— Как будто меня хватил музыкальный сердечный удар. Понимаете?

Майкл отрицательно покачал головой.

— Ну, в общем, мне стало не по себе. Я вышла из квартиры на лестничную площадку, а под ногами ничего не было, кроме лужи ртути — живое серебро, представляете? И я пошатнулась. Ступила на эту ртуть. А очнулась уже здесь.

Она поставила кружку и вытерла губы пальцем.

— С тех пор не люблю лестниц, хоть и живу на верхнем этаже.

— Это случилось два года назад? — спросил Майкл.

— Примерно. Ну а вы как здесь очутились? Хенрик рассказывал, но я хочу услышать из первых уст.

Уверенность Майкла в себе, приобретенная, как он полагал, за недели тренировок, растаяла в присутствии Элины, такой молодой, свежей, — настоящей живой девушки. Майкл запинался и путался, но худо-бедно описал свои приключения. Когда он умолк, Элина подошла к оконцу. Пробивавшийся сквозь занавеску свет падал на ее лицо.

— Мы ведь ничего не понимаем в этой жизни, правда? Я решила, тут что-то вроде чистилища для тех, кто слишком много занимался музыкой и мало бывал в церкви. То есть сначала я так думала. По наивности.

— У многих людей тут на первых порах возникают религиозные фантазии, — заметил Саварин. — Я изучаю это явление.

— Ты все изучаешь.

Маленькая ладонь Элины коснулась руки Саварина. Майкла кольнула ревность.

— Вы из Нью-Йорка? — проговорил он.

— Из Бруклина. А вы?

— Из Лос-Анджелеса.

— О Бо-оже, — протянула она, качая головой. — Чокнутый калифорниец. Я почти ничего не слышала об Арно Валт… как его там? Он когда-нибудь писал серьезную музыку?

— Для кинофильмов.

— И больше ничего?

— Ну, концерт…

— Забавно, я и об этом ничего не знаю.

— Наверно, дело постарались замять. Из-за того концерта у Валтири было много неприятностей.

— Да, музыка — это целый мир. И мне кажется, композиторам достается нелегко, даже тяжелее, чем исполнителям. А чем вы сейчас занимаетесь?

— Тренируюсь, — ответил Майкл, не успев как следует подумать.

— Тренируетесь? Для чего?

— Не знаю. — Он сконфуженно улыбнулся.

Элина, похоже, очень удивилась.

— Надо же знать, для чего тренируешься.

— Ну… чтобы окрепнуть.

— Но вы совсем не похожи на больного.

— Я слабый, — признался Майкл. — То есть мало занимался спортом.

— А, книжный червь вроде Хенрика. Тогда вам повезло, что здесь так мало книг.

— Майкл принес одну с собой, — заметил Саварин.

— Правда? А можно посмотреть?

— Я ее не захватил. — Тема была опасная. Майкл хорошо помнил, какая мина появилась на лице Ламии, когда он упомянул о своей книге. — Это просто томик стихов.

— Жаль, что не о музыке. У меня тут совсем нет практики. — Элина подняла руки и растопырила пальцы, слегка согнув мизинцы. — Вы, конечно, считаете музыкантов ужасно легкомысленными. — Она печаально вздохнула. — Болтливыми.

— Вовсе нет.

— Здесь большинство людей в преклонном возрасте, некоторым уже за сто. Разве не удивительно? Но мало кто выглядит старше Хенрика, а все старики были совсем дряхлыми, когда сюда попали. Мне кажется, все это очень глупо.

— Да, — согласился Майкл, хотя предпочел бы другое слово. Он с трудом заставил себя отвести глаза от Элины. Вдобавок началась эрекция. Он держал руки на коленях и старался думать о чем-нибудь постороннем — умбралах, Элионсе с его всадниками…

— Интересно, сумеем ли мы когда-нибудь все выяснить, — продолжала Элина. Она как будто догадывалась о причине робости Майкла и даже о его тайных помыслах, и это ее забавляло. — Вы долго пробудете у Журавлих? Вам позволят жить в городе?

— Не знаю. Я тут ничего толком не знаю. Как в тумане…

Ему вдруг захотелось прильнуть к этой девушке, рассказать обо всем без утайки. Он с трудом оторвал взгляд от блузки.

— Мне пора идти. — Мысль об Элионсе вернула его к действительности. — Я могу там понадобиться.

— Да, конечно. Извините.

