— Я тоже серьезно, — добавил он.

— Ты милый. Когда тебе надо вернуться? — Ее тон стал деловым, она опять подошла к окну.

— В сумерках.

— Сегодня они могут наступить рано. Хочешь знать, почему мы решили бороться и надеемся на успех?

— Я догадываюсь.

— Надо знать, а не догадываться, — решительно заявила она. — Хочу показать тебе одно место, там довольно неприятно.

— А если я… Хотя нет, все в порядке.

— У тебя желудок не слабый?

— По-моему, нет.

Она посмотрела на него, сдвинув брови, и протянула руку. Майкл взял ее и поднялся.

— Тебе нужно кое-что узнать.

У Майкла радостно забилось сердце. Элина накинула шаль и отворила дверь квартиры.

— У меня есть друзья во Дворе. Они проведут нас. Хочу, чтобы ты кое-кого повидал.

Двор находился в центре Эвтерпа и представлял собой большое по площади, но невысокое кирпичное здание в окружении необычно широких улиц. Элина с сосредоточенным выражением лица шла впереди Майкла.

— Никому это место не нравится, — говорила она. — Я тоже редко сюда прихожу. Чаще всех тут бывает Саварин.

Вход в здание — очень узкий, не шире двух футов, — преграждала плетеная из прутьев дверь — тяжелая, толщиной около фута. Элина потянула ручку, внутри тихо звякнул колокольчик. В кирпичной стене рядом с дверью открылось оконце, из него на пришедших глянул желтый слезящийся глаз.

— Шеребит, это я, — сказала Элина, и дверь со скрипом отворилась.

— Да, мисс Элина. Чем могу помочь? — На пороге стояла желтолицая полная женщина в длинном сером платье. Она сложила руки на груди и уставилась на Майкла без особой симпатии и уж тем более без доверия.

— Это друг, — пояснила Элина. — Я бы хотела, чтобы он осмотрел Двор и повидал Ишмаила. Майкл, это Шеребит.

Майкл подал руку.

— Очень приятно познакомиться.

Женщина покосилась на руку, поморщилась и отворила дверь шире.

— Заходите, — произнесла она смиренным тоном. — Сегодня он спокойный. Другие, на него глядя, тоже поутихли. И на том спасибо.

Шеребит повела посетителей темным коридором, где стены, пол и потолок были выложены из кирпичей цвета навоза. Немного света проникало через узкие щели, прорезанные в стене с интервалами в шесть-семь шагов; кроме того, между щелями горели в нишах восковые свечи. Пахло плесенью, хотя пол и стены казались чистыми. Шеребит шла первой, за ней следовала Элина, и замыкал шествие Майкл, которому все время хотелось оглянуться назад.

В коридоре царила тишина. В его конце оказалась еще одна тяжелая плетеная дверь. На ней снаружи висело несколько стеклянных колокольчиков.

— Сигнализация, — пояснила Элина и щелкнула ногтем по одному из них. Зазвенели все сразу.

За дверью лежал внутренний дворик площадью около десяти квадратных футов, также мощенный кирпичом и лишенный каких бы то ни было украшений. В каждой из четырех стен было по двери. Шеребит приблизилась к двери на противоположной стороне двора и отодвинула засов. Когда дверь со скрипом отворилась, Майклу в ноздри хлынул тяжелый запах сырости, как из полной нечистот выгребной ямы.

В зловонном помещении тускло горели свечи. В стенах не было щелей, но через вентиляционные отверстия в потолке проникали слабые отсветы дня.

Противоположная стена скрывалась во мраке. Низкий потолок поддерживали кирпичные столбы четырехугольного сечения, с оплывшими свечами на каждой стороне. В полу были вырыты ямы шириной около десяти футов и выложены кирпичом и плиткой. Майкл насчитал их семь.

— Камера номер три, — сказала Шеребит. — Я ее называю Главной Воющей Камерой, из-за Ишмаила. Он тут заводила. — Она указала на скамейки возле углублений. — Когда Двор только построили, все думали, родители будут иногда навещать своих детей. Нет, никто не приходит. Только я да служитель. Я тут смотрительница. — Она обнажила в улыбке неровные желтые зубы. — Кроме меня, никому до них дела нет, никто о них не заботится, служитель разве только.

— А Саварин? — вежливым тоном напомнила Элина.

