда, — обиделась я за бздыжников. Они хорошие, когда меня не трогают. Вон шкуру подарили. — Там еще и снотворная настойка была.

— И спят, — поставил точку в споре Зяма.

— И что ты предлагаешь? — пришлось вылезать из-под уютного одеяла. — Сжечь Бздыжники? — не люблю я подобные диспуты с утра. Они вредны для кожи и нервных клеток.

Зяма аж подавился от открывшихся перспектив:

— Зачем же так радикально? Проще чтобы староста отправил в Ковен отказ от ведьмы.

— Вот и говорю — сжечь, — с мрачной решимостью я побрела к умывальнику. — Они, знаешь, сколько без ведьмы жили? И сколько им следующую ждать придется? Нет, мирно мы точно не разойдемся.

В такое утро как не порадовать себя блинчиками? И пока я возилась возле печи, Зяма что-то бухтел тихонько. Подоспевший самовар совпал и с концом страданий хомяка.

— Да что я, фамильяр в шестом поколении, с трудностями не справлюсь?! — рыжая шерстка даже распушилась от воинственного настроя. — Подумаешь тут все животами страдают. Зато нам равных в настойках не будет! А родовую магию можно натренировать… на жуках, которые клубни жрут. А еще глядишь и какие разбойники подвернуться. Вообще красота.

 Я в ответ лишь еле слышно хмыкнула. Бедные, бедные жуки еще никогда их так цинично не истребляла ведьма с нестабильной родовой магией.

Под ложечкой неприятно екнуло. Ведь до того момента как Зяма стал законченным оптимистом, я в серьезно его слова о наследственной силе и не воспринимала. Но то, как самоотверженно он принялся убеждать самого себя, намекнуло о больших проблемах.

Но придаваться унынию в такой погожий, солнечный денек не в моем духе. Поэтому я просто решила заесть стресс.

Деликатный стук в дверь меня озадачил. Староста всегда лупит кулаком так, что я всерьез опасаюсь остаться с пустым проемом. Другие же предпочитают голосить с улицы.

— Входите, — крикнула я, спешно вытирая руки.

Личность, забредшая на порог моего дома, была мне не знакома. Высокий, белобрысый, в одежде боевого мага и с мечом. Одним словом, не местный. Только как бы сказали в Бздыжниках — худенький и бледненький.

— О, — обрадовался Зяма, — мученик Брунгильды явился.

— А? — я от удивления чуть чашку на пол не смахнула.

— Ты, наверное, хотел сказать «ученик», Залман? — мягким бархатным тоном спросил гость.

— Я что хотел, то и сказал, — хомяк с деловым видом полез в блюдечко с вареньем. — М-м, грушевое. И теперь меня зовут Зяма.

— Как? — светлые брови поползли на лоб. — Кто посмел?

— Моя новая ведьма, — сдал фамильяр без зазрения совести. Еще и лапкой в мою сторону ткнул. — Иви Соврен.

— Но…? — белобрысый нахмурился. Тонкий нос при этом забавно сморщился. — У меня медальон.

— А у меня — кровь, — брякнула с расстройства я.

— Поздравляю, — в конец растерялся гость. — Но я чего-то не понимаю. Залман… Зяма, почему вернувшись после того, как Брунгильда меня отправила на месяц домой проведать семью, я узнал, что наставница мертва, дом продан, фамильяр отдан по завещанию какой- то посредственной ведьме?

Ишь ты умник выискался! Недолго думая (а это я умею делать от души), швырнула в него проклятие острого поноса. Это хомяк виноват. Недавно обсуждали и вот засело у меня в голове.

Я даже на секунду успела пожалеть о своей эмоциональности. Все-таки утро, завтрак, а тут этот… с неприятностями.

Но снять проклятие я с блондинчика не успела. А потому что снимать-то было нечего. Оно просто черной пылью осела у его ног!