Элина поднялась. Он посмотрел на ее колени, потом на глаза. Вне всяких сомнений, она была красива. Кем же ей доводится Саварин? Просто другом?

— А вы сможете прийти потом? Я бы хотела еще поговорить… вспомнить старые времена.

— Постараюсь, — обещал Майкл. — А когда…э-э… вам удобно?

— Я по утрам работаю. Стираю. — Она показала руки. — Ужас, правда? В Царстве нет никаких приспособлений для облегчения труда. Приходите во второй половине дня. В это время я обычно дома. Приходите.

Она очаровательно улыбнулась. Майкл взглянул на Саварина.

— Ну, я пошел.

— Конечно, — кивнул Саварин. Он тоже собрался уходить.

— Пока, — сказала Элина.

— Пока. — Майкл неловко помахал рукой.

В конце улицы Саварин кашлянул.

— Парень, а ведь ты ей понравился.

Повеселевший Майкл кивнул.

— И теперь, подозреваю, ты будешь реже приходить ко мне с интересными рассказами.

— Все, что узнаю, расскажу, — заверил Майкл.

— Но сначала расскажешь Элине?

Саварин с улыбкой отмахнулся от возражений Майкла.

— Да что ты, я же понимаю. Все довольствуются сиюминутным. Только меня, как проклятого, тянет к долговечному.

Они расстались в предместьях Эвтерпа, и Майкл возвращался в Полугород в крайнем смятении мыслей.

Впервые жизнь в Царстве обрела какой-то смысл, помимо задачи выжить и теперь уже зыбкого шанса вернуться домой. Майкл брел по кривой базарной улочке Полугорода и вспоминал лицо Элины, и губы, и как они двигались, когда Элина говорила.

Он пересек заваленную обломками базарную площадь, подошел к дому Лирга, принадлежащему теперь Элевт, и постучал в дверь. Ответа не было долго, наконец Элевт широко распахнула дверь.

— Привет. — Ее лицо казалось усталым и постаревшим.

— Ты хотела со мной поговорить? — Майкл сравнил странную красоту Элевт с живой прелестью Элины и почувствовал легкое отвращение.

— Хотелось побыть с кем-нибудь. Но если у тебя дела…

— Нет, — сказал Майкл.

Как ни странно, отвращение вдруг уступило симпатии, но довольно прохладной, отстраненной и совсем не опасной. Элевт пригласила гостя в дом и бесшумно затворила за ним дверь.

Интерьер сильно отличался от тех, которые Майкл видел в жилищах людей: массивная деревянная мебель с обивкой и накладками, в дальних от окон углах — канделябры со сладковато чадящими свечами, в центре дома — печь из шамотного кирпича с трубой, уходящей в потолок. Между стенами и трубой на железных карнизах висели занавески с причудливым рисунком, они разделяли помещение на четыре комнаты. Майкл сел на скамью, Элевт — напротив него, у темного камина с латунной решеткой.

— Лирг на самом деле не умер, — произнесла она через несколько минут неловкого молчания.

— Что с ним будет? — спросил Майкл.

Элевт опустила глаза и наклонилась, чтобы поправить ботинок.

— Из него сделают слугу Адонны.

— И что это значит?

— Это значит, что он отдаст свою магию ритуалам. И ослабеет. Гибриды отличаются от настоящих сидхов. Волшебство у нас отнимает силы. И чем больше в нас человеческой крови, тем быстрее мы слабеем.

— А потом?

— Об этом не хочется думать. Во всяком случае, я больше никогда его не увижу. Он был хорошим отцом.

Речь ее была нетороплива и приятна. Чем печальней звучал голос, тем привлекательней казалась Элевт Майклу. Потребовалось совсем незначительное усилие, чтобы сесть рядом с ней и взять за руку. Впервые Майкл почувствовал себя уверенно. Элевт подняла глаза. В них блестели слезы.

— А как умирают на Земле?

Майкл смутился. Ему не доводилось переживать смерть близких людей, кроме Валтири. Все его друзья, родители, дедушки и бабушки были еще живы. Смерть представлялась ему некой идеей, скорее чем-то воображаемым, нежели реально существующим.

— Просто наступает конец, — ответил он. — Все говорят, что у людей есть души, а у сидхов нет, но я знаю, многие с этим не согласны.

— И здесь то же самое, — кивнула Элевт. — Так мне объясняли. Молодежь должна верить тому, что ей говорят, правда?