— Этот-то? Ну, у него тут свой интерес. Иногда он расстраивает детишек. Не люблю я Саварина. Послушал бы их ночью, когда они чуют зов из долины. Нам-то его не слыхать. — Она показала на свои маленькие уши, свернутые в трубочку и прикрытые длинными прядями седых волос. — Это зов их родичей. Тела ничего не значат. Важно, что в бутылке, а ее форма и этикетка не играют роли.

Она подвела их к центральной камере. По пути Майкл заглядывал и в другие углубления, проходы между ними были всего в ярд шириной. Трудно сохранять спокойствие, когда с обеих сторон затаилось неведомое. В каждой камере он видел бледное существо в полулежачей позе. Некоторые существа были с ребенка, иные — крупнее. Разглядеть их как следует Майкл не успевал.

Шеребит склонилась над центральной камерой.

— Ишмаил, — позвала она тихонько. — Ишмаил, ты дома?

В полумраке шевельнулась худая серая фигура.

— Да, матушка, — ответил густой низкий голос с оттенком безмерно глубокой печали. Он вызвал у Майкла странное чувство.

— На самом деле я ему не мать, — осклабилась Шеребит. — Но, кроме меня, он никого не знает.

— Ишмаил. — Элина опустилась на колени у края ямы.

Ее глубина примерно равнялась ширине, стены были облицованы гладкой плиткой. Ишмаил пребывал в чем мать родила, и в камере напрочь отсутствовала мебель. Лишь три сосуда — для еды, воды и нечистот — стояли рядком у стены.

— Что?

Глаза Майкла немного привыкли к темноте, и он разглядел лицо Ишмаила, округлое и слишком маленькое для столь длинного тела. Руки начинались худыми плечами, затем причудливо утолщались в предплечьях и заканчивались большими кистями.

— Мы хотим задать несколько вопросов, — продолжала Элина.

— Ко мне только за этим и приходят.

— Он тут с самого рождения? — шепотом спросил Майкл.

— Почти, — ответила Элина. — Родился еще во время Войны. Он один из первых.

— Время идет, — заметил Ишмаил. — Вопросы.

Он сел, прислонившись к стене, и вытянул на полу бледные ноги.

— Кто ты?

— Плод греха. Побочный продукт похоти. Вместилище абсолютного зла, которое надо держать взаперти в течение всей его бесконечной жизни. Ходячая жертва аборта.

— Не слушай эту чушь.

Элина взглянула на Майкла, желая узнать, какое впечатление на него произвел Ишмаил, и снова обратилась к узнику:

— Кто ты?

— Недоносок! — Ишмаил повысил голос. — Рожденной мужчиной и женщиной.

— Ты убил своих родителей.

— Не помню. — Смущенная улыбка.

— И пытался убить других.

— Ты очень много знаешь.

— Кто ты? Как твое имя?

— Зови меня…

— Хватит, — спокойно заявила Шеребит. — Его имя Пайним. Он один из отпрысков Адонны.

— Пэйним, Ишмаил — какая разница?

— Он завладел телом ребенка, когда тот родился. Ведь здесь нет душ. — Шеребит принялась ходить вокруг ямы. — Я одна только и забочусь о нем.

— Адонна заботится! — провыл Ишмаил. — Он породил меня…

— Похоронил тебя, — проворчала Шеребит за спинами Элины и Майкла. Им пришлось посторониться, и Майкл оказался в неприятной близости от края ямы.

— Адонна освободил меня!

— Ты явился из Проклятой долины. И с тех пор зовешь своих друзей, которые там остались.

— У меня нет друзей. — Глубокая печаль в голосе.

— Так что же ты собой представляешь? — спросила Элина.

— Я из иного времени. Увяз в этом мире. Получил форму от Адонны. Я — Ишмаил.

— А что ты умеешь?

Дитя покачало головой и едва заметно усмехнулось. В помещении было душно, и Майклу очень хотелось выйти на свежий воздух.

— Созерцаю Царство. Предвижу будущее.

— Что ты предвидишь?

— Мятеж.

— Когда?

— Скоро, скоро.

— И кто победит?

Майкл глянул на Элину, потом на Шеребит.

— Пакт будет нарушен. Элионс потеряет все.

Элина просияла.

— Уже второе пророчество! То же самое он сказал Саварину. Мы победим!