— Почему вечером? — спросил Майкл. — Ведь это опасней.

Кум фыркнула. Нэр бросила ему голубой плод, похожий на тот, который он уже видел. Майкл повертел фрукт перед глазами. Половина напоминала персик — пушистая, мягкая, только бледно-голубого цвета. Другая половина была темно-синяя, твердая как яблоко и блестящая. Майкл не обнаружил следов плодоножки.

— Ешь, — велела Спарт. Она стояла в нескольких ярдах, возле молодого деревца.

В полдень сидхи вывели коней из рощи. Таракс подошел к Спарт и протянул мешочек сани. Конь уже не мог защитить путников на обратной дороге. Им оставалось полагаться в основном на магию Бири, очевидно еще весьма несовершенную.

Таракс протянул руки, Бири пожал их. Двое сидхов смотрели друг на друга, как старые знакомые, которых к тому же связывали некие священные узы — но не теплые чувства. Таракс первый прервал рукопожатие. Перед отъездом он повернулся к Майклу и окинул холодным взглядом.

— Так это и есть любимец Толстухи? — проговорил он ровным глухим голосом. — И его вместе с моим Бири будут обучать старейшие гибриды?

Вопросы были риторическими. Таракс отвернулся, сидхи оседлали коней. Казалось, тени вокруг деревьев построились парами и унеслись прочь.

Бири вздохнул.

— До тебя он не говорил с людьми много столетий. Последний… Лучше не вспоминать о том, что с ним стало.

Когда тени деревьев удлинились и небо начало менять цвет, Журавлихи вывели Бири и Майкла из леса и направились к югу, чтобы пересечь границу в новом месте. Майкл неотступно следовал за Спарт по высоким влажным травам. За изумрудно-лазоревой саванной показался ряд бурых, словно из неочищенного воска вылепленных, камней. Они сияли в лучах заходящего солнца, как полированное дерево. Высота самого большого достигала тридцати футов, самый маленький был едва ли выше обычной ступеньки. По другую сторону границы почерневшие, растрескавшиеся камни были расположены уже не столь ровным рядом. Нэр подала пример остальным — вскарабкалась на самый высокий валун, затем стала прыгать с камня на камень. Наконец путники оказались у отчетливой линии, которая делила на две части глыбу высотой около десяти футов.

На той стороне всюду лежала пыль. Первым границу пересек Бири. Прямой, точно аршин проглотил, он съехал по гладкому склону. Так же поступили Кум и Нэр. Спарт похлопала по плечу Майкла, взглядом велела последовать примеру других. Майкл пытался подражать изящным движениям Бири, но в конце концов съехал по склону на заду. Затем все побежали вперед, спасаясь от поднятых ими клубов едкой пыли.

— Теперь будем держаться вместе, — сказала Спарт.

Бири достал мешочек сани и осыпал каждого блестящим порошком, что-то бормоча по-каскарски. Они шли на запад, пока сумерки не сменились тьмой. Майкл посмотрел на бледно-оранжевую полосу света у горизонта, на уже черную пыль, на скальные арки и пики и содрогнулся.

— Почему мы остановились?

— Потому что ничего не видно, — ответила Спарт.

На сей раз Бири извлек из складок черно-белого одеяния палочку и принялся чертить на земле круг. Там, где концы линии соединились, он насыпал сани.

— Теперь смотри, — качнула головой Спарт, когда все уселись в середине круга. — Смотри, на что способен в Царстве даже юный сидх.

Бири протянул длинные жилистые руки и коснулся камня указательным пальцем. Мышцы на лице юноши напряглись, губы беззвучно зашевелились. Камень засветился, волнами излучая тепло. Майкла вмиг заворожило это зрелище.

— А я смогу когда-нибудь так? — шепотом спросил он у Спарт.

Она покачала головой, но скорее не отрицательно, а недовольно — вопрос не ко времени. Майкл выпрямил спину и нахмурился. «Смогу или нет?» — спросил он сам себя и поднес ладони к источнику тепла. Хотелось пить — он случайно глотнул пыли, и на вкус она оказалась как гнилое яблоко в самой горькой его части. Давал себя знать и голод, но спрашивать об ужине, конечно, не имело смысла.

Вскоре затекли ноги; Майкл их вытянул и лег. Остальные сидели, глядя на сияние. У Майкла слипались глаза.

Внезапно он проснулся. Все мышцы дрожали. Открыв глаза, он понял, что стоит, и носки его ботинок касаются линии, которую прочертил Бири. Лицо Майкла было обращено в темноту. Что-то заставляло его переступить черту, и что-то другое удерживало.

В сиянии звезд Майкл различил пурпурный силуэт за пределами круга. Стоило моргнуть, как силуэт изменял форму и приближался. Стремление пересечь линию все яростнее боролось с желанием остаться внутри круга. Конечности так дергались, словно он был марионеткой в руках неопытного кукловода.

Пурпурное нечто стояло уже совсем близко, можно было бы сказать, лицом к лицу с Майклом, будь у этого дива лицо. Диво состояло из стопки гладких колец различной величины, некоторые кольца перемещались вверх или вниз. Майкл моргнул, и стопка колец превратилась в нагромождение округлых, неправильной формы капель.

Он снова мигнул и увидел свою мать. Она улыбалась и протягивала к Майклу руки. В следующий раз появилась Элина, попятилась, маня его за собой.

— Все очевидно, да? — заметил Бири, стоявший рядом с Майклом. — Тебе это не в диковинку?

Майкл пожал плечами.

— А что это?

— Аномалия формы. Существо, несовместимое с этим миром. Оно не способно по-настоящему жить в Царстве.

— Ошибка Адонны?

— Божество не совершает ошибок, — возразил Бири. — Что же ты собираешься делать?

Майкл нервно рассмеялся.

— А что я могу сделать?

— Хочешь увидеть его подлинную сущность?

— Я? Нет, не хочу.

— А я их видел уже много раз. Они, как правило, не опасны для сидхов, даже для просвещенных гибридов. Только люди к ним чувствительны. Это Изомаг своей магической силой извлек аномалии из глубоких могил. В Проклятой долине есть кое-что и похуже.

— Мне их следует бояться?

— Еще как. Когда в Землях Пакта рождается человек, одна из этих тварей освобождается. Тело ребенка — это сосуд, пока еще не обретший душу, и стоит недоглядеть, как аномалия формы завладевает им. Это как порча. То же случилось бы и с тобой, если бы ты заночевал вне круга. Неокрепшие души — легкая добыча для тварей из Проклятой долины.

— То есть в меня бы вселился какой-то дух?

— Это не духи. Просто аномалии. И скорее поглощают, чем вселяются. Человеческая душа здесь редкость, она хорошо защищена телом. Когда аномалии разрушают защиту, происходит то, чего не объяснить на твоем языке.

Майкл попытался отойти от границы круга, но не смог.

— Я как будто приклеился.

— Здесь аномалия тебе не опасна. Можешь с нею поиграть — она не может оставить тебя, как и ты не можешь отойти от черты. Поучись у аномалии, если хочешь.

— Я не хочу учиться. Я хочу, чтобы она убралась и оставила меня в покое.

— Сидхи находят им применение, чтобы совершенствовать свой внутренний…

— А мне что до этого! Я не сидх! Сделай, чтобы она ушла! — потребовал Майкл.

— Не могу. Отпустить ее способен только ты сам. — Бири отошел и присел возле раскаленного камня.

— Спарт! — закричал Майкл. — Помогите!

Ответа не последовало, Майклу даже не удалось повернуть голову и узнать, чем заняты Журавлихи. Аномалия теперь приняла облик Элевт. Она казалась очень грустной, словно потеряла что-то важное, а Майкл был в этом виноват. Элевт опустила глаза и превратилась в необычный цилиндр. По его поверхности ползали светящиеся червячки, оставляя за собой огненные следы.

Майкл попытался найти ключ к проблеме в себе самом. Если бы ключа не существовало, Журавлихи не оставили бы Майкла в таком положении. По крайней мере, он на это надеялся. Нужно только как следует подумать…

Нет, для столь чрезвычайной ситуации мысль работала чересчур медленно. А что, если у человека есть какой-нибудь аналог магических способностей, что-нибудь инстинктивное? Майкл прислушивался к своим ощущениям, ждал, но спасительное средство не появлялось.

Цилиндр распался наподобие разрезанного вдоль огурца, в нем оказались внутренности и тонкие кости причудливой формы. Кости соединялись и поворачивались, внутренние органы превращались в жидкость, она стекала через щели на темную землю. Оба сегмента приняли вид извивающихся змей без голов и хвостов. Они свернулись в спирали, расположились вертикально и соединились друг с другом краями.